Амалия и Белое видение (с иллюстрациями) - Чэнь Мастер. Страница 17

– Динамит. Ах, вот, значит, что. Конечно, динамит.

– Наконец-то. Вы же сами сказали – кто играет с динамитом… Но тут моя голова отказывается работать дальше, Элистер.

– Моя голова, с помощью вашей головы, выстраивает цепочку. Нас видели вместе у взятого полицией нелегального склада с динамитом. Уайтмен еще раньше отправился в такое место, где есть динамит. И там его убили. Но он успел сообщить…

– Вы уверены, Элистер? Об этом складе, возможно, сообщил тот самый осведомитель, который потом следил за вами. За нами, точнее. Их за этим и держат – следить, сообщать. Но и он был тоже убит. После Уайтмена. Возникает вопрос: тут явно – динамитное дело, но при чем здесь ваша четверка? Она приехала по этому делу – или совсем по другому?

– Если судить по поведению обычной местной полиции, то они не имеют понятия. Так что оба варианта подходят. Мы могли приехать по одному делу, а другое – динамитное – дело все испортило. И тут уже отказывается работать моя голова.

– Однако две наши бедные головы неплохо поработали для одного раза, Элистер. И как жаль…

– Мы же собрались сделать невозможное. Ну, и давайте это делать дальше. Сегодня мы танцуем в «Раннимеде». Завтра я беру чемодан и сажусь на проклятую посудину. Но, Амалия, нас разделяет всего лишь какой-то там Бенгальский залив. Способ первый: я разговариваю со своим начальством и прошу вернуть меня сюда. Расследовать дело, что угодно… Способ второй: есть отпуска, пусть даже за свой счет. Вы говорите, мы друзья? Ну, и почему я не могу съездить на неделю в соседнюю колонию повидать друга?

– У вас отлично получается с невозможным. Поэтому вы и meu amigo.

– Ваш португальский все понятнее и понятнее.

– А кроме того, я не зря привела вас сюда. Мы – на склоне знаменитого Холма журавля, и там, где башня – это ключевая точка, глаз журавля. Даосы говорят, что сюда приходят, чтобы достичь просветления. У нас оно налицо.

– Вы преувеличиваете. Дело не раскрыто. А все потому, что в таких местах мне хочется тихо, даосам и буддистам назло, петь «харе Рама, харе Рама…»

– Вы хотя бы принадлежите к Церкви Англии?

– Вообще-то, кажется, да. А вы, конечно, католичка?

– Еще как.

– Пусть это будет самой большой нашей проблемой.

– Просветление придет, Элистер. Мы сейчас пойдем вниз через Ворота облегчения души… Можно взять вас под руку, пока мы спускаемся? У вас могут быть проблемы даже из-за этого, кстати… Так вот, Пенанг – это вообще такой остров, где сходятся стрелы рока. И раз уж вы сюда приехали, значит, и вас коснулась рука судьбы. Вот я расскажу вам историю… Видите, там такая штука с рогами – называется троллейбус, мы идем к нему… Наша гордость. Трамваи уходят в прошлое. Так вот. Вы уже гуляли вокруг Форта Корнуоллис?

– И по всей Эспланаде, мне не хватало вас.

– С ним связаны две истории. Одну расскажу как-нибудь потом… ах, вы ведь уезжаете… а вторая – про одного молодого британского полковника, который приехал сюда с десантом морских пехотинцев – почти как вы, Элистер, – собираясь высадиться у стен Манилы и отобрать у проклятых испанцев Филиппины. В 1800-м году. А поскольку команды воевать с испанцами все не было, полковник – его тогда звали просто Уэсли – застрял тут и начал улучшать здешние фортификации. На бумаге. Он, правда, посоветовал перенести форт на пару миль к югу, но без этого обошлось. Зато по его письмам в Лондоне все наконец поняли, что Пенанг – ценная штука для британской короны, и город решили сохранить. Да-да, в тот момент были разные мысли насчет его судьбы – ведь поселению было всего четырнадцать лет. Полковник уехал, как уедете вы…

– Амалия, у меня заранее шевелятся волосы на голове – что с ним стало, с этим Уэсли? Его выгнали со службы за дружбу с евразийками?

– Пусть бы попробовали. Он победил Наполеона. К тому времени, правда, его называли уже по-другому – герцог Веллингтонский… Здесь такой остров, Элистер.

Пауза. Мелькание банановых листьев и наклонных стволов кокосовых пальм за окном.

– В восемь у входа в «Раннимед»? Сегодня не нужны вечерние костюмы. А то у меня его с собой нет.

– Восемь, да? «Какой удивительный свет появляется в ее глазах…»

– «…когда моя детка улыбается мне».

– И весь бэнд вместе – па! Па! Па!

…Пока мы ехали на задумчивом троллейбусе в город, констебли вылавливали из черной слизи сточной канавы на Чулиа-стрит два тела.

Одно – с торчащими из глазницы палочками для еды. У другого палочек не было, лишь кровавая дыра на месте глаза.

Эндрю Уэтерботтом и Гарольд Финк. Два молодых человека из Калькутты, приехавших за пару дней до Элистера и Корки. Служащие бенгальской полиции.

Я этого не знала до момента, пока в моем домике со стеклянным шаром не раздался звонок от Элистера, для которого, понятное дело, танцы теперь уже точно были неуместны.

О ПОЛЬЗЕ СОУСОВ ДЛЯ МЯСА, ГРИБОВ И ОВОЩЕЙ

Утро, все как всегда: неторопливо разворачиваемая на балконе, на кофейном столике, респектабельная газета. К ней – кофе из чашки белого веджвудского фарфора, с пастушками и овечками. Золотые лучи, пытающиеся пробиться в этот громадный тенистый туннель ветвей, который представляет собой наша Келавай-роуд с ее двухэтажными домиками среди садов.

Для того чтобы чувствовать себя утром полноценным человеком, мне не хватает только очков в тонкой золотой оправе – но что же делать, если у меня хорошие глаза.

И – хочется сказать: «как всегда» – в «Стрейтс Эхо», на первой странице, ничего про новое несчастье, обрушившееся на многострадальную полицию. На остальных тоже. Элистер не сообщил мне накануне, по сути, ничего, кроме слов «опять все то же, кошмар полный, все допросы с самого начала, потом расскажу».

Я тогда не представляла, что эти убийства ввергли розовое здание на углу Бич-стрит и Лайт-стрит в состояние такого отчаяния, что даже гордая «Стрейтс Эхо» в лице господина Биланкина задумалась: что делать – сообщить все как есть, рискуя вызвать тотальную панику в городе, или проверить факты получше, подумать, в каких выражениях их обнародовать… в общем, на целые сутки сделать вид, будто ничего не было?

То есть утром я знала только одно: что бы там опять ни произошло, со мной и Элистером – то есть с нами, особенно если мы вместе – никоим образом не может случиться ничего плохого. Правда, к этому моменту я уже чувствовала абсолютно отчетливо, что угроза существует для нас обоих, пусть непонятная, зато реальная. Но… но ведь это же были мы! А раз так, то в итоге – после сложных приключений – с нами могли случиться лишь самые восхитительные события.

Вот они и начали происходить. Судя по всему, Элистер не уедет сегодня, да ведь и завтра тоже не уедет, потому что расписание на Калькутту… что там в нем значится (шуршание газеты, спугивающее нахального Афонсо)… Итого – как насчет трех дней? Да это же просто подарок – еще три дня изображать из себя опытную, если не сказать хуже – известную, шпионку!

За эти дни, подумала я, слушая чириканье птиц в саду, можно наговориться о чем угодно – о камнях Форта Корнуоллис и стенах португальской Фамозы в городе моих предков – Малакке…

Тут я задумалась совсем не о камнях, а о том, почему жизнь устроена так обидно: в Элистера Макларена следовало бы влюбиться как в мужчину – длинного, с немодной лохматой головой (я представить себе не могла его с обязательным приглаженным прямым пробором и моноклем). И еще, видимо – с приятными кустиками волос на груди.

Я попыталась вообразить эти кустики – и ничего особого не ощутила.

Потому что одни мужчины – роковая загадка, голос или запах их тела волнует так, что начинаешь краснеть от собственных мыслей. А тут – нечто совершенно иное, ну, вроде как собрат-студент, встретившийся через пару лет после Кембриджа. Расстаешься с ним вечером – а уже утром грызет досада: за ночь в голову пришла потрясающая мысль, ее можно было бы высказать Элистеру, а он бы ответил, наверное, вот что… И никакого тебе желания трепетно прижаться к железным мускулам его груди и ощутить бедром (а в нашем с ним случае, наверное, животом) его растущее волнение. Мало ли что у него там растет – пора посмеяться над французскими собаками и зелеными змеями, что куда интереснее.