Арин - Соколова Анюта. Страница 3

Ибо на языке итлунгов, ныне забытом ими самими, сложном для человеческого понимания и оттого изученном вряд ли сотней людей, к которым по невероятному стечению обстоятельств относилась и я, это сочетание означало: «Обманувший доверие». Попросту – Предавший, чьё появление было предсказано тысячу лет назад Последним Пророчеством, настолько неясным, запутанным и противоречивым, да и жутким настолько, что и наши, и итлунгские мудрецы не сговариваясь утверждали, дескать, оно ошибочное.

Маг с именем предателя из Пророчества выслушал слова Алькрена с невозмутимым спокойствием. Не меняя брезгливого выражения бледного лица, он медленно воздел руку и с силой хлестнул красавца по щеке – так, что на холёной коже отпечатался багровый след.

– Не смей произносить моё имя вслух! – рявкнул Керт. – И благодари судьбу за то, что ты первый попался мне на глаза из вашего выводка! Ты лорд лишь благодаря мне и только пока я терплю тебя и твоё скудоумие!

Получивший пощёчину, вопреки гневу, вспыхнувшему в золотисто-карих глазах, обиду проглотил – или, скорее, затаил до лучших времён. Зато со всего маху пнул мирцри под собой, заставив его покачнуться. Затем проворчал:

– Что дальше, Керт? Дело сделано, пора возвращаться. Не хватились бы нас раньше времени.

– Два дня – короткий срок для возникновения подозрений, – свысока обронил маг. – Да и кто нас найдёт в этой глуши?

– Уж точно не Полок, – скривился красавец, – у старикашки не хватит силёнок дотянуться сюда Сетью.

Керт не удостоил его ответом. Тронул поводья, разворачивая мирцри. Тот вяло послушался, движения были замедленные и плавные. Заклятие Повиновения… неужели оно действует на мирцри?!

– Любой, вставший у меня на пути, будет уничтожен, – не оборачиваясь бросил маг, – Полок или ты. Хоть сам лорд-повелитель.

Голос его был спокоен, но тем яснее прозвучала угроза.

Я жадно подалась вперёд, чуть не забыв о необходимости таиться, хорошо хоть, вовремя опомнилась.

Отряд, развернувшись, неспешно удалился, не совсем в ту сторону, откуда они явились, чуть правее. Всадники на обычных лошадях так и не приблизились, я даже не смогла пересчитать, сколько их – десять, двадцать? Мох глушил шаги. Если бы не редкий хруст веток, итлунги двигались бы совершенно бесшумно. Выученные кони даже не фыркали.

Я выждала немного для порядка и осторожно выползла из куста. Мысли в голове бились, натыкаясь друг на друга и сбиваясь в кучу.

Старые Пророчества всегда пугают. Словно из тьмы веков кто-то всезнающий и безжалостный грозит тебе пальцем – ужо я вас! Но встретиться с ожившим персонажем мрачной легенды оказалось не страшно – возможно, потому, что неопределённость принимает более пугающие формы, нежели вполне конкретный тип, который, как и все особи мужского пола, бреется по утрам. Во всяком случае, того панического, неудержимого ужаса, что неизменно ассоциируется с Последним Пророчеством, у меня не было. Скорее, любопытство. Кто же это сказал, что любопытство – первопричина доброй половины наших бед?

Он был прав, этот неизвестный.

Я стояла над местом, скрывшим от посторонних глаз то, ради чего этот отряд пробрался на самый край обитаемых земель, и размышляла, что это могло быть. Минуту спустя пришла к единственно верному выводу – чтобы узнать это наверняка, мне необходимо вытащить сей предмет на свет. Робкий голос разума попытался возразить, что наилучшим решением будет вернуться на хутор за подмогой или хотя бы за лопатой, только когда же я слушала этот голос?

Копать я принялась голыми руками при помощи короткой палки, подобранной поблизости. Почти сразу ободрала ногти в кровь, однако азарт подстёгивал меня, не давая передышек. Земля была мягкой и поддавалась легко. Через четверть часа я добралась до цели. Вскоре я с трудом выволокла его наверх – тяжеленный продолговатый мешок, завязанный с обоих сторон крепкой бечевой. Здесь мне пришлось повозиться, но победа всё равно осталась за мной. Заглянув внутрь мешка, я увидела нечто, в первый момент показавшееся мне светлой паклей. Размотав верёвку, отогнула мешковину и была вознаграждена лицезрением застывшего человеческого лица. В первую секунду я почувствовала раздражение. Приложить столько усилий, чтобы откопать труп! Во вторую – поняла, что ошиблась, назвав его человеком. Он был перемазан землёй до неузнаваемости (результат моих же усилий вытащить его на свет из мешка), но даже сквозь грязь проглядывали черты, позволявшие безапелляционно утверждать, что передо мной итлунг самых чистых кровей. Затем я задала себе резонный вопрос: с каких это пор трупы отвозят на край света, чтобы предать земле? Не проще ли закопать их под боком? Или, как выразился пепельноволосый красавец, оставить гнить на городской свалке?

Преодолев отвращение, я прикоснулась к коже своей находки. Она была тёплой. Уже без удивления нащупала и пульс – медленный-медленный, но ровный. Итлунг был жив! Его привезли в мой Лес и в полной уверенности, что никто и никогда не найдёт этой могилы, закопали ещё живого – при такой мысли у меня поползли мурашки.

Может, и мне не стоило её находить?

Я вздохнула.

Наверно, да. Но и закопать обратно в землю кого бы то ни было живьём я не в состоянии. Что остаётся?

Перепрятать и бежать домой за повозкой.

Так я и сделала. Тело оказалось гораздо тяжелее, чем выглядело, мне удалось дотащить его лишь до куста веренны. Для надёжности я прикрыла его ветками и мхом, за которым не поленилась сбегать подальше.

Домой я мчалась так, словно за мной леший гнался. Отца заметила издали, подбежала и выпалила на одном дыхании:

– Нужно запрягать телегу. Я откопала в лесу итлунга. Он едва жив и нуждается в помощи.

Отец быстро глянул на меня и отложил топор, который держал в руке. Но идти к конюшне не торопился.

– Что значит «откопала»?

– То и значит! Вырыла, достала из земли! Какая разница?!

Он укоризненно покачал головой:

– Может, ты всё же объяснишь мне, что произошло?

Видя, что отец не тронется с места, не услышав из моих уст подробное изложение произошедшего, я топнула ногой, но безрезультатно. Пришлось терпеливо пересказывать то, чему я стала невольной свидетельницей, попутно признаваясь в своём любопытстве и его результатах. Отец внимательно слушал, слегка склонив голову. Когда я закончила – помолчал, поглядел на мои ободранные руки. И вдруг произнёс – негромко и очень серьёзно:

– Ты уверена, что тебе стоило лезть в эту историю, Арин? Пусть кланы итлунгов разбираются между собой. Ничего хорошего из твоего вмешательства не выйдет.

Я опешила:

– Папа, да ты что?! Хочешь, чтобы я оставила его там умирать?! Ты мне ещё его обратно зарыть предложи!

– Нет, – вздохнул отец, – не предложу.

Он понуро повернулся, вывел из конюшни Дилку, самую смирную нашу кобылу, ловко и быстро запряг её в повозку. Я, прихватив старое одеяло, мигом взобралась на козлы. Отец устроился рядом, предоставив править мне.

Доро́гой мы молчали. Так же молча перетащили итлунга в возок и вернулись восвояси.

Пару раз отец порывался заговорить со мной, но не решился, хоть я и не противилась. Мою находку он отнёс в самую подходящую комнату – конечно же, мою, поскольку она располагалась на первом этаже, ближе прочих к выходу, и её единственное окно скрывали густые заросли жасмина. Когда-то моей была светлая горница на втором этаже, рядом с комнатой няни, но после смерти Неды я не смогла там жить… Светёлка перешла Лоте, я о том не жалела. Там, куда перебралась, было одно неоценимое достоинство: я могла войти и выйти в любой момент, никого не потревожив. Именно поэтому отец внёс мою находку сюда и торопливо удалился.

Я передёрнула плечами – не хочешь разговаривать, ну и не надо. Пошла в кухню, согрела воды. Вернувшись, первым делом стащила с моего «покойника» одежду. Кое-что пришлось с сожалением разрезать. Костюм был роскошным, из дорогой ткани, весь в прекрасных ручных вышивках, увы, безнадёжно испорченных грязью. Сапоги – из мягчайшей кожи, на таких тонюсеньких каблучках, что вряд ли их обладатель ходил по чему-либо иному, нежели ковровые дорожки и мощённые мрамором полы. И качество, и покрой костюма красноречиво указывали на столичное происхождение. Но означало ли это, что и их обладатель родом оттуда?