Дураков нет - Руссо Ричард. Страница 90

А когда он обернулся и увидел, кто стоит у него за спиной, его потрясло даже не столько внезапное появление Рут, сколько ее вид. Она выглядела так, будто за ночь утратила последние остатки молодости. Она выглядела на свои сорок восемь с лишним, ни днем меньше, и выражение лица у нее было ужасное, точно Рут вдруг осознала, что окончательно и бесповоротно проиграла битву, которую вела, – и, если вдуматься, даже обрадовалась этому.

Какую бы битву она ни проиграла, Салли ясно видел, что Рут не намерена проигрывать в схватке, которую вот-вот начнет. Казалось, она готова расправиться и с Салли, и с любым, кому хватит дурости за него вступиться. Во всей закусочной его союзником мог стать разве что Руб, он сидел напротив Салли, но Руб при виде Рут так перепугался, что потерял дар речи и не предупредил друга. Даже если ему сообщили бы, что Карл Робак нашел разбитые бетонные блоки, которые они с Салли свалили под щит с демоническим клоуном, или что Бутси пришла, чтобы врезать мужу по яйцам, Руб испугался бы меньше.

И Рут действительно расправилась с Салли, бесстрашно пустившим в ход единственную свою карту, которую по ошибке счел козырем.

– Меня там даже не было, – сказал он.

Рут промолчала, и его слова повисли в воздухе, точно фраза, которую начертил самолет.

– Я знаю, что тебя там не было, Салли. – Рут понизила хриплый голос, как всегда, когда собиралась ударить в цель. – Когда ты нужен, тебя никогда не бывает рядом.

У Рут был талант перед уходом бросить эффектную реплику. Салли проводил ее взглядом, так и не встав с табурета, не окликнул ее, смотрел сквозь витрину закусочной, как Рут садится в машину к Заку, – тот ее дожидался, к вящему удивлению Салли. По закусочной разнеслось дикое хихиканье. Салли было решил, что слышит свой внутренний голос, что так проявилось его замешательство, но оказалось, смеется Хэтти в кабинке: старуха смутно почуяла напряжение и разразилась хриплым хохотом. Касс потом все утро не могла угомонить мать.

– Я никогда не дурачил Рут, – сказал Салли Тоби Робак. – Просто я нравился ей, несмотря ни на что.

– Как и всем, Салли.

– Это лучше, чем не нравиться никому, – сказал он.

Тоби Робак молчала, и Салли не знал, что делать. Если бы в эту минуту его спросили, что его особенно раздражает в женщинах, даже в тех, кто ему небезразличен, он ответил бы: то, как они многозначительно молчат, будто дают мужчине возможность подумать над тем, что он только что сказал.

– Кстати, я вчера на нее наткнулась, – наконец сообщила Тоби.

– На кого?

– На кого? – повторила Тоби. – На Рут, вот на кого. О ком мы только что говорили?

– А, на нее. – Салли выдавил ухмылку.

– С ней была маленькая девочка.

Это было похоже на вопрос, но Салли решил не вдаваться в подробности. Джейни так и не выписали из больницы. Салли смутно представлял, что случилось за эти две недели. Однажды поздно вечером Винс, закрыв пиццерию “У Джерри”, заглянул в “Лошадь” и рассказал Салли, как обстоят дела. По словам Винса, чтобы сидеть с Тиной, пока Джейни в больнице, Рут взяла отпуск на две недели (Винс винил в этом Салли) – и в супермаркете, где днем сидела за кассой, и в пиццерии, где вечерами обслуживала столики. Лишившись дохода от двух работ жены, Зак вынужден был задуматься о том, чтобы самому поискать что-то постоянное. Роя, мужа Джейни, не выпустили под залог, оставили сидеть до суда. И в тюрьме ему самое место, в этом мало кто сомневался, тем более что он грозился, как только выйдет, поквитаться с Салли – тот, дескать, спрятал его жену и дочь.

– Вот так, – сказала Тоби Робак.

– Вот так, – согласился Салли, хотя понятия не имел, с чем именно соглашается.

– Вот так вы с Рут и расстались.

– Да, я действительно свободен, если ты намекаешь на это.

– Салли, Салли, Салли.

– Так обычно говорит твой муж, – сообщил ей Салли и ухватился за благоприятную возможность сменить тему: – Кстати, ты не ответила на мой вопрос. Ты здесь пока не найдут новую секретаршу или я могу заглянуть в любой день и увидеть тебя?

– Думаю, на какое-то время, – сказала Тоби. – Он на хоздворе, если тебе интересно. Говорит, что стал новым человеком. И принял много решений. Но ты уточни у него. Он принял их час назад, может, уже и не помнит.

Салли кивнул:

– Мне не терпится это услышать. Если я не найду его, передай, что я заходил. – И спросил Уилла: – Ну что, приятель? Готов ехать?

Уилл – после того, как выдавил “здрасьте”, он не произнес ни слова – встал и направился впереди деда в коридор.

– Он тебе точно родной? – усомнилась Тоби.

– Точно, – сказал Салли и добавил, раз мальчик уже не услышит: – Ни на что не намекаю, но Руби всегда носила прозрачные блузки. Конечно, дело твое…

Салли не знал, какого ответа на свою подколку он ожидал. Может, Тоби с деланой злостью запустит в него чем-нибудь. Поэтому, произнося эту фразу, осмотрительно вышел за дверь, и дверь почти успела закрыться за ним. Почти. То есть он все-таки мельком увидел, что Тоби Робак на миг задрала фуфайку и показала ему грудь. Не поверив своим глазам, Салли застыл у двери в коридоре. Сколько так простоял – неизвестно. Секунду? Две? Три?

К действительности его вернул голос Уилла с верхней площадки лестницы.

– Дед, ты чего? – спросил мальчик, лицо его исказила гримаса сильной тревоги.

Из кабинета послышался смех.

– Да, дед, – крикнула Тоби Робак, – чего ты?

В тот вечер, когда они утащили у Карла Робака снегоуборщик, на дворе, где хранится тяжелая техника, приключился несчастный случай, почти со смертельным исходом, о чем Питер и Салли не знали. Распутина, добермана Карла, хватил удар. Салли с Питером видели, что пес рухнул на землю, но решили, что он просто заснул. Оказалось, нет. Навыки Распутина – а его учили свирепо бросаться на любых незнакомцев ночью – вступили в глубокое психологическое противоречие с добродушием и сонливостью, вызванными лекарством. Примирить желание убивать с желанием поспать Распутин оказался не в силах, и у него в мозгу случилось короткое замыкание.

После этого пес утратил многие физические способности. Теперь он кренился набок – на тот, которым управляла противоположная сторона мозга, ныне почти недействующая, – и от его прежней свирепости не осталось следа. Он почти все время спал, словно понял, как важно ночью выспаться всласть, а когда просыпался, то бесцельно бродил по двору вдоль забора, будто искал свою прежнюю агрессивность, и изо рта у него свисала ниточка слюны. Раньше Распутин пугал посетителей гортанным рыком, теперь же обнюхивал их дружелюбно длинным носом и облизывал им пальцы. Всем, кроме Салли.

Возможно, пес не забыл своего отравителя. Когда Салли подъехал и припарковался возле ограды, Распутин, до той минуты дремавший на своем любимом месте – там же, где рухнул в тот вечер, когда фарш навсегда изменил его жизнь, – проснулся, зарычал глухо и попытался встать; эти его действия всегда привлекали зевак. Карл Робак и двое его строителей как раз вышли из вагончика и остановились поглазеть на уморительное зрелище. Обычно, поднявшись, Распутин ковылял довольно бодро, но встать с холодной земли после долгого сна ему удавалось где-то с пятого раза. Видимо, трудность заключалась в том, что его здоровая сторона, послушная, как всегда, злилась на дефективную за то, что та уже не способна реагировать так проворно, и пес принимался кружить на месте, как лодка с одним веслом, в конце концов падал и вынужден был начинать все сначала. Встать у него получалось, лишь если функционирующая половина тела, выбившись из сил, шевелилась так же медленно, как ее поврежденная инсультом товарка. Но к этому времени Распутин вновь засыпал.

Мужчины наблюдали со ступенек вагончика за этими однобокими попытками и с добродушным недоумением покачивали головой. Салли с внуком тоже остановились посмотреть, Уилл округлил глаза от страха и удивления.

– Деда, что с ним? – спросил мальчик.