Королевская кровь-12. Часть 2 (СИ) - Котова Ирина Владимировна. Страница 15

Наступила тридцать третья неделя ее беременности, и вечерами она шептала молитвы Богине, чтобы Четери вернулся до рождения сына, чтобы был рядом, держал ее за руку и помогал в родах, чтобы сам взял малыша на руки и дал ему имя — потому что она понятия не имела, как его назвать, и перебирала десятки имен. Чем меньше оставалось времени до родов, тем больше Света нервничала и тем тоскливее вглядывалась по утрам, после пробуждения, и по вечерам, пока не отгорал закат, в небо — не покажется ли там силуэт мужа. Так она делала до вчерашнего дня, когда в Тафию вернулись драконы, освободившиеся из Драконьего пика. Теперь в этом не было смысла. В небе стало много крылатых — и каждый раз это оказывался не Четери.

Она чувствовала себя очень одинокой, несмотря на то что родные были рядом, а вокруг находилось много людей. Единственное, что ее спасало от уныния — дела. Она по-прежнему занималась дворцом, занималась и помощью новым жителям.

Тафию заполняли люди и драконы — последних, прилетевших вчера вечером, привел к Светлане управляющий Эри, заместитель Чета, и представил ее Владычицей Тафии. Драконы почтительно кланялись уважаемой супруге Мастера Клинков и Владыки Четерии и обещали помощь по первому зову, и как Светлана ни высматривала в их глазах намек на снисходительность или насмешку — не было его.

И она в очередной раз убедилась, как же велик авторитет Чета.

Она узнала, что удалось спасти почти всех драконов, которые были заключены в Драконьем пике — и ей очень хотелось, чтобы Четери знал про это. Потому что до отлета иногда он рассказывал ей о давней войне, о том, какими были Пески, о своем ученике Марке Лаурасе, который был ее и Матвея далеким прадедом по матерям, о том, как закрыли драконов в Драконьем пике. И в голосе его звучали печаль и боль.

Магистр Нефиди передал от Владычицы Ангелины во дворец Тафии чашу с камнями для связи с другими Белыми городами — этакую замену телефонной линии. До этого с Истаилом общались письмами — раз в неделю с попутными драконами прилетало письмо от Владыки Нории или Владычицы Ангелины, в котором они интересовались, как у Светланы дела, не нужно ли какой-то помощи. Она поначалу очень некомфортно себя чувствовала, когда отвечала, но затем стала подробно писать о делах в городе и о своих. Теперь, конечно, связь станет удобнее.

Света с любопытством рассмотрела чашу, провела сеанс связи с придворным магом в Истаиле — но про себя продолжила надеяться, что вскоре в Пески придет и большое электричество, а за ним — и телефонная связь, а чаши останутся прекрасными музейными экспонатами. Сейчас ей очень не хватало телефона — ведь тогда она могла бы каждый день звонить Матвею.

Он выходил из Зеркала примерно раз в неделю, рассказывал Свете о своих снах и о том, как там Четери, обнимал маму с сестренкой, оставался на ужин. И пару дней после она ходила, улыбаясь, но затем снова подступали тревога и слезы — и она начинала ждать следующего открытия Зеркала.

Родители и тетя старались ее отвлекать и развлекать, да и дел было много — но каждый вечер она шла спать, зная, что сейчас ее начнут одолевать тяжелые мысли. И старалась гнать их из головы, помня о словах Четери: «Не хорони меня заживо», — и ругала себя, что не выполняет его наказ ждать и не плакать. Потом она вспоминала, что у нее есть маленький защитник, капала ему из пузырька в рот душистое масло — и просила спеть колыбельную. И под эти песни засыпала легко и тихо, и снилось ей что-то светлое, доброе, иногда — вода, как тогда, когда она находилась в дреме на дне Белого моря и расслабленно следила за игрой новорожденных духов и серебристыми струями ключей, и ничего ее не беспокоило и не тревожило. И ребенок в животе тоже, казалось, слышал эти песни и успокаивался.

«Будут знаки», — говорил ей Чет, уходя. И она изо всех сил каждый день высматривала эти знаки — и не видела ничего, на что бы сердце сказало ей «это не просто так».

— У нас в Йеллоувине говорят, что отсутствие знаков — это тоже знак, — сказала ей массажистка Люй Кан, когда Света поделилась своими горестями во время массажа.

— А как узнать, не прохожу ли я мимо? — грустно поинтересовалась Света, которая во все это не слишком-то верила. — Может, они есть, но я просто не обращаю на них внимание?

— Знак — это что-то, на что нельзя не обратить внимание, — сказала массажистка уверенно, разминая Свете ступни. — Вот в тот день, когда ваш супруг, Владыка, предложил мне переехать в Тафию, с утра разбилась моя любимая чашка, которая до этого падала много раз и оставалась целой. Сестра посмотрела и сразу сказала, что это к переменам в жизни. Потому я и согласилась. Так что как увидите что-то, что выделяется из обыденности — это и есть знак.

Светлану по-прежнему тянуло к воде, особенно к проточной, и иногда она под присмотром слуг и родных спускалась к реке Неру, к тихой песчаной заводи, излюбленному месту детей, и купалась там — ей становилось спокойнее, словно воды, изошедшие из Белого моря, узнавали и ее и снимали тревогу, убирали боль в ногах и пояснице.

И во дворце вода как начала с первого дня играть с ней, так и продолжала, кланяясь струйками в фонтанах — и бережно поддерживая, когда Света плавала в бассейнах рядом с резвящимися духами. Она уже привыкла к крошечным полупрозрачным рыбкам и не пугалась их.

— Мне кажется, я сутками готова плескаться в воде, — сказала она Лери, дракону-виталисту, во время очередного осмотра. — Я, конечно, и раньше любила плавать, но не до такой же степени!

— Обычно наших дракониц тянет к воде, когда они беременны, Владычица, — ответил дракон с любопытством, — но тут может сказываться и то, что ты провела много времени в озере. Ты же знаешь, что твоя аура, — он взял ее за руку и прикрыл глаза, — содержит в несколько раз больше стихии Матушки, чем аура обычного человека? Еще чуть-чуть, и тебя можно было бы принять за младшую серенитскую аристократку. Вода к воде, да и хорошо это, Матушка дает силы беременным.

Света иногда наведывалась в оружейную, куда Четери перетащил часть оружия из своего старого дома, — ее вдруг стал завораживать блеск стали и неизвестных сплавов, запах старой кожи, дерева, структура белой кости (ибо были тут и тончайшие кинжалы из слоновьих бивней и рога носорога). Некоторые клинки шевелились в ножнах, закованные в цепи: Чет, когда водил сюда Светлану, говорил, что трогать их нельзя, это оружие с подсаженными духами, оно может ранить слабую руку.

Она не трогала — но ходила от одного к другому, всматривалась, — как бы она хотела знать, как тот или иной клинок попал к мужу! Тут она чувствовала себя ближе к нему. Да и сын в животе начинал барахтаться и щекотаться, стоило ей зайти в комнату, и она понимала, что ему нравится здесь находиться.

Один из ножей: с изогнутой рукоятью, в нарядных, украшенных сапфирами ножнах, — явно нравился сыну больше всего, потому что он замирал, когда она замирала напротив, и начинал пинаться, когда она уходила. В конце концов она утащила нож к себе, положила на подушку Чета и засыпала, касаясь его пальцами.

А кроме оружия сын любил кобылье молоко — Света, вспомнив, что сказал Чету шаман, вытащивший ее душу обратно в тело, как-то попросила найти для нее такое. Кобылье в Тафии оказалось найти куда легче, чем коровье — и когда она его попробовала, оно показалось ей очень специфичным — сладким и будто с немного меловым вкусом. Но сын после него колотил в живот пятками так, что сразу стало ясно — ему понравилось. И теперь Света на ночь выпивала по стакану парного молока, а затем успокаивалась с сыном под пение равновесника. И вспоминала прошедший день — не упустила ли она что-то, что могло бы стать знаком про Четери?

«А если не разберешься — шепни вопрос Матушке-воде», — сказал Четери на прощание. И Света ходила в тафийский Храм Всех Богов, тот самый, с мозаиками, который видела во снах. Но сероглазая богиня с чаячьими крыльями вместо рук лишь взирала со спокойной улыбкой и молчала в ответ на просьбы помочь узнать, что с Четом, и защитить его по возможности, и сделать так, чтобы роды прошли хорошо и с сыном все было в порядке, и чтобы война поскорее кончилась победой и все вернулись домой, и Чет тоже… В конце концов Светлана опять расплакалась и так и пошла обратно с красными глазами.