Обман сердца (ЛП) - Граната Кристен. Страница 29
Он приподнимает мой подбородок.
— Ты стоишь того, чтобы за тебя боролись, детка.
ГЛАВА 19
Кэссиди
— Я так счастлива вернуться домой, — устало вздыхаю, когда Трентон наклоняется и целует меня в макушку, пока мы входим в многоквартирный дом.
— Я тоже.
При входе в вестибюль, Руперт приветствует нас.
— Отличная игра, мистер Уорд. Жаль, вы так сильно пострадали.
— Спасибо, Руперт. Пожалуйста, зови меня просто Трентом.
Руперт кивает и поворачивается ко мне.
— Здравствуйте, мисс Кэссиди.
— Привет, Ру. Большое спасибо за то, что позаботился о птичках, пока меня не было.
— Было весело. Они очаровательны.
— Как у тебя дела?
— Все хорошо, спасибо, — он оглядывается через плечо. — Э-э, у вас кое-какие посетители.
— Посетители? — я поднимаю взгляд на Трентона. — Я никого не жду, а ты?
Он качает головой.
— Нет.
Руперт прочищает горло.
— Они сказали… сказали, что являются вашими родителями.
В горле мгновенно пересыхает, а ушах слышится стук собственного сердца, когда я беспомощно смотрю на Руперта.
— М-мои родители?
Он кивает.
— Не хотел отправлять их наверх без вашего разрешения.
Я выглядываю из-за высокой фигуры Руперта и желчь подступает к горлу.
Я всегда думала, что родители очень похожи на персонажей из фильма «Матильда»: отец, полный мужчина с сальными волосами, от которого всегда пахло дешевым одеколоном и сигарами; мать — гораздо более худая версия меня, с обесцвеченными волосами, впалыми щеками и слишком большим количеством косметики.
К несчастью, у меня не было никаких сверхспособностей или учительницы, как мисс Хани, способной спасти из той адской дыры, в которой я выросла.
— Это твои родители? — спрашивает Трентон, глядя на пару, ожидающую у стойки регистрации.
Я морщусь.
— Ру, они сказали, чего хотели?
Он качает головой.
— Нет, простите.
— Все в порядке, спасибо.
— Хотите, я попрошу охрану вывести их?
— Нет, сама с ними разберусь, — я бросаю взгляд на папарацци, собравшиеся у здания, не желая видеть фотографии Трентона вместе с этими двумя. — Не хочу устраивать сцену.
Трентон вкладывает свою руку в мою.
— Не обязательно с ними разговаривать, если не хочешь. Я могу выпроводить их и не будет никакой сцены.
Я прикусываю нижнюю губу.
— Почему бы тебе не подняться наверх, а я позвоню, когда закончу?
— Ни за что, детка, — он сжимает мою руку. — Мы сделаем это вместе.
Сердце наполняется нежностью и замирает одновременно, мне нравится, что он хочет быть рядом, но в то же время не желаю, чтобы Трентон стал свидетелем того бардака, который творится в моей семье.
— Ничего не говори. Если собираешься остаться со мной, не скажешь им ни слова.
Брови Трентона сходятся на переносице.
— Хорошо.
— Обещай мне, Трент.
— Я обещаю.
Я подвожу нас к родителям и рассматриваю свои руки, не желая, чтобы они видели, как я потею.
— Кэсси, я так рада тебя видеть, малышка, — мать обхватывает мое окоченевшее тело костлявыми руками. — Как у тебя дела?
— Следуйте за мной, — я веду родителей к лифту и нажимаю цифру один вместо шести, когда мы заходим внутрь.
— Ну, взгляни на себя, — мать скользит взглядом по телу Трентона. — Ты большой парень, не так ли?
Как только лифт начинает движение, я протягиваю руку и нажимаю аварийную кнопку, чтобы остановить подъем.
— Какого черта? — рычит отец. — Что ты делаешь?
Я скрещиваю руки на груди.
— Чего вы хотите?
Он усмехается.
— Вот как ты собираешься разговаривать со своими родителями спустя шесть лет?
— Восемь, но кто считает.
Его верхняя губа изгибается.
— Вижу, у тебя все тот же грязный рот, мелкая дрянь.
Тело Трентона рядом со мной напрягается.
Я кладу руку ему на плечо, чтобы успокоить, и вздыхаю.
— Послушайте, мы все знаем, зачем вы здесь, так почему бы не избавить друг друга от хлопот: вы оба не получите от меня ни цента, так что возвращайтесь в ту дыру, из которой выползли, и оставьте меня в покое.
— Это так грубо — предполагать, что мы здесь только из-за денег, — мама протягивает руки и обхватывает ладонями мое лицо. — Мы скучаем по нашей маленькой девочке.
Я отшатываюсь от ее прикосновения.
— Перестань нести чушь, мам.
Ее тонкие брови опускаются, когда маска любящей матери исчезает.
— Теперь ты с известным хоккеистом. С кучей лишних денег.
И вот оно.
Я наклоняюсь, приближаясь к ее лицу.
— У меня нет его денег. Только свои собственные и ты никогда не получишь из них ни цента.
Отец хрипло смеется.
— Я знал, что ты это скажешь. Вот почему готов пойти к папарацци, ожидающим снаружи, чтобы рассказать, какая ты эгоистичная маленькая сука.
Трентон делает шаг вперед, но я оттаскиваю его обратно за локоть.
— Дерзай, пап. Повеселись. Мне все равно, что ты им скажешь.
Мама поджимает губы.
— Можешь вести себя так, словно тебе все равно, малышка, но я мать, и знаю тебя. Не хотелось бы, чтобы твоя репутация была опорочена.
— О, так теперь ты думаешь, что знаешь меня? Сначала следовало бы по-настоящему поговорить со мной, чтобы сделать это, — эмоции сжимают горло, и это только злит еще больше. — Можешь говорить обо мне все, что захочешь, но это не имеет значения. Благодаря тебе я давным-давно перестала заботиться о том, что думают люди. Болтай хоть по всему городу дерьмо обо мне, но этим не заставишь ничего тебе дать.
— Нам просто нужно немного денег, чтобы пережить зиму, — мама переводит взгляд на Трентона, делая те самые глаза лани. — У нас нет денег ни на еду, ни на теплую одежду.
Я хмыкаю.
— Может потому, что ты потратила все на наркотики? Позаботилась о будущем, так сказать.
Отец рычит.
— Думаешь, ты намного лучше нас?! Не забывай, мы одной крови. И знаем, откуда ты. Так что можешь сидеть в башне из слоновой кости, пока у тебя есть время, но скоро все это рухнет.
— Тебе бы хотелось на это посмотреть, не так ли? — я нажимаю кнопку на табло и возвращаю нас в вестибюль. — Вы выйдете из этого лифта, когда он остановится, и исчезнете. Я больше никогда не хочу вас видеть.
— Ты об этом пожалеешь, — отец стискивает зубы. — Это еще не конец.
— Да, черт возьми, так и есть, — Трентон хватает его сзади за шею и вышвыривает из лифта, как только двери открываются. — Охрана проводит вас.
Мать неторопливо выходит из лифта, искоса поглядывая на меня.
— Скоро увидимся снова, малышка.
Я прислоняюсь к стене как только двери лифта закрываются, и остаёмся только я и Трентон.
Он притягивает меня к себе и заключает в объятия.
Слезы щиплют глаза.
— Мне так жаль, что тебе пришлось это увидеть.
Он отстраняется ровно настолько, чтобы посмотреть на меня сверху вниз.
— Детка, здесь не о чем сожалеть. Жаль, что тебе пришлось расти с такими родителями.
— Спасибо, что сдержал обещание. Хотя я не хотела бы, чтобы ты вообще был вовлечен в это. В конце концов, они уйдут, когда поймут, что не получат никаких денег.
Удивлена, что они не нашли меня раньше.
Трентон берет меня за руку, когда мы идем по коридору и не отпускает даже после того, как заходим в квартиру.
— Оставь сумки. Распакуем их завтра, — он бросает спортивную сумку на пол. — Сегодня вечером я просто хочу обнимать тебя.
Я стону.
— Пожалуйста, не веди себя так странно после того, как увидел, какие дерьмовые у меня родители. Не нужна вся эта жалость. Я в порядке.
Он проводит большим пальцем по моей щеке.
— Это точно не жалость, которую ты почему-то видишь, глядя мне в глаза.
Я выгибаю бровь.
— О, разве? Тогда что?
— Это то же самое, что я увидел в твоих глазах прошлой ночью, когда Петроски ударил меня клюшкой по лицу, — он наклоняется и прижимается губами к моему лбу. — Своего рода преданность, которую испытываешь, когда кто-то причиняет боль человеку, которого ты любишь. Понимание того, что сделаешь все, что в твоих силах, дабы защитить его, — он прижимается своими губами к моим. — Значит любить кого-то так сильно, надеясь, что этого достаточно для склеивания всех разбитых кусочков прошлого.