Амалия и Белое видение (с иллюстрациями) - Чэнь Мастер. Страница 49

Я задумалась, удивилась множеству пришедших в голову неожиданных мыслей, затем продолжила путь в «Стрейтс Эхо» – оставалось три ступеньки.

– …Вы лишь частично поняли мой призыв к просвещенческой деятельности, госпожа де Соза, – Джордж Биланкин улыбался своей сладкой улыбкой. – Проще говоря, вам надо быть ближе к читателю. Писать тупыми, короткими фразами.

– А они не оттолкнут умных читателей? – успела вставить я.

– Их можно перемежать умными и длинными фразами, но пореже. Тогда лучшая часть читателей поймет, что ваша простота – это уступка иной части аудитории, менее утонченной. И от этого интеллектуальный читатель еще больше преисполнится уважением к себе. Но давайте скажем все же, что иной раз вы ведете беседу сама с собой, не ожидая понимания от прочих. Структура вашего очерка рыхлая, множество повторов, масса лишних эмоций, неясностей и досадных упущений.

Тео сидел на своем высоком табурете, как птица-носорог, с явным удовольствием поводя головой туда-сюда.

– Например, вы даже не написали, что вообще такое тайные общества – а именно организации, возникшие в Китае для свержения иноземной для китайцев маньчжурской династии. И что слово «триады» означает единство трех элементов, а именно…

– Боже мой, господин Биланкин, это здесь знает каждый ребенок!

Тут улыбка его стала просто нечеловечески широкой, не до ушей, а чуть ли не шире:

– Госпожа де Соза, если я упомяну официальную, но редко цитируемую статистику, согласно которой больше тысячи белых обитателей Стрейтс-Сеттльментс вообще неграмотны, включая 475 женщин, а вы об этом кому-нибудь расскажете, то у меня будут неприятности…

– Неграмотные не читают газет…

– Да и остальные считают за доблесть успехи в спорте, а не… В общем, не всегда в колонии едут лучшие из жителей Британских островов. Но нам здесь, в газете, надо быть более дружественными к ним. А теперь приятное: я сам внес необходимые улучшения, и утром материал увидит свет. Прошу вас, продолжайте ваше творчество. Масса людей способны рассказать что угодно, но – устно, а перед листом бумаги останавливаются в ступоре.

…Из редакции на раскаленный асфальт Бич-стрит я вышла не в ступоре, а дрожа от бессилия перед редакторским произволом. Уж лучше бы это был произвол полицейский – тут я хоть знаю свои права. Он – лично – вносит необходимые улучшения? У меня – лишние эмоции? А он стоял в Ночь голодных духов на пустой улице перед храмом Богини милосердия?

Кого бы убить, подумала я, озираясь по сторонам. Или, вместо этого, утешить себя какой-нибудь приятной едой, типа щупальцев маленьких осьминогов в остром соусе? Но тут я представила в собственной руке палочки для еды и поняла, что окружающие окажутся в опасности.

Куда отправиться, чтобы успокоиться? В кабаре, где выгрузкой коробок с модным, но ужасным шампанским «Dry Monopole» распорядятся и без меня?

Или – туда, куда отступили в начале нашего века белые жители острова, сдав Нортхэм-роуд китайцам?

То есть – на узкую Грин-лейн, похожую на туннель из-за сходящихся над головой громадных деревьев ангсана? В апреле с них летит золотой дождь цветов. И в те же дни разворачиваются непристойно-розовые цветы тамаринда и пламенные – Огненного дерева, по кличке «смерть белого человека»: они – признак прихода настоящей жары.

И еще – на Уэстерн-роуд, Йорк-роуд, Скотланд-роуд, Резиденси-роуд, в этот британский рай: зеленые поля, белые рубашки и шорты, влажный стук мячей о ракетки, смех. С шуршанием каучука по гравию подъезжающие к клубам крошечные «Остины», в которые набиваются по 5–6 человек молодежи.

Это они будут читать меня. Я – их просветитель.

А еще я – агент вашей империи, ведь так? – молча скажу я, сидя на своем наклонившемся велосипеде возле газонов и кортов.

И что мне ответит на это, например, темнолицый Тамби? Я представила себе его в длинных теннисных шортах, подающего мяч Лайонеллу Стайну. Вот два интересных партнера. Тамби намного моложе. Но Стайн как-то больше похож на человека, который умеет побеждать.

– Эй, ребята, я – тайный агент.

– Не волнуйтесь так, дорогая Амалия, – позвоните мне, когда станет лучше, и мы что-нибудь придумаем (это – Стайн).

Мрачное молчание (это – Тамби).

Куда же мне отправиться? Посмотреть на эпицентр власти недалеко отсюда, на поло-граунде – дом резидента, капитана Фроста, сдержанно элегантный. Неподалеку – небольшое двухэтажное бунгало его начальника, губернатора, сэра Хью. Человек со свисающими усами, который сочиняет малайские стихи, бывает здесь раза два в год, поскольку немолод и нездоров. И вот теперь мы его здесь вообще уже не увидим. Его время кончилось.

И что мне делать среди этих домов с колоннами в час незаметно подкрадывающихся сумерек?

Тогда – к Эспланаде?

И еще – пройти мимо «Истерн энд Ориентл», где под пальмами на газоне собираются такие же, как на теннисных кортах и поло-граунде, люди в белом. Я вдруг представила себе, как близко от морской балюстрады отеля проходит, сияя загорающимися в сумерках огнями, выгнутый борт лайнера и звуки оркестра на борту смешиваются с пением кларнетов и веселыми ударами барабана на газоне.

И тогда веселые разговоры стихают.

Корабль, идущий домой. Туда, куда навсегда отправляются отслужившие свои двадцать пять лет ветераны малайской службы Его величества. И сюда уже не возвращаются.

Вот они стоят, белые фигуры с холодными стаканами в руках, провожая взглядами огни лайнера.

ЭНТОНИ ДЖ. ХЕРБЕРТ-МЛАДШИЙ

Лучшее в профессии талантливого сыщика и затаившегося британского агента – это ровно то же самое, что украшает и жизнь скромной администраторши кабаре. А именно утро на балконе, китайский халат, сигарета в длинном мундштуке, роскошно шуршащая газета, чашка кофе – да, та самая чашка, веджвуд, пастораль с будущим бараньим карри, мирно гуляющим пока что по холмам.

Впрочем, в это утро я еще размышляла о третьей возможной для себя профессии – директора зоопарка. На такие мысли меня навели не только мои неизменные утренние друзья, Афонсо и Чан (последний подрос, скоро будет говорить – не на китайском ли, с учетом его имени?)

А кроме них был еще крыс Чандрагупта, и именно его толстый серый зад я наблюдала сейчас с балкона – слева, внизу, у забора, отделяющего мой сад от сада соседки, эффектной вдовы из уважаемой сикхской семьи.

Проблема с Чандрагуптой была в том, что он жил (точнее – воровал остатки еды) как бы на два дома. Имя его свидетельствовало о том, что принадлежал он скорее соседке. Но она в жизни не стала бы причинять вред живому существу без серьезных оснований. Значит, борьба с Чандрагуптой была скорее задачей моей (чья религия ничего против этого не имела). Но я, при всем моем католичестве, совершенно не была уверена, что умею бороться с крысом, одним или многими. Может быть, с ними вообще следует не бороться, а просто их уничтожать? Может быть, в Азии они разносят чуму так же, как сделали это когда-то давно в Европе? Но почему противостоять этой угрозе должна именно я (или, точнее, мои домочадцы), если я даже не уверена, крыс это или все-таки крыса?

Пользуясь этим многомесячным замешательством, Чандрагупта, в одиночестве, не приводя никаких друзей или родственников, так и шлялся через забор к соседке и обратно, волоча за собой голый хвост. И чумы от этого ни у кого не возникало.

Примерно так же, как с крысом, обстояли дела с моим расследованием. Три дня до возвращения господина Эшендена из Сингапура. Значит, неделю я занималась непонятно чем и успела стать за это время видным публицистом.

Впрочем, а успела ли?

Со странным чувством я развернула газету, оттягивая момент, когда перелистнется последняя страница, без всяких признаков моего сочинения хотя бы в самом конце газеты. И, будем надеяться, без признаков неких происшествий с пропавшими англичанами.

Итак, материал о проблемах производства каучука на Борнео, рядом статья о британской внешней политике в целом, чья цель – обеспечить мир во всем мире. Некто Г. Х. Дал-тон, зам. секретаря по иностранным делам, на встрече Лейбористской партии в Уэлвине заявляет, что желает восстановления полных дипломатических отношений с Россией, предлагает внутреннюю независимость для Египта и эвакуацию военных сил из Рейнланда. Очень поучительно.