Эсминцы. Коса смерти - Ангелов Августин. Страница 45

– Это тоже крайне важные сведения. Особенно про атомный и ракетный проекты, и даже про Японию. Ты вот что. Сейчас дуй на свой эсминец. Он опять в Кронштадте стоит. Не волнуйся, никуда без тебя не уйдет. Вышла директива штаба флота о переоборудовании всех наших стареньких «Новиков» в крейсера ПВО. А еще и другая директива, о создании на каждом корабле группы диверсантов-корректировщиков. И подготовка этих групп возложена на нас, на флотскую разведку. Потому, вот тебе официальное предписание. Будешь теперь ответственным за создание подразделений корабельных диверсантов, пока на «Новиках». Сегодня же и начнешь практическую тренировку. Вот конверт для Малевского. А этот для тебя. Откроете, когда Гогланд пройдете. В этот раз подальше немного закладка будет. В конвертах указаны координаты. Малевский эсминцем снова прикрывать тебя будет, финских пограничников отвлекать. А ты со своими диверсантами на моторке сходишь, как в прошлый раз.

Александр взял предписание с печатью и два конверта, запечатанные сургучом и спросил:

– А закладка что, уже там будет?

– Я организую. Пока эсминец выйдет из Кронштадта, да пока дойдет до места, пусть даже, на тридцати узлах, я смотаюсь на катере, который сорок пять узлов делает, к одному финскому рыбаку-одиночке. Это мой настоящий агент, не выдуманный. Его зовут Матти, и живет он на маленьком безлюдном островке архипелага Пеллинки. Там оставлю пакет. А Матти тебе отдаст, когда пароль скажешь «Ильмаринен». Запомнить очень легко, так один из двух финских броненосцев называется, – сказал Игорь.

– Запомнил уже. А если рыбак посмотрит, что в пакете? – поинтересовался Лебедев.

– Не волнуйся. Там будут не эти бумаги, что ты написал, а опять же, те копии артиллерийских немецких формуляров, что и в прошлый раз. Так что, если и посмотрит, не велика беда. Бери пистолет и вперед.

– А пистолет зачем? – спросил Лебедев.

– Так ведь там твой стукач-радист на эсминце. Ты же сам за ним проследить собирался, – напомнил дядя.

– Ну да, прослежу, ясное дело, не оставлю так его стукачество, – кивнул Александр.

– Вот тебе пистолет и может понадобиться. Потому что всего можно ожидать от этого старлея. Навел я о нем справки, так вот, он из большой семьи. А один из его братьев бакалейным складом заведует. Так что действительно, какая-то связь с контрабандистами у радиста, возможно, имеется.

Глава 24

Получив все необходимые инструкции и привесив на пояс кобуру с пистолетом, Александр вышел из здания штаба, спустился по широким ступеням к Неве и направился к одному из пришвартованных служебных разъездных катеров. Шкипер катера с номером 112, предупрежденный ординарцем Игоря, уже ждал Сашу. И тут же при его появлении запустил движок. Июньская погода по-прежнему теплом не баловала. Катер бежал по воде, преодолевая небольшое волнение. Лебедев устал после напряженного дня, первая половина которого прошла в застенках НКВД. Он думал о том, что сегодня даже не сможет вернуться домой. Хотя, конечно, родители волноваться не будут, ведь Игорь предупредит их. А Наташа все равно сегодня должна дежурить в своей больнице.

Разве что с отцом Александр хотел поговорить еще о многом – о репрессиях, о невинно осужденных и арестованных очень талантливых людях, которые могли бы принести огромную пользу стране, а пострадали ни за что. Как тот же Яков Григорьевич Таубин, который разработал автоматический гранатомет с магазинным питанием. Только вот маршалу Григорию Ивановичу Кулику, заместителю наркома обороны, этот гранатомет не понравился, потому что Кулик считал гранатометы совсем неперспективным оружием. И в мае 1941-го Таубина арестовали по абсурдному обвинению, придравшись к тому, что он не устранил все недостатки своих конструкций в установленные сроки. А ведь он еще 23‐миллиметровую авиационную пушку разрабатывал и крупнокалиберный пулемет. И в НКВД собирались беднягу расстрелять к концу октября. И расстреляют, если мер не принять.

А история с арестом гениального конструктора ракет Сергея Павловича Королева и его коллег из Реактивного научно-исследовательского института Клейменова, Лангемака и Глушко, против которых сфабриковали дело о создании троцкистской организации? А авиаконструкторы Николай Поликарпов, Владимир Петляков и даже Андрей Туполев, которых обвиняли во вредительстве и сажали под разными предлогами? А Николай Иванович Вавилов и другие выдающиеся ученые? Многих уже и не вернуть. Зачем, например, расстреляли Валериана Ивановича Баженова, который руководил кафедрой радиотехники Московского авиационного института и являлся основоположником отечественной радионавигации и радиопеленгации, а также сделал много изобретений в области радиодела? И чего теперь удивляться отсутствию радиомаяков и локаторов?

А сколько разных позорных тюремных «шарашек», куда собирали невинно осужденных талантливых специалистов, ученых и инженеров, было создано в системе наказаний? Что это, беспредел НКВД? А куда смотрели коммунисты и комиссары? А потом еще удивляются, что Советский Союз развалился. С такими перегибами, допущенными коммунистами, скорее непонятно, почему он не развалился раньше. Впрочем, держалась Страна Советов как раз на энтузиазме простых людей. И когда этот народный энтузиазм иссяк, то СССР и не стало. Никто из многочисленной армии советских коммунистов не встал на его защиту, наоборот, массово побросали свои партийные билеты. Потому что понимали, что сами же и провалили дело Ленина. Как сами же, своим бессовестным поведением жадных и лицемерных карьеристов дискредитировали идею всеобщего равенства и братства. Возможно, конечно, что лучшие, самые преданные делу Ленина коммунисты действительно погибли на войне. Но так ли это? Ведь весь этот бардак с репрессиями начался задолго до войны.

Потому тяжелый разговор с отцом можно пока и отложить. Хотя всех гениальных людей необходимо выпускать и реабилитировать просто немедленно. Но что может сделать корпусной комиссар, пусть и обладающий связями в верхах? Ведь Александр Евгеньевич хорошо помнил, что на многих документах о репрессиях стояли подписи не только членов Политбюро, Берии, Молотова, Кагановича и Ворошилова, но и самого Сталина. А в 44-м лично Сталин отказал тому же Королеву в реабилитации, хоть и выпустил его из тюрьмы, поняв, что без него за немцами в создании ракет не угнаться. Официальную реабилитацию гениальный конструктор получил только в апреле 57-го, когда его баллистические ракеты уже вовсю готовились покорять космос.

Со всеми этими грустными мыслями Лебедев добрался на катере до Кронштадта. «Яков Свердлов» ждал его на прежнем месте, пришвартованный к пирсу завода. Хотя прошло совсем немного времени, но что-то в силуэте эсминца уже изменилось. С него демонтировали два торпедных аппарата из трех, оставив пустое место, по-видимому, под зенитное вооружение. Также были сняты два из четырех орудий главного калибра, а оставлены только самые ближние к оконечностям пушки, по одной на носу и на корме.

Еще бросалось в глаза, что Морской завод Главвоенпорта Балтийского моря перешел на трехсменную работу. И, если совсем недавно бурная деятельность к вечеру замирала, то сейчас вокруг эсминца сновали рабочие и крутили своими стрелами на пирсе большие рельсовые краны. «Яков Свердлов» значился первым в утвержденном списке на переоборудование в крейсера ПВО.

Малевский поприветствовал лейтенанта довольно любезно. Командир эсминца даже изобразил на своем угрюмом лице какое-то подобие улыбки, когда читал предписание о создании диверсионной группы. Работы по демонтажу должны были завершиться в течение ближайшего часа. А вот монтировать пока что было нечего. Потому что зенитное вооружение, которое собирались на эсминец устанавливать, со склада вооружения на завод еще не поступило. Бардак, как всегда, имел место. В двадцать первом веке такое называлось обтекаемо «нестыковками». А здесь, случись война уже завтра, эсминец бы встретил ее без половины вооружения. Как объясняли инженеры завода Малевскому, они демонтировали вооружение заранее для того, чтобы потом не терять времени при монтаже.