Ошибка комиссара (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич. Страница 26

— Послания по почте приходят? — поинтересовался я.

Женщина с Марса лишь покачала головой.

— Нет, конвертов не было, тем более со штампами. У меня ящик почтовый на входных дверях висит, в него и вкладывают.

— Как я понял, когда вы стали волноваться, то пошли в милицию? — уточнил я. А потом выдвинул очевидное предположение: — Но в дежурной части вас либо не приняли, либо не приняли всерьез?

— Да меня там просто на смех подняли, — горько усмехнулась Аэлита Львовна. — Говорят — мол, странно от трезвой женщины такое слышать. Потом спросили — дескать, от Фантомаса не получала ли писем? Не учительницей ли работаю? Намекали, видимо, на шалости подопечных учеников. В общем, отмахнулись и даже разговаривать не стали. Дескать — не отрывайте от важных дел.

— Но у вас, лично, есть основания считать, что это не розыгрыш и не чья-то дурная шутка? — спросил я, подумав про себя, что что-то тут не ладно. Если бы женщина отнеслась к письмам с угрозами именно как к дурной и изрядно затянувшейся шутке, то в милицию бы не пошла.

— Нет, это не шутка.

— Аэлита Львовна, вы что-то не договариваете, — хмыкнул я. — Если это не шутка и не розыгрыш, значит, у вас имеется какое-то подозрение? Что вы скрываете?

Женщина с Марса посмотрела на меня. Мне показалось, что в ее взгляде я увижу высокомерие — мол, я вам все рассказала, а что еще? Но нет, скорее, там читалось сомнение и растерянность.

— Аэлита Львовна, так не бывает, — мягко сказал я. Странно, но мне показалось приятным произносить её имя. — В вашем прошлом имеется нечто такое, что вы предпочтете скрывать? Уверен, что у такой женщины, как вы, криминального прошлого нет. Что вы не украли какой-нибудь общак…

— Что, простите? — перебила меня Аэлита. — Какой общак я могла украсть?

— Общак — это деньги, которые собирают преступники. Скажем так — касса взаимопомощи воровского мира, — охотно пояснил я, слегка удивленный, что «марсианка» не понимает термина, который известен даже ребенку. Может, она и на самом деле с Марса свалилась?

Я даже не ожидал, что дамочка вскочит со своего места. А эта подскочила, словно ее ударили.

— Да как вы посмели? — гневно зашипела на меня женщина. — Я никогда в жизни ничего чужого не трогала. Не так воспитана! Вы, верно, привыкли иметь дело только с преступниками.

— Сядьте! — повысил я голос, вскакивая и силой усаживая Аэлиту на место. Подождав, пока она успокоится, сказал: — Еще раз повторю — помогать можно лишь тем, кто сам желает себе помощи. А вы, вместо того, чтобы сказать правду, закатываете истерику.

— Мне больно, — пожаловалась женщина.

А я, оказывается, слишком сильно ухватил ее за руку.

— Простите, — смущенно сказал я. — Немного не рассчитал. — Сделав вид, что мне ужасно стыдно — ну, на самом-то деле было всего лишь неловко, сказал: — Прошу прощения за грубость. А что касается предположения, это только гипотетично. Я же ни в чем вас не обвинял. Как раз наоборот, высказал предположение, что такая девушка, как вы, не способны на преступление. Но что-то вы скрываете.

— А теперь вы снова пытаетесь меня оскорбить, — поджала губы Аэлита.

Вот теперь я чуть не завыл. Нет, надо отсюда уматывать, пока я инфаркт с этой взбалмошной дамочкой не получил. А мне еще не хватало сердечного приступа. Сдержав внутри справедливое желание просто обматерить дамочку, отправив ее по известному адресу, но не стал, поэтому, как учат умные люди, мысленно посчитал до десяти, а потом встал со своего места:

— Мы с вами друг друга не понимаем. Так что, простите еще раз, но я пойду. А Ольге… то есть, Ольге Васильевне передайте, что ее знакомый сыщик просто дурак и хам, как и все остальные.

А вот теперь уже Аэлита схватила меня за руку.

— Я не хотела вас обидеть. Но вы, назвав меня девушкой, подчеркнули мой возраст, а это дурной тон.

Ну елки зеленые! Опять вляпался. Забыл, что я не в двадцать первом веке, где девушками именуют всех женщин, а в семидесятых, где женщин называют женщинами, без всяких выкрутасов.

Но извиняться не стану. Надоело. Сейчас скажу что-нибудь из цикла про поручика Ржевского, и уйду. Но упавшая с Марса все-таки взяла себя в руки.

— Алексей Николаевич, у меня пока только подозрения. Право слово — я не могу сказать ничего определенного.

— Как скажете, — покладисто согласился я. — Запишите мой телефон. Или, еще проще — возьмите его у Ольги Васильевны. Как созреете до нормального разговора — звоните. А пока — имею честь откланяться.

Ничего себе хватил, подумал я тут же. Имею честь, да ещё и откланяться. Во как! Никогда так не выражался. Оказывается, благовоспитанность — штука заразная. Причём мгновенно. Всего десяток минут пообщались — и на тебе!

Демонстрируя намерение встать и уйти, я тихонько наблюдал за собеседницей. А она изо всех сил старалась сохранить привычно непроницаемое выражение лица. Только это получалось не очень. Досада, сожаление, стремление начать говорить и сомнение, а надо ли — всё вместе и даже ещё что-то, чего я расшифровать не мог, присутствовало на лице марсианки.

Наконец, она решилась, поднялась со скамейки и поплыла прочь от меня, едва кивнув головой: Прощайте!

Вот и поговорили. Не видать мне теперь куриной печёнки. И не только её, пожалуй. Однако, что мы имеем? А имеем мы нечто такое, что реально тревожит нашу марсианку, ведь не буковок же на бумажке она испугалась. С другой стороны, а зачем пугать человека таким дурацким способом? Девяносто девять человек из ста пустят эту макулатуру на растопку и забудут о ней быстрее, чем она прогорит в печке. А вот как поведёт себя сотый? А сотый испугается и предпримет какие-то действия. Может быть на это и рассчитывает наш пугатель? Если, конечно, это не простое совпадение, и мы не имеем дело с дурацкой шалостью каких-нибудь анти-тимуровцев.

Наблюдая за удаляющейся дамой, я вдруг совершенно против воли отметил её точёную фигурку. Мысленно примерил на неё мини-юбочку и остался весьма доволен таким экспериментом. А может всё-таки бой-френд? Такой запоздалый и такой желанный, и что-то у них пошло не так? Поэтому и не рассказывается вся история целиком?

Я тут же отогнал от себя такие мысли. Чтобы у этой селёдки — и тайный друг? Да он же на её косе удавится ещё на первой встрече.

Нет, решительно сказал я себе, любовную линию мы рассматривать не будем. И поднялся со скамейки, ещё не подозревая о своих заблуждениях.

Глава тринадцатая

Покушение на негодный объект

Вы, может быть, думаете, что главное дело сыщиков — раскрывать преступления? Наивные люди, начитавшиеся романов. Применительно к будущему я бы добавил: и насмотревшиеся сериалов. Главное занятие сыщиков — это писанина. Планы, отчеты, справки о проделанной работе (и о якобы проделанной — тоже), дела, которые кроме как начальству, и показать-то некому, потому что — ни-и-зя. Кроме того, всякие хлопоты, которые так и останутся пустой породой и никаких дивидендов (эка, хватил! Нет пока такого слова в народном обиходе) тебе не принесут. И вот уже потом сыщик сможет выкроить время, чтобы немножко пораскрывать преступлений и получить за это неизбежный разгром от начальства: что ж так мало?

Примерно так я рассуждал по пути на работу. Стояло прекрасное воскресное утро начала сентября, и никто меня на эту работу не неволил. Я шёл сам, согнувшись (правда, только фигурально) под тяжёлым гнётом осознанной необходимости. Чувство осознанной необходимости — прекрасное качество подчинённого. Оно позволяет начальникам не испытывать угрызений совести от чрезмерной эксплуатации своих подчиненных. А что, я тебя это делать не заставлял. Это ты сам! На кого же теперь обижаться?

Я шёл и думал про ту самую «пустую породу». Вот, например, куда мне занести это няньканье с «марсианкой», в какую графу отчёта? Какой статистический результат оно мне принесёт? Пустое времяпрепровождение, чтобы успокоить расшатавшиеся нервы одинокой старой девы. Старой, тут же возразил я себе и на секунду задумался, как же к ней всё-таки относиться? Ответ напросился такой: а это с какой стороны посмотреть. Я задумался, что я при этом имел в виду, сконфузился и решил сам себе глупых вопросов больше не задавать.