Сыщик - Бушков Александр Александрович. Страница 46

— Сейчас я, конечно, проверить не в состоянии, — спокойно сказал Гравашоль. — В данный момент. Но я потребую встречи с кем-то из вашего руководства, чтобы обсудить кое-какие насущные вопросы, а до тех пор, уж простите, вы будете пользоваться моим гостеприимством…

— Слишком далеко придется ехать, — сказал Бестужев.

— Не считайте меня ребенком, — возразил Гравашоль. — Из какой бы страны вы ни были, к какой бы партии ни принадлежали, поездка получится не такой уж долгой. Большая часть деятелей партий того направления, к какому принадлежим мы с вами, обычно пребывает в европейской эмиграции, а не в своей стране…

Он был совершенно прав, именно так и обстояло. Дело принимало не самый веселый оборот: стало ясно, что свободно уйти отсюда Бестужеву в любом случае не дадут. Членом какой бы партии он ни назвался. Пользоваться гостеприимством Гравашоля и далее ему совершенно не хотелось — всего через шесть-семь часов должен был отправиться варшавский скорый. Анархисты наверняка не подвергали его квартиру тщательному обыску, а значит, не обнаружили тайник с запасным паспортом и железнодорожными билетами — иначе Гравашоль давно бы об этом упомянул.

Итак, разойтись миром не получится. Никак не получится. Значит, пора предпринимать действия…

— Вам не кажется, что вы ведете себя нагловато? — спросил он. — С какой стати руководство моей партии должно вступать с вами в какие-то переговоры?

— Потому что я так хочу, — отрезал Гравашоль. — Потому что вы у меня в руках, и у вас есть только два пути: либо мы с вами отправимся к вашему руководству, либо вы отправитесь в недолгое плаванье по Дунаю…

— Хотите приберечь аппарат только для себя?

— Предположим. Если у ваших есть другое мнение, мы как раз и обсудим этот предмет…

Как ни перебирал Бестужев варианты, ни один мирный не подходил. Предположим, он назовет некую партию — и что же? Его потащат к тому представителю руководства, что в данный момент находится ближе всего к Вене, — и неизвестно еще, удастся ли освободиться по дороге. Не говоря уж о том, что, назвав наобум партию, можешь столкнуться с тем, что Гравашолю кто-нибудь из ее руководства прекрасно знаком: все эти нелегалы, от бомбистов до мирных оппозиционеров, в сущности, напоминают жителей одной маленькой деревушки, все они друг друга знают — ну, большинство — и заочно, и въяве… Бестужев спросил деловито:

— Вы в самом деле готовы обсудить вопрос об аппарате? В том смысле, что готовы отказаться от единоличного им обладания? Он многим принес бы пользу…

— Там видно будет, — сказал Гравашоль. — Сейчас он мне нужнее, чем кому-либо…

— Вы полагаете? — спросил Бестужев. — Я не сторонник анархизма, однако, как всякий революционер, уважаю взгляды людей, борющихся с тиранией. И тем не менее признавать за одной вашей партией монополию на важность задач… В конце концов, если вернуться к теоретическим основам, то мы увидим…

Он произнес несколько длиннейших фраз, насыщенных самой что ни на есть высокопробной теорией, поминал и Маркса, и Бакунина, и Лассаля. Краешком глаза видел, что головорезы Гравашоля совершенно заскучали, видя, что разговор как-то незаметно перерастает в теоретическую дискуссию. Они не походили на людей, очень уж вдумчиво интересовавшихся теорией, а также сутью идейных разногласий меж революционными партиями.

Гравашоль нетерпеливо пошевелился, он вот-вот должен был самым решительным образом Бестужева прервать, в чем, надо сказать, был совершенно прав: ну какие, к дьяволу, политические дискуссии в рассветный час, на берегу Дуная, где-то в пригородной глуши? Сейчас он разинет рот… Ага!

Успев за время разговора непринужденно и крайне медленно переместиться на пару шагов в сторону того, кого полагал слабым звеном, Бестужев ринулся вперед, как отпущенная пружина. Ударил намеченного растопыренной ладонью по глазам, вырвал тяжелый револьвер из ослабевших пальцев, успел еще двинуть локтем в горло — и, подхватив за ворот обмякшего анархиста, прикрылся им, как щитом, направив револьвер на тех, кто остался в строю:

— Бросьте оружие, господа!

Мгновением позже в ствол дерева рядом с Гравашолем ударила пуля, и звонкий юношеский голос поддержал Бестужева:

— Бросить оружие, живо!

Бестужев покосился в ту сторону — из-за угла покосившейся хибары виднелась рука в черном рукаве, сжимавшая немаленьких размеров револьвер. Укрывшегося там человека никто не видел — зато все присутствующие были для него как на ладони…

— Живее! — поторопил голос. — Господин Краузе, вас это не касается пока, а вот все остальные — оружие наземь!

Голос был молодой и смутно знакомый, хотя Бестужев никак не мог вспомнить, где его слышал.

— Кому говорю!

Гравашоль первым сообразил, что партия проиграна, — и со злобной гримасой кинул револьвер наземь. Чуть погодя его примеру хмуро последовали остальные.

— Заставьте их отойти в сторону, Краузе!

Бестужев с превеликой охотой повиновался, взмахнул револьвером и прикрикнул:

— Отойдите-ка к тому вон дереву, господа! Молодой человек, по тону чувствуется, шутить не намерен!

Исподлобья косясь и злобно ворча, анархисты приказание выполнили. Таинственный спаситель продолжал:

— Обыщите их, Краузе, если найдете еще оружие, выкиньте в реку! Но сначала то, что они бросили!

Обыскав в первую очередь своего пленника — ага, еще один «бульдог», — Бестужев, выкинув предварительно в реку валявшееся на земле оружие, направился к остальным, держась так, чтобы не заслонять линию огня неизвестному. Кто бы он ни был, он явно пришел один, а значит, лучше уж иметь дело с ним, чем с целой бандой…

Его трофеями оказались приличных размеров нож, револьвер и браунинг, похоже его собственный. К сожалению, и его пришлось выбросить в реку под деловитые окрики неизвестного.

— У них больше ничего нет? — крикнул его загадочный спаситель.

— Ручаюсь! — отозвался Бестужев.

— Прекрасно. А теперь и ваш револьвер — в реку! Идите сюда! А вы, господа, извольте торчать на месте не менее пяти минут, того, кто кинется следом, пристрелю без жалости!

Забросив револьвер в темную воду, Бестужев, не теряя времени, кинулся к хибаре. Там стоял невысокий человек в черном костюме и котелке, по-прежнему целясь в господ анархистов — надо сказать, довольно умело. Не глядя на Бестужева, он тихо распорядился тем же звонким юношеским голосом:

— Бегите до развилки, там свернете направо. Увидите автомобиль, садитесь в него. Я буду прикрывать. Ну?

Не заставляя себя долго упрашивать, Бестужев что есть мочи припустил в указанном направлении. Свернув направо, как и было указано, он увидел большой черный автомобиль с распахнутыми передними дверцами. Его мотор тихо рокотал в полной готовности. Прыгнув на сиденье рядом с местом шофера и захлопнув дверцу, Бестужев обнаружил, что салон пуст.

Очень быстро показался его спаситель, он бежал к машине… остановился, повернулся назад и выпалил дважды, видимо, раздосадованные французы все же не устояли на месте и попытались броситься в погоню… побежал… что-то с его движениями было неправильно… тьфу ты черт, так это же девушка!

Ну конечно, это не молодой человек со звонким голосом, а девушка — голос еще можно было перепутать с юношеским, но бежала она совершенно на женский манер, тут уж никаких сомнений быть не может! Постойте-ка…

Она добежала, плюхнулась на сиденье и, не захлопнув до конца дверцу, с большой сноровкой перекинула пару рычагов. Автомобиль, взревев, прямо-таки прыгнул вперед, подскакивая на колдобинах. Девушка, умело держа руль одной рукой, другой захлопнула дверцу, нажала на рычаг, и автомобиль помчался еще быстрее, Бестужева подбросило так, что он едва не стукнулся макушкой о поднятый верх, успел ухватиться за что-то твердое, угловатое… Автомобиль несся как молния.

Девушка, не сводя глаз с извилистой лесной дороги, с большим искусством дергала руль вправо-влево, так что автомобиль ухитрялся в последний миг разминуться с очередным деревом. Почти рассвело, и Бестужев без особого труда ее узнал.