Охота на гончих - Федотова Надежда Григорьевна. Страница 44

– Ивар, – рядышком на лавку плюхнулась помятая супруга. – У нас в Византии какие-нибудь интересы имеются?

– Не сказал бы, – глава Тайной службы, отвлекшись от размышлений о здоровье, удивленно приподнял бровь. – А что случилось?

– Да я скальда этого к византийским купцам отправила, – развела руками Нэрис. – Дескать, такой талант весь мир узнать должен… Что ты хохочешь?! Ну просто они от нас дальше всех сидят – у самой перегородки, дальше только дверь. Не на улицу же мне гнать его было?

Она, надувшись, пихнула веселящегося мужа кулачком. И зевнула в рукав.

– Устала? – Ивар обнял жену за плечи.

– Страшно. Послушай, нам обязательно здесь до самого утра сидеть? Мы ведь просто гости!

– К сожалению, не «просто», – поморщился лорд. – Кого конунг лично на торжество пригласил, тот раньше высочайшего соизволения и шагу к двери сделать не моги… Облокотись об меня, котенок, все тебе удобней будет. И потерпи еще хоть часок – скоро молодых на брачное ложе проводят, вот под это дело мы с тобой и слиняем. У меня у самого уже голова пухнет. Тихоня-то вон как славно устроился!

Нэрис с завистью взглянула на Ульфа, уронившего голову на руки и весьма явственно похрапывающего в стол, и сказала со вздохом:

– Ему же в ночной караул, а мы еще выспимся… Кстати, где Творимир? Я его последний раз аж возле храма видела.

– Творимира я отпустил. До утра, он уж который день просится… Мне его приятель, конечно, не сильно нравится, но дружбу надо уважать. Кстати говоря, они оба здесь – вон туда посмотри. Справа от двери, в углу, где русы сидят. Я гляжу, эти и в праздник наособицу держатся?

Леди Мак-Лайон повернула голову – действительно, пропавший воевода обнаружился в самом конце огромной комнаты в компании соотечественников. Они с беловолосым Вячко сидели на лавке плечом к плечу и, бурно жестикулируя, что-то обсуждали. Остальные дружинники-русы в беседе старых друзей не участвовали – стукались кружками, выплескивая на пол пенную медовуху, закусывали, хохотали – в общем, ничем решительно не отличались от норманнов. Нэрис задумчиво наморщила лоб. Что-то определенно было не так, а вот что конкретно?

– Ой, – вдруг снизошло на нее, – да ведь я впервые вижу, как наш Творимир разговаривает! Нет, я знаю, что он немым сроду не был, но все же… до чего удивительно!

– А толку? – подосадовал Ивар. – Во-первых, все равно ни черта не слышно, а во-вторых – они же небось на своем языке болтают. Жаль. Я б вот полюбопытствовал.

– И тебе не совестно?..

– С чего бы? Мне этот Вячко никуда не уперся, чтобы приличия ради него соблюдать. Кроме того, меня с поличным еще ни разу не ловили… Слушай, толкни Тихоню в бок. Расхрапелся. Я, глядя на него, сам скоро на лавке растянусь – и окончательно паду в глазах общественности. Может, потанцуем?

– Я так не умею, – без особенного сожаления призналась Нэрис. – Меня другим танцам учили. Но ты иди, если хочешь.

– Нет уж. Позориться – так вместе. Опять объелась, что ли?

Она смущенно опустила глаза. Ивар, улыбнувшись, заглянул в свою чашу – на дне сиротливо плескались остатки какого-то травяного отвара. На вкус он был куда лучше, чем могло бы показаться, но хорошему вину, к сожалению, конкуренции составить все равно не мог.

– Надо было с собой пару унций чаю прихватить, – запоздало посетовал королевский советник. – Я от этой травы позеленею скоро.

– Чай? – Нэрис пожала плечами. – Думаю, и тут найдется. Берген – торговый город. Норманны, может, и другие напитки предпочитают, зато купцов заморских здесь полно. У кого-нибудь да отыщем! Только стоить, конечно, втридорога будет.

Ивар задумчиво кивнул. Потом с кислой миной пригубил из чаши и решил, что шотландская казна уж как-нибудь переживет еще одну незапланированную трату. Тем более что на фоне давешней горностаевой муфты даже лучший китайский чай будет смотреться бледно… Разбавив остатки травяного отвара водой, лорд Мак-Лайон бросил рассеянный взгляд на высокий стол. К нему только что подошли Дагмар и Бьорн: оба запыхавшиеся, румяные. Девушка придерживала одной рукой рваный подол юбки – вероятно, кто-то из танцоров был не очень осторожен. Дочь ярла Гуннара уселась на лавку напротив Хейдрун и, вынув из мешочка на поясе нитку с иголкой, принялась чинить платье. В каждом ее движении сквозило нетерпение – девушке определенно хотелось скорее вернуться в круг. Бьорн отыскал глазами свою чашу, плеснул в нее вина из кувшина и залпом осушил. Наклонился к невесте. Та торопливо закивала головой, сделала еще несколько стежков и зубами разорвала нитку. Дружинник подал ей руку, помогая встать. Уже уходя, Дагмар повернулась к Хейдрун и что-то весело сказала. Что именно, Ивар не расслышал, но догадался по вспыхнувшему лицу новобрачной – дочь Гуннара позвала девушку танцевать. Хейдрун метнула вопросительный взгляд на мужа, но ответной реакции не дождалась. Дагмар, пожав плечами, позволила жениху снова увлечь себя в круг – спустя пару мгновений влюбленная парочка уже вновь весело плясала меж двух очагов. Хейдрун, едва не плача, смотрела них, и губы ее ощутимо дрожали. Ивар с неодобрением покачал головой.

И от дочери Ингольфа Рыжего этот жест, похоже, не укрылся. Щеки Хейдрун запунцовели еще больше, в ярко-голубых глазах мелькнула отчаянная решимость. Собравшись с духом, юная жена сэконунга склонилась к супругу и тронула его за локоть.

– …пожалуйста! – донеслось до навострившего уши лорда сквозь чуть сбавившую темп музыку плясовой. – Что ж мы сидим? Погляди, как братья в кругу пляшут! И Дагмар с женихом… Неужто мы хуже? Пойдем, вино отсюда никуда не денется – вернемся, я сама тебе чашу поднесу. Праздник ведь, Эйнар, наш с тобой праздник!

Лицо молодожена потемнело. Глаза, еще минуту назад не содержавшие даже проблеска мысли, сверкнули сталью.

– Праздник? – глухо рыкнул сэконунг, одним движением стряхнув со своего локтя руку девушки. – Эвон как! А мне-то, дураку, и невдомек… Уйди, Хейдрун! Хочешь, пляши, хочешь – вешайся, все едино! Не мила ты мне!..

Тем, чтобы хоть немного понизить голос, Эйнар себя утруждать не стал. Сидящий рядом с ним Харальд повернул голову. Несколько человек, танцевавших с краю, тоже заоборачивались. Ивар с опаской покосился в сторону главной двери – не долетело ли до ярлов? Но оттуда все так же слышались воинственные вопли на три голоса, хруст ломаемого дерева и возбужденный гомон дружинников. Как ни орал Эйнар, победный рев его батюшки все-таки взял верх… Лорд услышал, как рядом громко зашуршали юбки, и едва успел схватить за руку вскинувшуюся жену:

– Куда? Сами разберутся!

– Разберутся, а как же, – свирепо пропыхтела Нэрис, вырываясь, – видела уже. Пусти!

– Чтобы ты сэконунгу при всем честном народе миску с кашей на голову надела? Разбежался. Сядь, тебе говорят!

– Не сяду! – воинственно заявила она. – И твой сэконунг мне даром не нужен, пьянь бессовестная… Я иду к Хейдрун!

Сделав усилие, леди Мак-Лайон выдернула-таки руку из ладони мужа и торопливо засеменила в сторону молодоженов. Ивар, подумав, не стал ее догонять. Напускаться на Эйнара с упреками Нэрис, похоже, и впрямь не собиралась, а бедную новобрачную советнику все-таки было жаль. Он посмотрел на Хейдрун: глаза полны слез, ладошка прижата ко рту… М-да. Если так пойдет и дальше, дело вполне может кончиться разводом. Или мордобоем. Вряд ли ярлу Ингольфу придется по вкусу такое вот обращение с его дочерью! Ивар вспомнил взбудораженного рождением принцессы правителя Шотландии и крякнул: Эйнар играет с огнем. К дочерям у большинства отцов, даже таких неприступных на вид, как Рыжий, отношение бывает на удивление трепетным. «А влюбленные обычно теряют всякое самоуважение, – критично подумал лорд. – Не знаю, как насчет миски на голову, но уж возмутиться она могла бы. Не рабыня все-таки, да еще и учитывая такого папеньку. Своей уступчивостью себе же хуже делает».

Назвать дочь могущественного ярла размазней Ивар не смог даже в мыслях, но его не самое лестное мнение Хейдрун тут же подтвердила. Порывисто отодвинулась от мужа, вскочила с лавки и, громко всхлипнув, бросилась в дальний правый угол. Он был занавешен ткаными пологами и, несомненно, казался бедняжке надежным укрытием… Лорд Мак-Лайон, проводив задумчивым взглядом спину новобрачной, пришел к выводу, что гордость у нее все-таки есть. Не захотела реветь на людях. И к братьям да батюшке не побежала жалиться. Ребенок? Что ж, возможно, – но далеко не робкого десятка. Проплачется, а потом дождется своего часа – и задаст муженьку перцу… Что, учитывая обстоятельства, кое-кому явно пойдет на пользу.