Без единого свидетеля - Джордж Элизабет. Страница 7

— Расизм на государственном уровне. Вот в чем нас будут обвинять, да? Никто во всем Лондоне — ни на одном участке из тех, где были найдены тела, — не врубился, что мы имеем дело с серийным убийцей. Никому в голову не пришло сравнить записи. Этот парнишка… — она подняла фотографию чернокожего мальчика, — может, о его исчезновении заявили в Пекеме. Может, в Килбурне. Или в Льюисхэме. Или где-то еще. Но его тело оказалось брошенным не там, где он жил и откуда пропал, а потому копы его родного участка решили, что он сделал ноги, палец о палец не ударили и, соответственно, не сопоставили его данные с информацией об убийстве, которое произошло совсем в другом районе. Я правильно поняла?

— Очевидно, от нас требуется деликатность и быстрота действий, — сказал Хильер.

— Незначительное дело, которое не стоит и расследовать, и все из-за цвета кожи убитых. Вот какие мысли припишут лондонским полицейским, когда история вылезет наружу. Желтая пресса, телевидение и радио — все набросятся на нас.

— Наш план — опередить их, прежде чем нас начнут обсуждать. Сказать по правде, будь все эти таблоиды, службы новостей и репортеры искренне заинтересованы в том, что происходит в реальной жизни, они не гонялись бы за скандалами среди знаменитостей, правительства и членов королевской семьи, а первыми могли бы раскопать эту историю с четырьмя убийствами. И кстати, тем самым уничтожить нас на первых полосах газет. А при нынешнем положении дел они вряд ли имеют право обвинять нас в расизме из-за того, что мы не увидели того же, чего не увидели и они сами. Можете даже не сомневаться: когда каждый отдельный участок передал в средства массовой информации новость о найденном теле, журналисты сочли ее недостаточно «горячей» именно из-за цвета кожи жертвы. И не увидели сообщений о других жертвах. Очередной чернокожий мальчишка. Это не новость. Не о чем писать. Точка.

— При всем моем уважении, сэр, — сказала Барбара, — этот факт не помешает репортерам извалять нас в грязи.

— Посмотрим. Ага! — Хильер широко улыбнулся, когда дверь его кабинета распахнулась. — Вот и джентльмен, которого мы все так ждем. Вы уже закончили с формальностями, Уинстон? Можно теперь официально называть вас сержантом?

Эти слова заставили Барбару вздрогнуть. Удар был мощным и абсолютно неожиданным. Она посмотрела на Линли, но он поднимался, чтобы поприветствовать Уинстона Нкату, который остановился у двери. В отличие от Барбары Нката был одет, как всегда, с величайшим тщанием. Вся его одежда была чистой и отглаженной. В его присутствии — а если уж на то пошло, и в присутствии любого из тех людей, что находились в кабинете, — Барбара чувствовала себя Золушкой, которую еще не навестила добрая фея-крестная.

Она встала из-за стола. Она собиралась совершить худший для своей карьеры поступок, потому что ей не оставили выхода — кроме выхода в буквальном смысле слова.

— Уинни, — выдавила она, обращаясь к бывшему констеблю. — Чудесно. Поздравляю. Я не знала. Только что вспомнила, мне срочно нужно ответить на один звонок, — сказала она старшим офицерам.

После чего, не дожидаясь ни от кого ответа, вышла из кабинета.

Исполняющий обязанности суперинтенданта Томас Линли отчетливо ощущал необходимость последовать за Хейверс. В то же время он сознавал, что разумнее будет сейчас оставаться на месте. В конечном счете, рассудил он, у него будет больше возможности помочь ей, если из них двоих хотя бы он умудрится сохранить благорасположение помощника комиссара Хильера.

К сожалению, эта задача всегда была трудновыполнимой. Стиль руководства помощника комиссара — балансировать обычно на грани макиавеллиевского и откровенно деспотичного поведения, и всякий здравомыслящий человек старался держаться от него подальше, насколько позволяли служебные обязанности. Непосредственный начальник Линли — Малькольм Уэбберли, уже некоторое время находящийся на больничном, — оберегал Линли и Хейверс от нападок помощника комиссара с того самого дня, как поручил им первое дело. Теперь, когда Уэбберли находится вне стен Скотленд-Ярда, прерогативой Линли стало догадываться, с какой стороны бутерброда намазано масло.

Разыгравшаяся драма явила серьезное испытание решимости Линли оставаться незаинтересованной стороной, контактируя с Хильером. Буквально за несколько минут до прихода Барбары у помощника комиссара появился отличный предлог сообщить Линли о повышении Нкаты и отказаться восстановить звание Хейверс.

Разговор он начал без обиняков:

— Я хочу, чтобы вы возглавили это расследование, Линли. Как исполняющий обязанности суперинтенданта… Вряд ли я могу поручить дело кому-то другому. Все равно Малькольм хотел бы, чтобы это были именно вы, так что подбирайте команду. Лаконичность старшего офицера Линли ошибочно воспринял за проявление беспокойства. Суперинтендант Малькольм Уэбберли, ставший жертвой покушения на убийство, приходится Хильеру родственником. Естественно, Хильер не может не думать с волнением о том, как идет выздоровление Уэбберли — его чуть не насмерть сбила машина. Потому Линли произнес:

— Как себя чувствует суперинтендант, сэр?

— Сейчас не время обсуждать самочувствие суперинтенданта, — таков был ответ Хильера. — Так вы возглавите расследование, или мне поручить его кому-нибудь из ваших коллег?

— Я хотел бы, чтобы частью команды стала Барбара Хейверс в своем старом звании сержанта.

— Что вы говорите! Между прочим, мы с вами не на базаре торгуемся. Ответ должен быть или: «Да, я немедленно приступаю к работе, сэр», или: «Нет, я ухожу в длительный отпуск».

Линли ничего не оставалось, как сказать: «Да, я немедленно приступаю к работе», что начисто лишило его возможности действовать в пользу Хейверс, Тем не менее он быстро прикинул, что будет давать Барбаре в рамках расследования такие поручения, которые подчеркнут ее способности и достоинства. И тогда, вероятно, за несколько месяцев он сможет исправить несправедливость, которая выпала на долю Барбары в июне прошлого года.

И тут же его план был разрушен коварством Хильера. Появление Уинстона Нкаты, новоиспеченного сержанта, уничтожило и без того слабые перспективы повышения Барбары в обозримом будущем, о чем сам Нката, вероятнее всего, и не подозревал.

В душе Линли полыхал пожар, но лицо его сохраняло безразличное выражение. И помимо всего прочего, ему было любопытно, каким образом Хильер, назначая Нкату его правой рукой, собирается обойти один очевидный факт. Потому что — Линли даже не сомневался — именно это помощник комиссара и намеревался сделать. Очевидный же факт состоял в том, что, имея в качестве родителей уроженку Ямайки и выходца из Кот-д'Ивуара, Нката был чернокожим — однозначно, безоговорочно и в высшей степени к месту. А когда в прессе станет известно о расовых убийствах, которые полиция не связала друг с другом, хотя должна была это сделать в первую очередь, темнокожее сообщество придет в негодование. И никаких объяснений вопиющей небрежности нет и быть не могло, кроме одного, которое Барбара Хейверс с присущей ей прямотой, не волнуясь о политкорректности, уже назвала вслух: узаконенный в рамках государства расизм, вследствие которого полиция не желает активно искать убийц подростков с темным цветом кожи. Не захотели полицейские, и все тут.

Хильер тщательно смазывал колеса, готовясь к задуманному. Он усадил Нкату за стол и коротко посвятил в дело с четырьмя убийствами. О расовой принадлежности трех первых жертв не было сказано ни слова, но Уинстон Нката дураком не был.

— Итак, у вас проблемы, — спокойно подытожил он услышанное от помощника комиссара.

— На данном этапе наша задача — избежать проблем, — ответил Хильер с выверенным хладнокровием.

— И для этого вам понадобился я?

— В каком-то смысле.

— В каком именно смысле? — спросил Нката. — Как вы планируете скрыть это? Не сам факт убийств, понятное дело, а то, что в связи с ними не было ничего сделано?

Линли едва сдержал улыбку. Молодец, Уинстон. Уж он-то ни под чью дудку плясать не станет.