Ферма звезд на краю земли (СИ) - Семенкова Даша. Страница 45

— Извините. Засмотрелась…

— Вы сегодня на себя не похожи, — продолжал меня отчитывать артефактор. — Что-то стряслось? Здоровы ли? Только намекните, и я достану у наших магов зелье от какой угодно хвори.

Забавно. Даже интересно стало, сумеет ли один маг исцелить то, что натворил другой.

— Вряд ли от ее хвори есть лекарство, — не выдержав, усмехнулся Йенс. — Но волноваться не о чем, само пройдет. Правда, дорогая?

— Это личное, — процедила сквозь зубы. Нашли повод для насмешек!

— А вот с личным, сударыня, придется обождать, — строго произнес Криштоф. — Как минимум год, после того, как начальный курс кончите. И чтобы никаких возражений! Нашли время… Женщины! Вам лишь бы… Что я смешного сказал? Прекратите, вы, оба!

— Простите, Криштоф, но вы так забавно ругаетесь, — сказала я. — Больше не буду, честно. Обещаю — я вас не подведу. Так что там с рабочими? Слушаю очень-очень внимательно.

40

На следующий день мы попробовали воссоздать будущие условия сортировки. Рабочие заняли места, двоих пока заменили мы с Йенсом, чтобы лучше понять, насколько все удобно придумано, прочувствовать на себе. Образцы звезд разной степени пригодности он нашел у себя в закромах и смешал в одну кучу.

Запустили магический генератор, отозвавшийся тихим басовитым урчанием, включили рубильники — и линия ожила. Работники ахнули. Я тоже. Какая она получилась славная, новенькая, блестящая, серебристо-гладкая, прямо как игрушечка. И все вокруг сияло чистотой, от свежих, без единого пятнышка стен до термометра и гигрометра, показывающих температуру и влажность в пределах нормы. Их тоже по спецзаказу изготовили, сама дизайн придумывала, чтобы издали малейшие отклонения замечать.

Пробная партия катилась по ленте, сортировщики взялись за дело. Сразу же попросили изменить скорость. Одобрили тот факт, что в будущем им выдадут комбинезоны. Криштоф так убедительно рассказал про технику безопасности, что они боялись приблизиться к конвейеру на лишний сантиметр. Упаковщикам новшество понравилось больше всех: теперь не придется бегать туда-сюда с коробками.

— Кстати, если захотите расширить производство, можно потом на каждом этапе контроль качества поставить, — предложила я Йенсу. — Кого-нибудь самого умелого и педантичного, чтобы перепроверял. Это позволит сократить брак.

— Вряд ли это так уж необходимо в нашем случае, но я, кажется, понял идею. Вы умница. Непременно скажите об этом Криштофу, пусть внесет в документацию.

Ах, да. Патент. Я так увлеклась процессом, что совершенно перестала думать, что нам еще предстоит продвигать изобретение в столице. Возможно, там тоже будут умницей меня называть, не подозревая, что совершенно незаслуженно.

— Я тут ни при чем и ничего не изобретала. В нашем мире все давно существует, я лишь подсмотрела.

— Не берите в голову. Для прогресса это не имеет значения, а в историю нашего мира будет вписано ваше имя. И абсолютно справедливо — как знать, сколько бы еще времени прошло, прежде чем до подобного додумались наши изобретатели.

Возможно, он прав. А может и нет, и до подобного кто-то вот-вот бы додумался, а я его хлеб украла… С маслом. И с икрой, если вспомнить, что в нашем мире Форд конвейерное производство изобрел и заработал колоссальное состояние на первом массовом автопроме. Посадил весь мир за руль, а здесь, быть может, мы с Криштофом это сделаем.

Как бы то ни было, поздно сокрушаться. Процесс запущен, если даже начну упираться и передумаю — Криштоф меня скрутит в бараний рог и силой заставит разбогатеть на патенте. Учиться же и сама очень хотела, и вообще увидеть мир за пределами кальдеры, но…

Мне ведь придется уехать, надолго. Оставить Тео. Об этом и думать не могла. Хоть разорвись.

И я решила не думать. Жить здесь и сейчас, делать что могу и что должна, и пусть все идет своим чередом. Когда настанет время принимать решение, тогда и решу. А пока…

Свет в узком окне был неярким, приглушенным, но отчетливо различимым во мраке тихой пасмурной ночи. Чтобы издали увидела — меня ждут.

Подгоняемая радостным предвкушением, я ускорила шаг. Преодолела участок пути, круто поднимавшийся в гору. Отдышавшись немного, взбежала по ступеням крыльца, и Тео распахнул передо мной дверь. В этот раз не стал дожидаться, когда постучусь.

— Опять сквозь стену увидел? — спросила, проходя в гостиную. Он кивнул. — Никогда к этому не привыкну.

— Тебе незачем привыкать, — он размотал мой шарф и принялся расстегивать пуговицы пальто.

— Я давно хотела спросить — что ты вообще видишь? Какой он, мир твоими глазами?

Тео снял с меня пальто, повесил на вешалку и присел, чтобы расшнуровать мои ботинки. Видимо, ему нравилось самому меня раздевать, а я чтобы стояла, не двигаясь, и позволяла это. Мелочь вроде, но очень его характеризует — любит делать из людей послушных кукол. Когда смешивает для них свои зелья. Когда занимается любовью…

— Разный. Неживое я вижу серым, монохромную объемную картинку. Живое — по-разному. Если оно не наделено разумом, предпочитаю переключаться на тепловое зрение — да, я различаю сердце сквозь ребра, тебе не солгали. А еще магический след, эмоции, специфическую для каждого, у кого есть душа, оболочку. Ее я вижу даже сквозь стекло.

Он поднялся и взял меня под руку, чтобы усадить на диван в центре гостиной. На низком столике стоял пузатый чайник, чашки и блюдо со сладостями. Тусклый свет единственной лампы у окна едва досюда добивал. Другая половина комнаты тонула в полумраке.

— Значит, остальное сквозь стекло ты не видишь? Поэтому в доме такие узкие окна? — Надо же, все-то у него не как у людей. Все через окна на улицу глядят, а он через стены. — Получается, ты смотришь, как бьется мое сердце, но не знаешь, как выглядит мое лицо и какого цвета мои волосы…

Тео разлил по чашкам ароматный травяной чай. Наблюдая, как он это делает, я осознала, что он сейчас не похож на обычного себя. Расслабленный, спокойный, он будто стал намного мягче. Уже не напоминал безразличную каменную статую, высокомерная ухмылка сменилась полуулыбкой, лицо казалось безмятежным. Даже в одежде появилась легкая небрежность — он позволил себе закатать рукава тонкой рубашки и расстегнуть верхнюю пуговицу.

— Зато я знаю, какого цвета твоя душа, — сказал он, пододвигая ко мне чашку. — Наблюдаю все оттенки твоих эмоций, иногда непривычных — они очень яркие и чистые, почти как у детей. Твою внутреннюю свободу — в нашем мире редко такое встретишь. Твое упрямство. А еще я превосходно чую запахи — ты божественно пахнешь, Стася. Этот запах хочется слизать с тебя, как крем с пирожного.

— Надо же, — только и смогла ответить.

Выходит, макияжем можно пренебречь, ему все равно. Зато от духов пришлось бы отказаться, если бы они у меня были…

Я что же, строю планы на совместную жизнь? Глупость какая, он ведь ничего не обещал, более того, дал понять, что между нами лишь тайная, ни к чему не обязывающая связь. Ничего серьезного. А весной мне лучше бы уехать из города, он, должно быть, на это рассчитывает.

— Да… А прямо сейчас я вижу тень обиды, — произнес он ласково. — Чем я тебя задел?

Вот же… Мне теперь что, даже за свои мысли перед ним отчитываться? Не буду. Пусть даже не надеется. Захотелось сказать что-то колкое, задеть его в ответ. Все равно что, не раздумывая.

— Запахи, значит. Поэтому у тебя дома так холодно, чтобы любовницы не потели?

На секунду Тео замер с удивленным видом, и вдруг рассмеялся. Коротко, сухо, будто каменная крошка рассыпалась. Я впервые увидела, как он смеется вот так, в голос. Раньше открытых проявлений эмоций себе не позволял.

И немедленно почувствовала, что таю, ничего с собой поделать не могу. Рядом со мной он другой, не такой, как со всеми. Я для него особенная.

— Ну что у тебя в голове, Стася! Это же мой дом, я все в нем устроил под себя. При чем тут любовницы? — и добавил, не дав мне возможности возмутиться тем, что сам факт наличия любовниц он не отрицает: — Я совершенно не против, если ты вспотеешь. Мне это даже понравится.