Церковь в мире людей - Кураев Андрей (протодиакон). Страница 94

И если и впрямь мироточит его фотография или "икона", то меня это нимало не впечатляет. Мироточили даже языческие статуи. Мироточат иконы в жутчайшей секте по имени "Богородичный центр" (она же "Церковь Державной Божией Матери"). Поэтому само по себе кроВо-, слезо—, миро—точение не является аргументом святости того или иного изображения, тем более персонажа.

Тот, кто мироточение образа считает высшим аргументом, не устоит перед лестью антихриста. Ведь и враг Христов в конце времен создаст чудотворный образ: "И дано ему было вложить дух в образ зверя, чтобы образ зверя и говорил и действовал так, чтобы убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя" (Откр. 13,15).

Когда—то, еще будучи семинаристом, я услышал, что сатане Господь не попускает принимать облик Божией Матери, и потому все видения Богородицы истинны, а тот, кто эти видения созерцает, не может быть в прелести… Несколько месяцев этот тезис не давал мне покоя: сердце хотело ему верить, а разум сопротивлялся. Наконец, стало понятно, кто же запустил эту благочестивую "пулю" в церковных обиход: товарищ Янкельман; он же гражданин Береславский; он же "епископ Иоанн" из "Катакомбной Церкви", в конце 80—х вместе с Якуниным возглавлявший клуб "Церковь и перестройка", а затем стяжавший известность как лидер "Богородичного центра" и "Церкви Божией Матери Преображающейся". С помощью этого благочестивого но самодельного "предания" он хотел получить индульгенцию для тех оккультно—эротических откровений, которые он сам распространял от имени якобы являвшейся ему Богородицы.

Вот так же опасно строить свою веру на чудесах мироточения: мол, если где—то что—то мироточит, то там и есть правда [344].

При объяснении же почитания Распутина Царственными Страстотерпцами, не стоит забывать, что царская семья – это типичная семья русских интеллигентов, со всеми комплексами русской интеллигенции. Среди этих комплексов – жажда простоты, народничанья, такой воспитанный поколениями в русской интеллигенции комплекс вины перед простым мужичком и соответственно жажда опроститься, припасть к лону народа. И тут это лоно явилось в виде Распутина. Особенно важно "опроститься" и слиться с "народушком" было для императрицы, немки, сознательная задача всей жизни которой – обрусеть, стать матерью для русского народа, к которому она приехала. Эта сознательная установка породила очень много добрых вещей, но одно – распутинское – последствие оказалось печальным. Кроме того, не будем осуждать мать за то, что она так дорожила жизнью своего сына…

После вышесказанного, полагаю, не покажутся преувеличением слова патриарха Алексия, сказанные им при посещении Санкт—Петербургского подворья Валаамского монастыря в сентябре 1998 года. Здесь Патриарх призвал духовенство и верующих "хранить единство Православной церкви, потому что есть люди, которые пытаются посеять сомнения в умы еще не окрепших в вере людей в правильности действия священноначалия. Особенно заметно это стало в последнее время, когда видно желание некоторых сил разделить народ церковный, породить в Церкви раскол и тем самым ослабить ее. Есть и государственные деятели за рубежом, считающие Русскую Православную Церковь своим врагом и открыто заявляющие, что она препятствует дальнейшему расчленению России. Эти силы используют различные средства, в том числе оплачивают труд критически пишущих о Церкви и ее священноначалии" [345].

Полагаю, что нет нужды доказывать, что в мире есть весьма влиятельные силы, не заинтересованные в возрождении сильной и самостоятельной России (например, вряд ли в этом заинтересованы транснациональные монополии).

Неумно было бы предполагать, что у этих кругов есть люди, умеющие думать и просчитывать вперед. Вспомним, что Збигнев Бжезинский свою книгу о геополитики назвал "Большая шахматная доска". Это верно: в шахматах надо уметь думать за своего соперника, просчитывать и его возможные ходы и его реакцию на твои действия.

Сегодня не секрет, что в западных элитах были и есть специалисты по истории и культуре России (достаточно вспомнить о госсекретаре США при Буше—младшем Кондолизе Райс).

А знакомство с историей России показывает, что в тяжелейших кризисах она оказывалась неоднократно. И все же – выходила. Причем из некоторых кризисов – под влиянием слова Церкви, на волне духовного подъема.

Может быть, кто—то скажет, что это было давно и в XХI веке слово религиозных проповедников ничего уже не значит? Но и у американских геополитиков занозой в памяти ноет иранская революция. В 1978 году успешно развивавшийся проект по вестернизациии Ирана был сорван. Свой, воспитанный на Западе шах (Реза Пехлеви) сверху прилагал усилия к тому, чтобы "традиционное" (то есть не—западное) общество переняло западные стандарты жизни и мировоззрения. Но народ Персии последовал слову религиозного проповедника – аятоллы Хомейни. И про—западное правительство было сброшено, Иран стал "исламской республикой" и проблемной зоной для американского стратегического планирования. А затем и мусульманский мир в целом стал зоной разноликого бунта.

Понятно, что строителям нового мирового порядка не хотелось бы видеть проявлений подобного непослушания в восточно—христианском мире. Но чтобы управлять наследниками православно—византийской цивилизации, надо ее изучить. И вот под занавес ХХ века США становятся всемирным центром византологических исследований. Но если вкладываются серьезные средства в изучение истории Православия, то приобретенные знания, наверно, будут потом использовать…

Так как же должен действовать центр, перед которым поставлена задача блокировать церковное возрождение в России?

Первый и самый простой рецепт – предпринять попытку религиозной американизации России. Секты американского происхождения и в самом деле чрезвычайно бойко начали свое шествие по России в начале 90—х годов. Но стать сколь—либо заметной общественной силой они так и не смогли.

Второй рецепт – это мутирование самой Православной Церкви. Но как бы западные и прозападные СМИ ни лоббировали экуменически и модернистски ориентированных российских проповедников, они все же оказались маргинализированны в самой Церкви.

Третий рецепт – парализация жизни Церкви через провоцирование в ней самой раскола. То есть перенос украинской ситуации в Россию.

Но как организовать раскол в сообществе людей, которые всей своей историей и каждой проповедью предупреждаются о гибельности раскола? Как втянуть в раскол тех, кто помнит слова Златоуста: "Грех раскола не смывается даже мученической кровью"?

Вот тут и настает пора присмотреться к русской церковной истории. Так устроено наше церковное сознание, что оно чутко реагирует на любую "левизну". Все, что хотя бы шепотом заявляет о возможности и необходимости пересмотра древних уставов, сразу отвергается. В итоге веками устоялось у нас своего рода косоглазие: все косимся влево, опасаясь угрозы оттуда. А вот справа образовалась зона слепоты. Слева муха не пролетит. Зато справа хоть танковая колонна проедет – а слишком многие церковные люди будут думать, что все нормально, что и тут мера и граница не нарушены. "Левые" расколы у нас не приживались. Единственный удавшийся раскол в русской церковной истории – это раскол, который шел под "правыми" лозунгами: "больше верности старине!".

Таково "заветное начало греков: частичку уступи, все поползет и расползется. Хоть оно и правда – отчасти, но нельзя же оставаться всему как есть неизменно. Подле неизменяемого есть и изменяемое. Вот эту сторонку как бы они угадали как следует" [346]. Страх перед новизной настолько велик в русском церковно—народном сознании, что может с испуга столкнуть в новизну радикальнейшую.