Кровь и мёд - Махёрин Шелби. Страница 21

Вот только тени обычно не белые, а эта тень была ослепляющей, точно раскаленной добела. Она вспорола мне горло и стала жадно пить мою кровь…

– Я больше не позволю ей тебе навредить.

– Мне очень хотелось бы быть твоей женой.

Он застыл, услышав мое неожиданное признание, но я уже забыла, что сказала. В последний раз сонно вдохнув аромат сосен, дыма и Рида, я скользнула во тьму.

Крест

Я очнулась и тут же услышала чей-то спор. Спина уже прошла, будто по волшебству, но в груди все равно было тяжко, тесно. Ощутив на языке мед, я едва заметила другой привкус, острый и медный, скрытый за приторной сладостью. Мне стоило бы устыдиться, но от усталости ни на что, кроме безразличия, я оказалась неспособна. Поэтому глаза сразу же открывать не стала, а вместо этого предпочла притвориться спящей и полежать так еще немного, наслаждаясь свежестью воздуха.

Меня положили на живот, и ночной воздух ласкал мне спину. Обнаженную спину. Я едва не рассмеялась и этим чуть не выдала себя с головой.

Эти сумасшедшие распороли мне рубашку.

– Почему не выходит? – рявкнул Рид. Горячей ладонью он стиснул мне пальцы. – Разве ей не пора уже очнуться?

– Разуй глаза, Диггори, – огрызнулась Коко. – Ее ожоги исцелились, это очевидно. Нужно время, чтобы зажили и внутренние повреждения.

– Что за внутренние повреждения?

Я представила, как краснеет его лицо.

Коко раздраженно вздохнула.

– Физически невозможно сдвинуть нож, не говоря уже о том, чтобы его бросить, с помощью воздуха из одних только легких. Лу также извлекла воздух из своей крови, из тканей…

– Что? – переспросил Рид тихо. Опасно, обманчиво тихо. Но этим свой гнев скрыть не смог – он так вцепился мне в пальцы, что едва их не сломал. – Она ведь могла от этого умереть.

– Всему своя цена.

Рид насмешливо фыркнул. Так незнакомо и неприятно.

– Видимо, не для тебя.

– Прошу прощения?

Я подавила тяжкий стон, еле сдерживаясь, чтобы не вклиниться в их перепалку. Рид, конечно, тот еще болван, но сегодня урок он усвоит.

– Ты меня прекрасно слышала, – сказал он, явно даже не задумываясь о том, как близко к нему находится Коко и как легко она может вспороть ему артерии. – Лу меняется, когда использует колдовство. Поддается чувствам, забывает о здравом смысле… Она еще со вчерашнего дня, после событий у ручья, ведет себя как шальная. Сегодня все стало еще хуже. Но вот ты почему-то колдуешь безо всяких последствий.

Все желание защитить его от Коко вмиг испарилось. «Шальная»? Мне пришлось приложить немало сил, чтобы продолжать дышать медленно и мерно. Последние остатки усталости сгинули в пучине негодования, и сердце бешено заколотилось от такого предательства, пусть даже малого. Я лежу перед ним раненая, а ему хватает наглости меня оскорблять? И у ручья, и в таверне я только и делала, что его спасала. Свинья неблагодарная, вот он кто.

Давай, Коко, выпотроши его.

– Поподробней, пожалуйста.

Я нахмурилась, поскольку ожидала совсем иного ответа. И неужели в голосе Коко я услышала беспокойство? Быть не может, что она согласна с этим бредом.

– Она согласилась покрасить волосы, почти не задумываясь. А когда все пошло наперекосяк, чуть не придушила Бо. – Рид как будто вычеркивал пункты из заранее составленного списка. – А потом плакала, плакала в голос…

– Волосы она покрасила ради тебя.

Голос Коко так и сочился презрением и неприязнью, и я незаметно приоткрыла один глаз, слегка смилостивившись. Коко сверлила Рида сердитым взглядом.

– И плакать она имеет полное право. Мы все, в отличие от тебя, эмоциональным запором не страдаем.

Рид только отмахнулся.

– Это еще не все. В таверне она нагрубила Клоду Деверо. Смеялась, когда ранила охотника за головами, хотя тем самым навредила и себе. Ты видела, какие у нее на ребрах синяки. Она кашляла кровью. – Он озабоченно взлохматил себе волосы, качая головой. – А после этого еще убила его приятеля и чуть не прикончила заодно себя саму. Я за нее волнуюсь. Когда Лу его убила, в какой-то миг она выглядела… почти в точности как…

– Только попробуй договорить до конца.

– Я не хотел…

– Хватит. – Коко все еще сжимала пустой пузырек из-под меда, и рука ее все еще была в крови, а пальцы дрожали. – Слов утешения у меня для тебя не найдется. Во всем, что сейчас происходит, ничего хорошего нет. Подобное колдовство – при котором жизнь и смерть балансируют на острие ножа – требует жертв. Природа во всем ищет равновесия.

– Природа здесь ни при чем, – ответил Рид, багровея. С каждым словом его голос становился все жестче. – Магия противоестественна. Как… как болезнь. Как яд.

– Таков наш крест, и нам его нести. Я могла бы тебе рассказать, что колдовство влечет за собой не только смерть, но ты ведь все равно не станешь слушать. Яд иного рода бежит в твоей крови – которую, кстати, я обещаю тебе вскипятить, если ты хоть когда-нибудь скажешь подобное при Лу. Ей и без того немало дерьма разгребать приходится, еще твоего в этой куче не хватало. – Глубоко выдохнув, Коко сникла. – Но ты прав. Нет ничего природного и естественного в желании матери убить свое дитя. Лу станет хуже, прежде чем станет лучше. Гораздо, гораздо хуже.

Рид стиснул мои пальцы крепче, и они с Коко посмотрели на меня. Я быстро закрыла глаз.

– Я знаю, – ответил он.

Я глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки. Потом вздохнула еще раз. Но не могла забыть ни о гневе, который испытала, услышав их слова, ни о боли, что скрывалась под ним. Да, беседа вышла не из приятных. Не такие слова человек надеется подслушать от любимых людей.

«Лу станет хуже, прежде чем станет лучше. Гораздо, гораздо хуже».

В мыслях всплыло лицо матери. Когда мне было четырнадцать, она нашла для меня ухажера, настаивая на том, чтобы оставшиеся годы я прожила полной жизнью. Его звали Алек, и лицо его было таким красивым, что мне хотелось плакать. Заподозрив, что Алеку приглянулась другая ведьма, я однажды ночью проследила за ним до берега Лё-Меланколик… И увидела, как он возлег со своей избранницей. После этого мать убаюкивала меня и шептала: «Кто не боится искать, не боится найти».

Возможно, я боялась больше, чем мне казалось.

Но они ошибались. Со мной все в полнейшем порядке, и я вовсе не веду себя как «шальная». Желая это доказать, я кашлянула, открыла глаза – и увидела прямо перед собой кошачью морду.

– Тьфу, Абсалон! – Я в испуге отпрянула и снова закашлялась. Рубашка, разрезанная сзади, обвисла у меня на плечах.

– Ты очнулась. – Рид с облегчением подался вперед, осторожно коснулся моего лица и погладил меня пальцем по щеке. – Как себя чувствуешь?

– Дерьмово.

Коко тоже присела на колени рядом со мной.

– Надеюсь, у той торговки ты стащила еще какую-нибудь одежду. Вчерашняя в буквальном смысле вплавилась тебе в спину. Снимать ее было довольно увлекательно.

– Если под «увлекательно» ты имеешь в виду «отвратительно», то да, – сказал Бо, подходя к нам. – Туда лучше не смотри, – он махнул себе за спину, – если не хочешь узреть плод любви ткани и человеческой плоти. Ужин Анселя, кстати, тоже там. Он с ним расстался вскоре после того, как увидел твои раны.

Я посмотрела в другой угол Ямы, где с несчастным видом сидел Ансель. Мадам Лабелль суетилась над ним.

– Тебе стоит переодеться, – сказала Коко. – Уже почти полночь. Скоро моя тетка будет здесь.

Рид свирепо посмотрел на нее и загородил меня своим телом.

– Я же сказал, Лу пойдет со мной.

– А я тебе сказала…

– Замолкните оба! – рявкнула я прежде, чем успела сдержаться, и тут же съежилась, увидев, как они изумились.

Коко и Рид быстро переглянулись – молча, но я все равно услышала то самое злосчастное слово. «Шальная». Выдавив улыбку, я обошла Рида.