Литературный навигатор. Персонажи русской классики - Архангельский Александр Николаевич. Страница 84
Финальное восклицание Автора: «Скучно жить на этом свете, господа» относится не только к героям последней повести «Миргорода», но и к циклу в целом, со всеми его персонажами.
Что почитать
Душечкина Е.В. «Тарас Бульба» в свете традиции древнерусской военной повести // Гоголь и современность: Творческое наследие писателя в движении эпох. Киев, 1983.
Иванов Вяч. Вс. Об одной параллели к гоголевскому Вию // Труды по знаковым системам. Вып. 5. Тарту, 1971.
Петербургские повести (впервые опубл. как цикл – 1842)
Невский проспект (1833–1835)
Пирогов – поручик, «прозаический» спутник романтического художника Пискарева в ночной прогулке по Невскому проспекту.
Поиск любовного развлечения для «мечтателя» Пискарева завершается смертью. А для трезвого, «обычного» Пирогова, лишенного возвышенной «мечты», а потому не знающего и разлада с «действительностью», по существу, ничем. Так, он сразу понимает, к какому «классу» принадлежит красавица, в которую возвышенно влюбляется наивный Пискарев. И, увязавшись за блондинкой («легонькое, довольно интересное созданьице»), надолго выпадает из поля зрения автора. Возвращается он в пространство повести лишь после того, как подведена трагическая черта под судьбой его приятеля-художника. Выясняется, что Пирогов дошел до Мещанской улицы, взобрался вслед за блондинкой по темной лестнице и застал в квартирке ее мужа Шиллера (это «не тот Шиллер, который написал “Вильгельма Телля” и “Историю Тридцатилетней войны”, но известный Шиллер, жестяных дел мастер»). Шиллер и его приятель Гофман («не писатель Гофман, но довольно хороший сапожник с Офицерской улицы») пьяны.
Наутро Пирогов является к Шиллеру и сначала заказывает ему шпоры по немыслимой цене – 15 рублей, затем ножны для кинжала, чтобы иметь повод видеть хорошенькую и глупенькую немку («плутовочку»). Выяснив, когда ее мужа не бывает дома, Пирогов приходит в воскресенье в гости. Вернувшись раньше обычного, муж застает их танцующими. Вместе с Гофманом и ремесленником Кунцем устраивает поручику порку. Разгневанный П. собирается отомстить ремесленникам Сибирью и плетью, но, зайдя утром в хорошую кондитерскую и почитав «Северную пчелу» Ф.В. Булгарина (в стиле нравоописательных очерков которого повесть «Невский проспект» начинается), приходит в хорошее настроение и отправляется в гости.
История Пирогова, начавшись в духе романтической новеллы, продолжившись в духе немецкой мещанской идиллии (в стилистике этого жанра выдержано описание жилища Шиллера), разрешается в анекдот, наподобие того, какой любит рассказывать сам Пирогов (пушка сама по себе, а единорог сам по себе). Она принципиально не имеет финала, потому что Пирогов не самостоятельное лицо, а типаж. Мало что отличает его от представителей «среднего класса общества», составленного из незначительных офицеров, умеющих насмешить хладнокровных петербургских девиц, потолковать о литературе, похвалить Булгарина, Пушкина и Греча и по достижении полковничьего чина «обреченных» жениться на купеческой дочери с приданым. Разве что в отличие от них Пирогов умеет декламировать монологи из трагедии Озерова «Димитрий Донской» и «Горя от ума» Грибоедова.
Пирогов – никто, а потому для него Невский проспект, этот символ демонически-двоящегося мира, не страшен. Безраздельно принадлежа «посюстороннему» миру, он как бы защищен этой принадлежностью и одновременно полностью стерт ею. А значит – тоже уничтожен, хотя и принципиально иным образом, чем художник Пискарев.
Пискарев – петербургский живописец, кончающий жизнь самоубийством. Один из двух зеркально противоположных персонажей повести, пародийно восходящих к очерку Н.М. Карамзина «Чувствительный и холодный». Пискарев и Пирогов вместе выходят на вечерний Невский проспект, эту «всеобщую коммуникацию Петербурга», в поисках любовного приключения. «Прозаический» поручик Пирогов устремляется за глупенькой «блондиночкой», «мечтательный» Пискарев следует за прекрасной, воздушной незнакомкой с темными волосами, сверкающими очами, свежим румянцем и устами, «замкнутыми целым роем прелестных грез». Пискаревым руководит не страсть, а возвышенное чувство «божественной» красоты; он жаждет одного – рыцарски служить неведомой избраннице. Но вместо «святилища» он попадает в «пучину», вместо небесного взгляда красавицы его встречает наглый взор содержательницы притона, в котором состоит его незнакомка. Голосом «арфы» семнадцатилетняя избранница Пискарева изрекает пошлость.
Потрясенный, Пискарев убегает; дома ему снится великолепный бал, на котором царствует она. Красавица уверяет художника, что не может принадлежать к классу «презренных» созданий. Отныне сон становится «единственным <…> богатством» Пискарева. Пообещав персиянину-торговцу, что напишет тому портрет восточной красавицы («чтоб хорошая была красавица! чтобы брови были черные и очи большие, как маслины; а я сама чтобы лежала возле нее и курила трубку»), Пискарев получает опиум. В наркотическом видении ему является она, сначала возле деревенского светлого домика, затем в его мастерской, где все дышит раем. Воодушевленный видением, Пискарев возвращается в притон, чтобы жениться на «падшей» красавице и возвратить миру «лучшее его украшение». Но пасторальный идеал («станем трудиться вместе») возмущает его избранницу, уже привыкшую к пороку: «Я не прачка и не швея».
Пискарев морально убит; возвратившись наутро на свою квартиру «бледный, с ужасным видом, с растрепанными волосами, с признаками безумия на лице» (формулы, совпадающие с описанием обезумевшего Евгения в «Медном всаднике» А.С. Пушкина, к тому времени не опубликованном), он запирается. Через четыре дня его находят с перерезанным горлом и следами долгого предсмертного мучения. «Тихо, даже без обрядов религии», как самоубийцу, его отвозят на Охту; никто не приходит проводить его в последний путь, даже приятель Пирогов. И лишь солдат-сторож, выпив лишний штоф водки, оплакивает покойника.
«Профессия» Пирогова, «призвание» петербургского художника, играет в его судьбе роковую роль. Петербург с его неверным, фантасмагорическим Невским проспектом, пятикратно меняющим свой облик в течение дня, с его колеблющимся ночным освещением, похож на некий подводный город («пучину»), в котором все перевернуто, «все происходит наоборот», «все обман, все мечта, все не то, чем кажется». Фамилия героя, Пискарев, не только указывает на его слабость, бессильность перед властью обстоятельств, но и непосредственно связана с ощущением Петербурга как подводного царства. Художник, устремленный к идеалу, как бы предназначенный для жизни в упоительно-прекрасной Италии, не должен соприкасаться с обманчивой реальностью Петербурга, этого северного подобия Рима, Рима «наоборот». Хватит и того, что он обречен быть живописцем «в земле снегов», создавать зимние пейзажи, в которых вывернут наизнанку идеальный образ природы, место солнца занимает фонарь, место голубого неба – хмарь, место ярких красок – смертельная белизна снега. Он должен писать «чахоточные» портреты бесчувственных петербургских старух.
Подходя с «идеальной» меркой Рима ко всему, и особенно к женской красоте, чье неземное величие в мире Гоголя почти всегда соприкасается с демоническим началом, – художник рискует заблудиться в двоящемся Петербурге, потерять грань между сном и явью. И погибнуть. Путь Пискарева к гибели начинается в тот момент, когда он принимает петербургскую проститутку за «Перуджинову Бианку». То есть – за образ Мадонны с фрески «Поклонение волхвов». Как художник, он прав, открывая в «падшем» существе божественное, «райское» начало. («Боже, какие божественные черты»; «ее святилище».) Беда в том, что Петербург требует либо «пошлого», пироговского отношения к себе, либо двойного взгляда, одновременно и возвышенного, и трезвого. Иначе внезапное осознание того, что женщина, венец творения, «волею адского духа» превращена в «двусмысленное существо», – может свести с ума. Угадав в юной проститутке черты Мадонны, Пискарев не замечает в ней черт русалки, «петербургской нимфы», которая своим сладким пением заманивает его тело в смерть, а душу – в ад.