Дураков нет - Руссо Ричард. Страница 111

Доберман вновь попытался подняться, и Салли заметил, что к его ошейнику прикреплен конверт. Лом, с помощью которого Салли накануне пытался проникнуть в дом, лежал на кухонном столе, Салли взял его и показал собаке.

– Если укусишь, я пришибу тебя прямо здесь, на кухне, – пообещал он.

Собака, кажется, поняла угрозу, поскольку перестала рычать и присмирела, Салли снял с ошейника конверт, на котором изящным, почти женским почерком Карла Робака было написано: “Дону Салливану, мастеру на все руки из жопы”. Внутри лежала записка: “Ты испортил его. Он твой”.

Будто бы в подтверждение этих слов собака подалась вперед, насколько позволила цепь, и лизнула руку Салли.

Чуть погодя пришли Питер с Уиллом, на кухню Питер попал через заднюю дверь, и Салли показал ему записку. Питер прочел и неприятно захихикал. Уилл, помедлив на заднем крыльце, глубоко вдохнул, завел секундомер, опасливо взглянул на собаку и шагнул в дом.

– У вас тогда кружилась голова, миссис Пиплз? – спросил молодой врач, накачивая воздух в черную манжету тонометра, безжалостно сдавившую руку мисс Берил.

Это неприятное ощущение показалось ей естественным продолжением недавних событий. С того самого утра перед Днем благодарения, когда мисс Берил посмотрела на деревья и заключила, что в этом году ее очередь, ее не оставляло мучительное предчувствие скорой беды. И от того, что она решила не путешествовать, предчувствие, несомненно, лишь усилилось. В этом Клайв-младший прав. Ей следовало ехать, как и собиралась. С другой стороны, насчет Салли он заблуждался: сегодня утром Салли проявил себя все тем же верным товарищем, каким знала его мисс Берил. Удар на нее обрушил не Салли, а Бог, коварный старикан, и сейчас врач объяснит мисс Берил, в чем именно это выразилось; она приготовилась смириться с реальностью.

Давление ей мерили второй раз за полчаса. Первый раз это сделала медсестра.

На приеме у врача мисс Берил изучала его едва ли не так же пристально, как он ее, хоть и без помощи холодных, бесцеремонных, всюду лезущих инструментов. Опять генофонд в действии, сказала она себе, хотя это же Шуйлер-Спрингс, не Бат, так что, возможно, мисс Берил и ошибалась. Шансы на то, что именно она учила этого молодого врача, когда тот был восьмиклассником, невелики, хотя он и показался ей смутно знакомым, чьей-то более взрослой версией – возможно, кого-то из ее восьмиклассников. Один из неприятных побочных эффектов долгого учительства заключается в том, что сорок лет – это очень много, даже в смысле памяти, и порою мерещится, будто ты учила вообще всех людей на планете. В лице каждого взрослого мисс Берил искала свидетельства вчерашних невыученных уроков, предвещающие сегодняшнюю некомпетентность. В этом юном враче мисс Берил заранее высматривала доказательства, которые подтвердили бы правильность уже принятого ею решения не следовать его советам. С чего бы, в самом деле, следовать советам бывших троечников, если ты их узнала.

– Кружилась, – созналась мисс Берил, отвечая на его вопрос о том, что предшествовало тому, как у нее из носа хлынула кровь. – И теперь кружится, но уже от облегчения, – добавила она.

Молодой человек снисходительно улыбнулся.

– Кружится от облегчения? Вы имеете в виду, что вам стало лучше?

Мисс Берил скривилась. Этот молодой человек, как и большинство его сверстников, с кем мисс Берил довелось познакомиться за последнее время, совершенно лишен умения поддержать шутку, лишен любви к языку, а может, и воображения. Клайв-младший вырос таким же. Всякий раз, как она пыталась пошутить с ним, он озадаченно хмурился. Вряд ли этот молодой врач был троечником – слишком умен, – но мисс Берил представляла, как двадцать лет назад ставила ему за сочинения четверки с минусом и ждала, когда он примется жаловаться. В чем он ошибся? – наверняка допытывался он. За что ему снизили оценку? В чем он недотянул?

Но, после того как у нее из носа хлынула кровь, ей действительно стало лучше. И мисс Берил мысленно исправила его оценку на четыре с плюсом – может, как и тогда, после строгого нравоучения, что в жизни главное – не избегать ошибок и не дотягивать во что бы то ни стало до отличного балла, нет, оценку нужно заработать. И она решила рассказать ему все как есть.

– Я думала, что идет снег, – сообщила мисс Берил, чувствуя себя несколько глупо. – Я видела, что идет снег.

Врач кивнул – похоже, симптом, показавшийся мисс Берил самым странным, ничуть его не удивил. Он выпустил воздух из манжеты, расстегнул липучку. Мисс Берил потерла руку, и врач спросил:

– Это причинило вам дискомфорт?

– Мне было больно, если вы об этом. Вы закончили?

– Почти. Но я бы еще на всякий случай взял анализ крови, – ответил врач.

Мисс Берил, точно крылом, помахала рукой, которую недавно сдавливала манжета.

– Правильно ли я понимаю, что вам нужна моя кровь?

Снова полуулыбка.

– Можно, конечно, взять мою, но тогда мы узнаем обо мне.

Мисс Берил встала и снова села, поскольку доктор, сидевший напротив нее, не поднялся на ноги.

– Вы, врачи, как полиция. Когда вы нужны, вас никогда нет рядом. Окажись вы сегодня в шесть часов утра у меня дома, получили бы крови сколько угодно, даже шприц не понадобился бы. Можно было бы просто подставить салатник. А теперь вам нужна еще кровь.

– Совсем чуть-чуть, – заверил врач. – Вы не боитесь уколов, правда? Это не больно.

– Я почувствую дискомфорт?

– Разве что самую малость, – серьезно ответил врач, небрежно бросил манжету тонометра на стол и положил ногу на ногу. Открыл было рот, хотел что-то сказать, но, помявшись, закрыл.

– А сейчас у нас с вами будет важный разговор, верно? – предположила мисс Берил.

– Верно, – согласился врач. – У вас в Бате есть семейный доктор?

– Есть, – ответила мисс Берил.

– Но вы к нему не пошли?

– Он фискал, – заявила мисс Берил. – Рассказывает обо всем моему сыну. Я здесь исключительно потому, что обещала Дональду.

– Дональду?

– Салливану, – пояснила мисс Берил. – Вряд ли вы с ним знакомы.

Она действительно пообещала Салли сходить к врачу. Только так удалось его выставить и спокойно вытереть кровь. Вообще-то Салли настаивал, что днем сам отвезет ее к врачу, обещал, что заедет и заберет ее. Скорее всего, позабыл бы и, с ее-то везением, спохватился только сейчас, поэтому мисс Берил записалась к врачу из Шуйлера, для компании позвала с собой миссис Грубер, объяснила, что ее направили в клинику на ежегодный осмотр, и оставила Салли записку на двери – сообщила, что поехала к доктору, но куда и к какому, не указала, поскольку знала, что Салли обычно довольствуется полученной информацией, пусть и самого общего характера. Однако мисс Берил думала, что в Шуйлере врач будет такой же, как в Бате, – немолодой, сообразительный, но не очень, а главное – незнакомый, тот, кто никому ничего не расскажет. И оказалась не готова к тому, что врач здесь совсем мальчишка.

– Вы живете одна? – уточнил совсем мальчишка.

Одна, сказала мисс Берил и добавила, что без особых проблем живет так с тех пор, как не стало мужа, то есть почти тридцать лет.

– И вы боитесь лишиться самостоятельности?

Мисс Берил мысленно повысила ему оценку с четырех с плюсом до пяти с минусом.

– Выходит, так, – признала она.

– Машину вы водите?

– Редко. В магазин и обратно. Да и то почти решила бросить. Если честно, никогда не понимала нашу национальную одержимость машинами. Это что-то да значит, и мне даже не хочется думать что. Еще мне даже не хочется думать о том, что я могу выкинуть глупость и причинить кому-нибудь вред. Мой муж, Клайв, звезда моего небосклона, погиб в аварии, и невеста моего сына – а она и пешком-то умудряется крушить что ни попадя на своем пути – вчера тоже попала в аварию и чуть не убила моего сына.

Молодой человек кивал, явно притворяясь, будто все понимает.

– На своем “форде” я езжу исключительно за покупками, – продолжала мисс Берил. – Или на торжественное открытие какого-нибудь магазина возле шоссе, что ведет в Олбани, и мне приходится везти туда миссис Грубер, это моя соседка.