Победитель - Кобен Харлан. Страница 8

В зале я один, поэтому снимаю с себя все, кроме гибрида трусов-боксеров (знающим понятно), и начинаю с нескольких традиционных ката [4]. Я двигаюсь быстро, а между подходами устраиваю трехминутные раунды с грушей. Лучший кардиологический кондиционер. В юности я тренировался по пять часов в день. Сейчас стараюсь заниматься не менее часа. В основном работаю с инструктором, поскольку не перестаю учиться. Но сегодня, как вы уже знаете, я один.

Все это, конечно же, доступно мне благодаря деньгам. Я могу отправиться в любую точку земного шара или пригласить к себе любого эксперта на любой срок. Деньги дают вам время, доступ, новейшие технологии и новейшее оборудование.

Не правда ли, я рассуждаю почти как Бэтмен?

Если помните, единственной суперсилой Брюса Уэйна было его фантастическое богатство.

Так и у меня. И да, мне нравится быть таким, какой я есть.

Я обливаюсь потом. Меня это подстегивает, и я прибавляю темп. Я всегда подхлестывал себя сам, обходясь без внешних обстоятельств в качестве движущей силы. Единственным моим партнером по тренировкам был Майрон, но и то потому, что он хотел научиться, а не потому, что мне требовалась мотивация.

Я делаю это ради выживания и чтобы поддерживать форму. Я делаю это, потому что мне нравится. Нет, не все подряд. Мне нравится физическая сторона занятий. А разные там «да, сенсей» и прочие патриархальные штучки, на соблюдении которых настаивают некоторые школы боевых искусств, не для меня. Я ни перед кем не склоняюсь. Уважение – да. А вот кланяться – нет. И то, чем я владею, я применяю… на ум сразу приходят банальности вроде «только для самообороны». Это вранье того же уровня, что и обещания вроде «чек поступит по почте» или «не волнуйся, я подсоблю». Нет, свои умения я применяю для сокрушения врагов вне зависимости от того, кто выступил агрессором (обычно это я).

Я люблю насилие.

Очень люблю. Говорю это не ради оправдания в глазах других. Я оправдываю эту склонность в себе. Сражение, драка, потасовка не являются для меня крайним средством. Я ввязываюсь в драки везде, где только можно. Я не пытаюсь избегать бед. Я их активно ищу.

Закончив дубасить мешок, я выполняю жим лежа, затем приседаю с отягощениями. Когда я был помоложе, у меня существовали дни силовых нагрузок отдельно на руки, грудь и ноги. Но когда мне перевалило за сорок, я понял: лучше не злоупотреблять подъемом тяжестей и больше их варьировать.

Тренировка завершена. Я иду в парилку сауны, хорошенько разогреваю тело, затем встаю под ледяной душ. Тело подвергается управляемым стрессам, что активирует спящие гормоны. На меня это действует великолепно. Когда я выхожу из душа, меня ждут три костюма. Я выбираю однотонный синий и возвращаюсь в офис.

– Эта история взорвала Twitter, – говорит Кабир, показывая мне свой мобильник.

– Что там пишут?

– Только то, что на месте преступления нашли картину Вермеера. Мне поступил шквал звонков от СМИ. Все хотят получить комментарий.

– И даже порножурналы?

Кабир хмурится:

– Что такое порножурнал?

Вот она, современная молодежь.

Я закрываю дверь кабинета. Вид у моего кабинета солидный. Стены отделаны деревянными панелями. На особом столике стоит старинный деревянный глобус. Одну стену украшает картина со сценой охоты на лису. Я гляжу на картину и представляю, как смотрелся бы здесь Вермеер. У меня звонит мобильник. Смотрю на номер.

Мне стоило бы удивиться. Этого человека я не слышал лет десять, с тех самых пор, как он сообщил, что отходит от дел. Но почему-то я не удивлен.

– Излагайте, – говорю я, поднеся телефон к уху.

– Не верится, что ты до сих пор так отвечаешь на звонки.

– Времена меняются, а я нет.

– Ты тоже меняешься. Держу пари, твои ночные туры остались в прошлом.

Ночной тур. Когда-то я надевал самый дорогой и модный из своих костюмов и глубокой ночью отправлялся бродить по самым криминальным улицам. Я шел и насвистывал, стараясь, чтобы все видели мои светлые волосы, белую, как алебастр, кожу и румяные щеки. У меня тонкокостное телосложение. Издали я кажусь щуплым и хрупким. Словом, лакомый кусочек для любого уличного молодца. Только оказавшись рядом со мной, эта публика убеждалась, что у меня под одеждой плотно сжатая пружина. Но к тому моменту уже бывало слишком поздно. Меня считали легкой добычей, еще и потешались вместе с дружками, а потом… заднего хода нет.

И хотели бы убраться, но я им не давал.

– Да, остались, – отвечаю я своему собеседнику.

– Видишь? И ты меняешься.

Мои ночные туры прекратились несколько лет назад. Однажды мне наскучила возня с противниками, перед которыми у меня всегда было преимущество. Теперь я выбираю свои цели более тщательно.

– Как поживаешь, Вин?

– Отлично, ПТ.

Должно быть, сейчас ПТ лет семьдесят пять, если не больше. Это он в свое время предложил мне немного поработать на Федеральное бюро расследований. Он же был моим куратором. О нем известно лишь немногим агентам, но каждый новый глава ФБР и каждый новый президент обязательно встречались с ним в свой первый рабочий день. Некоторых людей в нашем правительстве считают теневыми фигурами. ПТ настолько теневой, что кажется, будто его вообще не существует. Он практически ничем себя не обнаруживает. Живет он где-то близ Куантико, однако даже я не знаю, где именно. И его настоящего имени я тоже не знаю. При желании мог бы узнать, но, хотя мне и нравится насилие, играть с огнем я не люблю.

– Как прошел вчерашний баскетбольный матч? – спрашивает ПТ, но я молчу. – Решающая игра для НССА. – (Я продолжаю молчать.) – Да расслабься, – усмехается он. – Я смотрел игру по телевизору, только и всего. Видел тебя в первом ряду, рядом с Понтовым Папашей.

Услышанное заставляет меня усомниться.

– Кстати, мне нравятся его штучки.

– Чьи?

– Понтового Папаши. Мы же о нем говорим? Песенка, где он противопоставляет сук, вырывающих мужчине сердце, сукам, вырывающим яйца. Слышал? Хорошо уловил. Поэтично.

– Я ему передам, – говорю я.

– Ты меня очень обяжешь.

– Когда мы общались в прошлый раз, вы сказали, что отправляетесь на пенсию.

– Так оно и было, – отвечает ПТ. – И продолжается.

– И тем не менее…

– И тем не менее, – повторяет он. – Вин, у тебя надежная линия?

– Можно ли утверждать наверняка?

– Да, при современной технологии нельзя. Насколько я знаю, ФБР сегодня обнаружило кое-что, принадлежащее тебе.

– За что я им благодарен.

– Однако там не все так просто.

– А разве когда-нибудь бывает просто?

– Никогда, – со вздохом соглашается он.

– И этого достаточно, чтобы нарушить ваш пенсионный покой?

– Тебе ведь это что-то говорит, правда? Догадываюсь, у тебя есть причина, чтобы не торопиться помогать им.

– Я просто осторожен.

– А ты можешь перестать осторожничать к утру? Я сейчас перефразирую. – Его тон ничуть не изменился; ничего, что улавливало бы ухо. – К утру переставай осторожничать. – (Я не отвечаю.) – Я встречусь с тобой в Тетерборо, на борту самолета, в восемь утра. Будь на месте.

– ПТ!

– Да.

– Вы установили личность жертвы?

Из динамика доносится приглушенный женский голос. ПТ просит меня обождать и кричит женщине, что вскоре освободится. Может, жена? Поразительно мало я знаю об этом человеке.

– Тебе знакомо выражение «это личное»? – спрашивает он, вернувшись к разговору.

– Когда вы нас обучали, то подчеркивали, что в этой работе нет ничего личного.

– Я ошибался, Вин. Очень ошибался. Итак, завтра в восемь утра.

Он отключается.

Я приваливаюсь к спинке кресла, закидываю ноги на стол и прокручиваю в голове наш разговор. Стремлюсь найти какие-то нюансы или скрытый смысл. И не нахожу. Вполне обыденный разговор. Раздается стук в дверь: один раз, пауза, затем два раза. Дверь открывается, появляется голова Кабира.

– Вас хочет видеть Сейди. Голос у нее… какой-то печальный.