(не) Верь мне (СИ) - Таежная Екатерина. Страница 31

— А в статье есть!

— Теперь я журналист, — Лушана сделала еще один робкий шаг назад и похвасталась, висевшим на шее, серебристым пропуском корреспондента. — Не рада за меня?

Медленно приближаясь к лилововолосой, Ника размашисто помаячила серой папкой.

Мормолика побледнела, попятившись, натолкнулась на дверь и замерла.

— И о чем эта книга? — грозно спросила Ника.

— Это только наброски? — Лушана лихорадочно начала придумывать подходящее объяснение, несущее за собой минимальные физические повреждения.

— Любимый предатель?

— Это черновое название.

— Черновое?

— Луша! — не выдержал вепрь-перевертыш. — Да скажи ты дэвице, шо это такоэээ! Невидэшь она в исступлении.

— Кабан, предлагаю тебе заткнуться и перейти мне в оберегатели. У этой высокородной дэвицы не все в порядке с психикой, — сказала лилововолосая цинично.

Подсознательно Ника всегда сомневалась в искренности мормолики, но сейчас все равно чувствовала себя преданной и раздавленной, как случайно попавший под колеса жук.

— Ты поэтому ко мне в подруги набивалась? Поэтому так часто спрашивала про Фроста? Вернулся ли он, дал ли о себе знать. Какие между нами был отношения. Статью или книгу писала? — эмоционально спросила агент Верис.

Спрятавшись за широкое плечо перевертыша, Лушана перестала изображать повинность и сказала:

— Набивалась? Да ты сама звала меня, когда тебе было скучно. Я лишь была приветлива и офигеть, как дружелюбна. Натура у меня такая.

— Подтвэрждаю, — кивнул Кабан, запихивая в рот последний кусок пиццы.

— Свинячья у тебя натура, — огрызнулась Ника.

— У мэна? — уточнил перевертыш.

— А у тебя морда!

— Послушай, Ника, — деловито сказала лилововолосая, — раз мы вроде все выяснили. Я тебя не уважаю, ты меня презираешь. Разойдемся на этом и перестанем здороваться.

Верис с колючим прищуром посмотрела на мормолику.

— Разойдемся, — произнесла она и воспользовалась забытой силой, доставшейся от отца.

Папка, в которую долго и скрупулезно Лушана складывала все наблюдения, догадки и факты по делу огненного барона, вспыхнула синим пламенем.

— Не-е-е-е-ет! — раненым животным взревела лилововолосая девица и, оттолкнув перевертыша, прыгнула на агента службы охраны.

Мормолика повалила бывшую приятельницу на пол, попыталась вырвать горящую папку. Ника чувствовала отвращение к пировозможностям своей силы, боялась этого преимущества и почти никогда не использовала. Создание огня даже чисто физически было малоприятным. Но обида и чувство разочарования, которые Верис сейчас испытывала, придавали пламени непоборимую силу. Голубая искра сорвалась с ладони, шутливо прыгнула на разбросанные по полу книги и вспыхнула. Вепрь-перевертыш испуганно ахнул и метнулся на кухню за водой. Серая папка в руках Ники сгорела дотла.

— Ну, ты и сука! — прогремела Лушана и занесла кулак для удара. — Это единственный экземпляр!

— Как недальновидно с твоей стороны!

Ника успела убрать голову и вся тяжесть негодований мормолики обрушилась на деревянный пол. В ответ Верис вцепилась в лиловые волосы и подпалила их.

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а! — на все общежитие заорала вмиг полысевшая Лушана.

Сердце колотилось в бешеном ритме. Пытаясь вспомнить, как дышать и вместе с тем выбраться из-под тучного тела, Ника подожгла бывшей приятельнице шорты, схватилась за ворот футболки, и тут увидела презлющий кулак-молот желавший сокрушиться поджигательнице в нос.

— А-а-а-а-а-а-а! — на этот раз боевым кличем прогорланила Лушана.

У агента Верис авансом потемнело в глазах.

— Остыньтэ, — снисходительно сказал Кабан и вылил на амазонок ведро воды. — Безобразничать будэте не в мою вахту.

Огонь побеждено потух.

— Кабан! — взвизгнула лилововолосая.

— Так, ты сюдэ, — перевертыш приподнял лысую мормолику, перевалив ее в кресло. — А ты, — вепрь схватил Нику за шиворот и вытолкнул из номера, — сюдэ.

Промокшие бывшие приятельницы обменялись ядовитыми взглядами и неприличными жестами.

— Досвэдание, до новых встрэч, — попрощался Кабан и закрыл перед Никой дверь.

Девушка осмотрелась.

«Юродивые всезнайки», с интересом следившие за дракой попрятались в комнаты. Только полуголый очкарик, высунув язык, продолжал снимать Нику на мобильник.

— Дай сюда! — вырвав у смельчака телефон, гавкнула она и переместилась в свою комнату.

Оказавшись в родной обстановке, девушка услышала знакомый шум и рванула к открытому окну. Выглянула. Кряжистая мормолика уже перелезала через балкон, всем сердцем возжелав физического реванша.

— Хрен тебе! — крикнула Верис и бросила шаловливый импульс в стену.

Небольшой выступ, по которому Лушана перебиралась в комнату Ники, осыпался, закрыв для мормолики и без того опасный путь.

— Я это запомню, — сквозь зубы пробубнила полысевшая.

— А лучше на руке выжги. Чтоб наверняка! — выкрикнула Ника.

Воительницы разошлись с суровыми, как кирза, физиономиями.

Агент Верис присела на край стола, почувствовав, как донорское сердце словно сжимается в тугой узел. Пламя, что недавно горело в руках, превратилось в жар, заблудившийся в теле. Ника глубоко вздохнула, но довольно улыбнулась, когда на кровати помимо чужого мобильника увидела непредумышленно вырванный серебряный пропуск Лизабет Локус.

«Так и надо чертовке!» — подумала Верис.

Когда Ника работала агентом отдела чрезвычайных происшествий, ей иногда казалось, что было бы здорово погибнуть на задании. Шальная сфера в голову — и все. Почетно, печально и даже трагично. Сейчас же девушка понимала, что нелепо погибнуть могла несколько минут назад, просто от свинцового удара по лбу. От философствований на тему подлой жизни и постыдной смерти Нику отвлекла гнусно запищавшая мелодия. Звонивший мобильник очкарика, дребезжа и помигивая, карабкался по кровати. Ника дотянулась до телефона и раздраженно ответила на звонок:

— Что?

— Может, ты вернешь мне мой телефон? — раздалась грустный голос из трубки.

— Забудь и купи себе новый.

— Но…

— Я оставлю твой мобильник себе, как моральную компенсацию.

— Но…

— Я сказала, забудь, придурок.

Девушка почувствовала себя неважно и осторожно присела на кровать. Сердце билось, словно ржавеющий механизм, отдавая пустынным отзвуком в уши. Ника понимала, что зря воспользовалась огненным даром отца — донорское сердце, как азалия не выносило жару.

Мобильник очкарика запищал вновь.

— Ну что еще? — сняв трубку, устало спросила Верис.

Голос из телефона неуверенно начал:

— Послушай воровка… ты это… возможно… ну, как альтернативу… вместо моего телефона возьмешь… пропуск на рассеивание тролля?

— Рассеивание?

— Да, да. Это будет зрелищная феерия.

— Какого тролля? — взволнованно поинтересовалась Ника.

— Ты че? То чудовище, что портал создало? Газет не читаешь?

— Газеты врут — буркнула Верис и отключила телефон.

Она утомленно прикрыла глаза ладонью. Не понимая, что приносит больший дискомфорт, мысли о причастности к чужим бедам или липкая одежда. Ника стянула с себя мокрые джинсы и футболку, перевернулась на бок, накрывшись покрывалом.

Публичное рассеивание — своего рода контроль общества за действиями властей — редко свершалось над низшими сверхъестественными существами. Присутствие зрителей при ликвидации, например, банника-маньяка или жаждущего упыря для проформы ограничивалось единственным казенным свидетелем. От наблюдателя требовалась лишь подпись в подтверждении осуществленной казни. К тому же рациональным решением всегда считалось ссылка нечисти в заповедник, потому как тюремное заключение являлось слишком затратным, учитывая долголетие преступных сущностей. В заповеднике же — они жили, работали, умирали.

Лиге Сверхъестественного не нужны были показательные трупы, в отличие от бесплатной магической силы, поэтому рассеивание считалась крайней мерой. Но в деле Цератопа не имели значения принадлежность тролля к низшим существам и обоснованность возвращения законопреступника в резерват. Варпо — бывалый заплечных дел мастер, давно сосланный в заповедник — «совершил злодеяние», которое стараниями замдиректора Вишнеча попало на первые страницы газет и взволновало общественность. Ликвидировать тролля посчитали нужным публично.