Молчание Гамельна (СИ) - Варенова Александра. Страница 17

На каждой остановке хотелось выскочить из поезда и где-нибудь затаиться-затеряться. В строгих мужчинах, кидающих на них взгляд, виделись полицейские. Леона всем нутром ждала вопроса: «А куда это вы едете, молодые люди?» Несколько раз казалось, что звонил телефон, — но даже в «Вотсапе» царила тишина. А если попросить кого из своих о помощи? У Томаса большой дом, он постоянно звал к себе кого-нибудь на ночевку, неужто откажет? Или вот семья Рут владела гостиницей, ведь выделит комнатушку? Леона одергивала сама себя. Да что с ней? Сердце просто стучало как ненормальное. Вроде ничего подлого не затевала… Кроме похищения несовершеннолетнего.

Из всех «слезливых историй» они с Чарли сошлись на правде. Почему же так колотило, словно в лихорадке? Вот и верь после этого формулировке «совершить преступление — легко».

К своему дому Леона подходила на полусогнутых. Ее всю трясло. На лбу выступил пот. Леона задушила порыв развернуться и сбежать и решительно открыла дверь. Элизабет порхала на кухне — вкусно пахло цыпленком-табака, — но среагировала на замочный щелчок сразу же:

— С возвращением и добро пожаловать!

Леона очень пожалела, что сейчас не зима — и нельзя потянуть время с переодеванием. Но руки она мыла с особым старанием: управляться одной конечностью не так-то легко! Чарли молча скинул кеды и следовал за ней. Только его давящий тяжелый взгляд Леону и подгонял.

— Присаживайтесь, не стесняйтесь, угощайтесь, — Элизабет накрыла на стол, и бегство в собственную комнату казалось верхом невежества. — Ох, Лео! Что у тебя с рукой?

— А? Упала неудачно. С эскалатора.

Мама покачала головой.

— Будь осторожнее. Лекарства купила? А мазью мазала? А ниточкой запястье перевязывала?

— Да-да… А ниточка зачем?

— Чтобы боль на себя утянула, — Элизабет ненавязчиво подложила Леоне еще порцию, и та безнадежно прикинула, что лопнет.

— Где ты такое вычитала вообще?..

— Старинный обряд, — Чарли подал голос так неожиданно, что вздрогнули и Леона, и Элизабет. — Ба так делала. Еще шептала что-то над веревочкой и плевала. Помогало, как ни трешово звучит.

— Ох, мы же не познакомились. Я — Элизабет Снайдер. Правда, скоро у меня будет другая фамилия… Можешь звать меня Бетти, — мама улыбнулась и протянула Чарли свою узкую ладонь. — А как тебя зовут?

— Чарли Маккой, — Чарли спокойно и чинно пожал мамину ладонь.

— Очень приятно! Чувствуй себя как дома.

— Ма, к слову об этом… А можно Чарли у нас поживет?

— Поживет?

— Он заплатит. Просто его мать работает двадцать четыре на семь, и ему не хватает семейного общения, — Леона выпалила и подумала: надо было прикусить себе язык. Или побольше репетировать.

— Бедный ребенок, — мама потянулась погладить Чарли, но тот отшатнулся.

— Не надо меня жалеть. И строить добреньких, если я здесь нахер не сдался. Я не тупой и не слепой. Вы тут семью новую строить пытаетесь, а является хрен с горы и внимания требует. Даже если я буду тихо сидеть и не отсвечивать, я буду вам мешать. Просто потому, что чужой. Хотя вы и при дочке вряд ли милуетесь с будущим мужем. Неприлично же! Неудобно… Я ведь прав?

У Элизабет улыбку как смыли.

— Прав. Про все прав. С другой стороны — я тоже не тупая и не слепая. Шесть лет назад ты ведь так же был похищен Гамельном? Твоя мать, кажется, держала тебя под колпаком. А теперь решила запереть в элитной школе?

Леона чуть не поперхнулась косточкой. Чего-чего, а такой проницательности она от Элизабет не ожидала.

Чарли стиснул пальцы на столешнице.

— Можно и так сказать. Я стал волен выбирать себе клетку, где у меня есть все…

— Кроме самого главного, так? Хотя, поверь, твоя мама тебя любит, по-своему, так, как ей кажется лучше для тебя. Ты бы поговорил с ней, прежде чем…

— А я будто не пытался! — Чарли буквально выплюнул эти слова. — Я ей напрямик говорил: мне это не надо, ма, пойдем в парк, купим мороженое… Так она отвезла меня в ресторан, заказала вазочку с тремя дурацкими шариками, которые по вкусу напоминали мыло, а сама болтала по телефону, договариваясь об очередной суперважной встрече.

— Тяжелый случай… Но лечится со временем. Правда, к тому моменту уже может быть поздно… — Элизабет вздохнула и переключилась на нарочито бойкий и деловой тон: — Что ж, не могу обещать тебе любви, но позабочусь как смогу. Мы с Руди потихоньку обустраиваем дом побольше, поэтому о моей личной жизни не беспокойся.

— Обустраиваете дом?! А как… когда…

— Дома чаще бывать надо, — в голосе мамы так и сквозили ехидство и ирония. — Я не хотела говорить, пока мы все не закончим, но ладно уж. А теперь, Чарли, не мог бы ты оставить меня с дочерью наедине?

Чарли тут же поднялся и через минуту вышел на улицу.

— А он не уйдет?

— Нет, — мама хранила безмятежность. — Он оставил здесь свою сумку.

— Ты по ней догадалась?

Элизабет отпила чай и обронила как фразу о погоде:

— По Гамельну. Ты ведь это ради него?

— А… э… но…

— Я его сразу узнала. По взгляду. У него взгляд хищной птицы. Сначала я испугалась, признаться, но потом увидела, насколько ты счастлива, и не стала вмешиваться. Он не учил тебя ничему плохому. Наоборот — учил тебя быть человеком свободным, смелым и сильным. Лучшего для своей девочки я и пожелать не могу, — Элизабет взяла ладони Леоны в свои и прижала к груди.

Леона чувствовала себя растерянной. Это получалось — она тупая и слепая?! Старалась спрятать то, что давно у всех на виду. Ну приехали. Элизабет осторожно притянула ее к себе, гладя по спине.

— Прости, что не говорила с тобой об этом раньше. Теперь уже о другом надо… Я вижу, насколько ты в него влюблена и какие только горячие импульсивные дела ни готова совершить во имя этой любви. Я знаю, какая она — первая любовь. С запахом свежих пробивающихся почек, с реками, выходящими из берегов, с неверной почвой под ногами. Не скажу, что я в диком восторге от того, что моя дочь любит мужчину, который мало того, что старше, так у него еще и тюрьма за плечами. Но именно этот мужчина открыл мне глаза, позволил нам с тобой сблизиться.

— И ты так легко это все принимаешь?

— Честно? Как только я заметила твой мечтательный взгляд, устремленный на Нельсона, хотела отвести тебя к психологу. Или увезти куда-то подальше… Но меня отговорил Руди. Сказал: ты начнешь меня ненавидеть. Это меня испугало сильнее, чем твои предпочтения.

Слова где-то затерялись. Прежний мир разбился на кусочки и собирался заново. С обновленными деталями. Все-таки это слишком!

— Мне надо… посидеть в темноте.

Леона, шатаясь, поднялась и как пьяная двинулась по коридору. Легла на кровать в своей комнате. Зажмурила глаза. За веками кружили знакомые лица и диалоги-диалоги… Как она упустила столько важного? Все экзамены эти. Мозги наизнанку вывернули!

— Просто когда влюблена, весь остальной мир уходит на задний план, — Элизабет тихо проскользнула в комнату и устроилась с краю кровати. — А теперь ты пытаешься весь мир догнать и перегнать. Что делать с мальчиком-то?

Леона застонала. Можно она поспит, а? И проснется в той реальности, где все проблемы уже решены. Она зарылась носом в подушку, но Элизабет недвусмысленно прокашлялась. Пришлось откапываться из гнезда. И садиться, притянув колени к груди. Пробубнила ответ Леона тоже куда-то себе в колени.

— Что-что?

— Это не импульсивный порыв. Я, вообще-то, просто хотела их проведать, но… — Леона нахохлилась и выпятила губу.

— Их?

Язык — враг ее!

— Детей. Повезло только нам с тобой. У остальных все осталось так же, если не хуже. Я был в больнице у Сьюзен — ее мамаша ударилась в гиперопеку.

— А еще двое?

— Кевин умер, когда Гамельн сидел в тюрьме, до Оллин я еще не добралась.

— В такие минуты вспоминается сказка про хрустальное королевство. Все там жили в любви и согласии, но злой человек решил, что такого не бывает, и кинул камень. И хрупкое королевство разбилось.

— Похоже на то, — Леона горько усмехнулась.