Как стать папой за пять минут - Лесневская Вероника. Страница 2

– Здравая мысль, – ищу у нее талию и придерживаю за то, что от нее осталось. – Подержи это пока в себе, – в панике киваю на животик. Он больше не кажется мне милым арбузиком, а ввергает в состояние шока. – Куда тебе торопиться…

– Все-таки вы ненормальный, – недовольно пыхтит, сверля меня заплаканными глазами цвета перламутрового миндаля. Лишь у одной девочки я такие видел. Но это, как мы выяснили, не она.

– Я ненормальный? – искренне возмущаюсь, от испуга забывая о главной проблеме, и зачем-то начинаю выяснять отношения. – Ты явилась ко мне в свадебном платье, выдвигала требования, как опытный похититель, а напоследок чуть не затопила мой кабинет. И после всего я еще ненормальный?

– Вдобавок хам, – морщится от приступа боли, сгибаясь пополам. – Думаете, я это контролирую? Ой, схватка, кажется, – стонет жалобно, и я машинально поглаживаю ее по спине. Бережно, успокаивающе. – Или нет, – резко выпрямляется, едва не врезавшись макушкой в мой подбородок. Запрокинув голову, вопросительно косится на меня.

– Не смотри на меня так, – подвожу ее к столу, чтобы могла опереться. – Я никогда не рожал… Тьху ты, – выдаю нервный смешок. – Никогда отцом не был. И вообще беременных только на расстоянии видел. Что делать-то?

– Не знаю, – хнычет, прижимая ладонь к пышной груди, которая едва помещается в тугом корсете, а ее дыхание учащается. Какие же нестабильные эти беременные! – Наверное, скорую надо вызвать.

– Кира, канун Нового года! – повышаю голос, а сам нервно меряю шагами пол. – По таким пробкам скорая несколько часов сюда добираться будет. Успеешь родить, вырастить и в школу малую отправить, пока дождемся, – запускаю пятерню себе в волосы, яростно треплю их и тут же приглаживаю назад. – Я тебя сам отвезу. Идем, – беру ее за тонкое запястье.

Медлит. С места не двигается, будто приклеилась к паркету. Задумчиво опускает голову, осматривает свой внешний вид, оттряхивает потерявшие цвет и шарм юбки, свободной ладонью стирает пятна макияжа со щек.

– Я так не могу, – неожиданно выпаливает. – Мне надо сначала домой. Принять душ, переодеться, взять сумку…

– Выпить кофе с какао, – тяну издевательски, но не от злости, а от животного страха перед беременной самкой. Да ну к черту такие аттракционы! – Ты совсем того? – кручу пальцем у виска.

– Я не могу рожать в таком виде. Я грязная вся, – вырывает руку.

– В больнице разберутся, – опять хватаю ее. Упирается. – А-а, понял, это такие причуды беременных? Из-за стресса? Не переживай, поехали! – едва не рычу, когда она не слушается.

– Мне неловко! – делает пару шагов.

– Неловко будет, когда придется ребенка на бегу придерживать, чтобы не потерять по дороге, – прохожусь красноречивым взглядом по ее животику вниз. На грубость Кира лучше реагирует, чем на добрые уговоры. – Поехали! Адрес роддома говори, где на учете стоишь, – настойчиво веду ее к двери.

На ходу срываю куртку с вешалки, проверяю ключи и документы. Машинально пихаю во внутренний карман чужие паспорта: беременной невесты и ее неблагонадежного недомужа.

– А мой роддом позавчера на карантин закрыли, – обезоруживает она меня.

– Шутишь? – резко притормаживаю, и Кира чуть не влетает мне в спину. Мы как на оживленной трассе в час пик. Вот и первая авария.

Девушка отскакивает, на инстинктах прикрываясь и защищая ребенка, покачивается в неудобных свадебных туфлях и под тяжестью собственного тела вновь летит вперед, в мои объятия. Успеваю ее подхватить за секунду до того, как столкнется со мной. Не задумываясь, заботливо прижимаю к себе, насколько позволяет ее животик, а оттуда в меня кто-то ощутимо пинается. Застыв, с опаской и необъяснимым трепетом прислуживаюсь к месту соединения наших тел.

– И тебе привет, мелочь, посиди пока там, пожалуйста, – на полном серьезе обращаюсь к малышке, будто она поймет меня и выполнит просьбу. Ловлю ошеломленный взгляд Киры и, прочистив горло, говорю громче: – Так что с роддомом? – строго уточняю.

Она растерянно взмахивает влажными ресницами, импульсивно обвивая меня за шею холодными ручками, чтобы не упасть, и виновато тянет:

– Вирус же, эпидемия, – рвано выдыхает молочной ванилью. – Поступила одна больная на сохранение, и после нее все отделение отправили на профилактику, а нас должны были перераспределить, но я же к свадьбе готовилась. Не до этого было, – рассказывает искренне, как если бы мы были родными людьми. Впрочем, если так пойдет дальше, то я ничему не удивлюсь. Что может сблизить сильнее, чем совместные, мать их, роды?

– Вирус, говоришь? – внимательно изучаю ее красивое, как у испачканной фарфоровой куколки, лицо. Сморщив носик, она кивает. – Похоже, теперь и я его подхватил, – закатываю глаза.

– Что-о? – отшатывается в момент, когда мы выходим из офиса на улицу. – Я не хочу заразиться. Нам с крошкой нельзя болеть! – воспринимает мою шутку буквально.

Суматошно отталкивает меня, поскальзывается на заснеженном крыльце и выставляет руки перед собой, неуклюже балансируя на льду.

– Горе беременное, – устало вздохнув, ловлю ее привычным до автоматизма движением и… сам не понимаю каким образом, но поднимаю на руки.

На удивление, не чувствую веса. В состоянии аффекта легко несу беременную к машине – и лишь на парковке ставлю на ноги. Она шатается, пытаясь найти точку опоры, держится за живот. Кира похожа на неваляшку, и от этой ассоциации мои губы сами растягиваются в улыбке, как у умалишенного. Настроение кардинально меняется, когда она в очередной раз кривится от болезненного спазма. Не слишком ли часто ее хватает?

– Садись, – тороплю ее, распахивая заднюю пассажирскую дверь. – Или ложись. Только не рожай там, ладно?

Готов взреветь волком в звездное зимнее небо, когда Кира пятится назад. Выпускаю клуб пара изо рта, укоризненно качаю головой и выгибаю бровь.

– Что еще не так? – хрипло рявкаю.

– Я не могу, я же вам всю обивку перепачкаю. У вас кресла новые, шикарные, – оправдывается она, кутаясь в шубку и пританцовывая на скользком асфальте. Того и гляди – опять рухнет на землю.

– Ой, дуреха, – хлопнув ладонью по лбу, провожу вниз по лицу, яростно растирая нос и щеки. Обреченно вздыхаю. – Плевать на кресла. Залезай скорее.

Аккуратно, но настойчиво подталкиваю упрямую Киру в салон. От волнения она ведет себя неадекватно. Беспокоится о сущих пустяках, лишь бы отсрочить поездку в роддом. Боится? Наверное. Вот только я не меньше дурею от стресса! Седым останусь, если вообще ночь переживу!

При этом, получается, я единственный, кто из нас двоих здраво мыслит. И мне предстоит принимать важные решения.

Впрочем… звонок другу никто не отменял.

– Костя, совет нужен, – выпаливаю в трубку сразу же, как падаю за руль. Параллельно завожу двигатель и прогреваю машину. Зыркнув через зеркало заднего вида на дрожащую Киру, ставлю печку на максимум. – Дай адрес ближайшего от нашей юридической фирмы роддома. Вы же с женой не так давно за третьей дочкой ходили, да и ты папка года, должен знать. Чтобы клиника хорошая и врачи грамотные… – перечисляю, а в ответ из динамика раздается дикий хохот. Пару секунд даю Косте отсмеяться, а потом холодно чеканю: – Вообще-то я серьезно спрашиваю.

– Славин, ты же знаешь, я запрещаю пить на рабочем месте, – не унимается друг и по совместительству мой начальник. По-прежнему считает, что я подшутить над ним решил. – К тому же, в фирме, кроме тебя, никого не осталось. Бухать в одиночку не комильфо. Это, скажу я тебе, болезнь.

– Воскресенский, ты же знаешь, что я не употребляю, – дублирую его издевательский тон. – Впервые за год собрался расслабиться, и то не судьба. Сначала ты с дежурством проклятым, теперь… она, – оборачиваюсь, мельком скользнув взглядом по Кире, которая ерзает на заднем сиденье, пытаясь умоститься удобнее. Охает, любовно поглаживая животик. Зажмуривается и напрягает лицо. Я выруливаю на трассу под ее мучительный стон. Кишки скручиваются в морской узел от страха и жалости.

С ней же ничего не случится? Раньше бабы в поле рожали. Потом малыша за спину – и дальше косить. Все ведь нормально было! Недаром говорят, на наших женщинах пахать можно.