Избранные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Дашкова Полина Викторовна. Страница 94

— А может, и не стоит. А может, и не подруга, — пробормотал он, затаптывая окурок и усаживаясь в машину. — Я просто посмотрю, я слегка приторможу и даже не буду останавливаться. Маша спит очень крепко. Она ничего не заметит. Это ведь совсем небольшой крюк. Сейчас ночь, дороги свободны.

Проститутку он увидел и узнал сразу. Она стояла на том же месте, под рекламным щитом, в полном одиночестве, что при ее профессии было почти невероятно.

— Ну дает! — удивился Арсеньев и оглянулся на Машу.

Она спала очень спокойно и крепко. Соблазн оказался слишком велик. Он съехал на обочину и остановился.

Проститутка направилась к машине, сунула голову в окно, но тут же заметила милицейскую форму и с матерным возгласом отпрянула назад.

— Погоди, не бойся, надо поговорить, — крикнул Арсеньев, еще раз испуганно взглянул на Машу, но она даже не шелохнулась.

Он выскочил из машины и кинулся за проституткой. Высоченные шпильки не дали ей удрать далеко, она попыталась исчезнуть в темных кустах, на мгновение Саня потерял ее из виду, но тут из темноты, совсем близко, послышался стон и жалобный матерный комментарий по поводу сломанного каблука и ушибленной ноги.

Слабые фонарные отблески не позволяли разглядеть ее лицо. Саня увидел только силуэт. Она сидела на траве и бормотала:

— Мусор, мусор, уйди, прошу как человека, блин, ну что я тебе сделала, мусор?

Саня присел на корточки с ней рядом, дождался паузы и тихо спросил:

— Подруга твоя где?

— Какая подруга? Ну какая на хрен подруга? Я тут одна, я ваще, блин, на трассе не работаю, я голосовала просто, мне ехать надо в больницу, ты понял, блин? Вон, из-за тебя каблук сломала, туфли пятьдесят баксов, ты мне новые купишь или кто?

— А тебе не объясняли, что опасно девушке одной ночью голосовать на трассе? — вкрадчиво спросил Саня. — Видишь, ты каблук сломала, а подружке твоей, блондинке крашеной с длинными волосами, в красном трикотажном платье, повезло меньше. Ее из озера выловили. Знаешь, тут недалеко, в Серебряном Бору есть озеро Бездонка? Оттуда ее и выловили вчера на рассвете. Помнишь, ее еще “Фольксваген-гольф” подобрал, черный или цвета мокрого асфальта, и увез в сторону Серебряного Бора?

Девушка затихла и уставилась на Арсеньева. В темноте было видно, как блестят ее шальные глаза.

— Ага, конечно, — она шмыгнула носом и нервно захихикала, — ври больше. Может, там какую и выловили из Бездонки, но только не Катьку.

"Сейчас она заявит, что видела свою подругу Катьку два часа назад или сегодня днем, — подумал Арсеньев, — и тогда я спокойно вернусь в машину, отвезу домой американку Машу, а Гере скажу, что пить надо меньше”.

Девушка между тем успела снять вторую туфлю, встала на ноги, отряхнулась. Арсеньев тоже поднялся.

— Чтоб ты знал, мусор, Катьку нормальный мужчинка снял, культурный, на двое суток снял. Ты понял? Так что с Катькой все нормально, и ты мне тут лапшу на уши не вешай, и ваще, блин, линял бы ты отсюда по-хорошему, ща пацаны подъедут, а ты, вроде как один, а, мусор? — она говорила вполне спокойно и даже рассудительно, но голос слегка дрожал. А главное, она не пыталась убежать, словно ждала продолжения разговора.

— Так когда ты в последний раз видела Катьку? — уточнил Арсеньев.

— Я ж грю, вчера или позавчера, ну че ты привязался? Не помню. Ее снял мужчинка культурный, она с ним уехала, и все. Катька умная, она лишь бы с кем не поедет. Если б их там двое было, тогда да.

— Там — это в “Фольксвагене”?

— Ну да, я ж грю, ты глухой, что ли? Обычно такие девки орут, пытаются убежать, а если видят, что деться некуда, начинают истерить, канючить, предлагать себя в качестве взятки, чтобы отпустили, пугать своими сутенерами, знакомой братвой, которая противным козлам-мусорам все кишки выпустит, или рассказывают, что дома двое деток малолетних, мама парализованная. Эта лишь пугнула мифическими “пацанами”, но как-то совсем неохотно, неубедительно, по инерции. Могла запросто удрать, Арсеньев не держал ее, однако стояла.

Саня успел привыкнуть к темноте, и его поразило выражение, застывшее на ее размалеванном отечном лице: абсолютное мертвое безразличие. Словно ей все равно и ничего не страшно. Словно она уже умерла, стала неуязвима и смотрит на себя, на черную ночную трассу, на проезжающие машины, на разных мужчинок и пацанов в этих машинах, на него, майора милиции, откуда-то из безопасного далека.

— Хочешь, покажу фотографии той, которую нашли в Бездонке? — тихо предложил Саня.

— А че это мне на нее смотреть? Я, что ли, дохлых девок не видела? Не люблю я на это смотреть, — забормотала она, вяло перебирая босыми ногами, как загнанная лошадь, — да и темно здесь, ни хрена не видно, думаешь, под это дело в машину меня заманить, нашел дуру, я в ментовскую ни за что не поеду, я знаю, какие вы там субботники устраиваете для девчонок.

Продолжая ворчать, она полезла в свою сумку и вытащила маленький карманный фонарик. Вспыхнул тонкий яркий луч и тут же погас.

— Зачем тебе фонарик? — удивился Саня.

— Я ночами работаю, — огрызнулась девка. — Ну давай, че резину тянешь, показывай свои фотки, холодно, блин. Нет, погоди, дай сначала сигаретку.

Саня угостил ее, закурил сам, вытащил из кармана конверт.

– На-ка, свети мне, — девушка протянула ему фонарик и взяла снимки.

Через мгновение послышался какой-то странный тонкий звук, и Сане сначала показалась, что где-то вдали воет побитая собака, маленькая собачонка, бездомная и беспомощная. Только когда проститутка стала медленно оседать на землю, он понял, что это она воет и звук исходит откуда-то из глубины, из живота.

— Катька, сволочь, что ж ты такое сделала, а? — спросила она, обращаясь к стопке снимков, которые тряслись в ее руке. — Что ж ты такое натворила, гадина, паскуда, Катюха моя, Катенька, у-уу… — невнятное бормотание опять вылилось в тихий жалобный вой.

Саня быстро посветил фонариком в ее сумку, надеясь найти там паспорт, но ничего, кроме пудреницы, смятой пачки сигарет “Магна” и упаковки презервативов, не обнаружил, выключил фонарик, попытался поднять девку, она была тяжелая и вялая. Она тихо, безнадежно выла и как будто перестала что-либо видеть и слышать.

— Ну-ну, успокойся, скажи, как тебя зовут? — Арсеньев опустился с ней рядом, забрал фотографии, заглянул в лицо, но она никак не отреагировала, продолжала выть и покачиваться из стороны в сторону.

— Помощь нужна? — услышал он рядом тихий голос и вздрогнул. Над ними стояла Маша.

— Я проснулась, вас нет. Не волнуйтесь, машину я закрыла, вот ключи. Кто она? Что с ней случилось?

— Она возможный свидетель, — прошептал в ответ Саня. — Я только что показал ей снимки убитой девушки, и она узнала свою подругу.

— Сестра она мне, слышь, мусор, Катька сестренка моя родная, единственная, младшенькая, уу-у, не могу я, не могу жить, не хочу-у! — подала голос несчастная девка. — Чего вам от меня надо, мусорки, ну чего, не видите, горе у меня?

Один был родной человек на всем свете, Катька, стервоза такая!

Судя по внятности речи, по бегающим в полумраке глазам, она уже пришла в себя после первого шока.

— Ты помнишь, как он выглядел, этот культурный мужчинка в “Фольксвагене”? — спросил Арсеньев.

— Лысый в кепке, — девка судорожно всхлипнула.

— Хотя бы молодой, старый? Давай, быстренько, рассказывай все, что помнишь.

— Ничего я не помню, что ты привязался, блин? Темно было, я выпила, — голос ее окреп, она даже сделала попытку подняться на ноги, но Арсеньев схватил ее за плечо.

— А фамилию свою помнишь?

— Зачем тебе? — окрысилась девка. — Будешь привлекать как свидетельницу? Тогда вообще ни хрена не скажу, понял? Мне терять нечего.

— Ну терять, положим, всегда есть чего, — грозно заметил Арсеньев. — Что мне с тобой делать? Придется вызывать группу, везти тебя к нам, авось вспомнишь, хотя бы свою фамилию.

— А будешь наезжать, у меня припадок случится. Я, чтоб ты знал, припадочная, блин, эпилептическая я, понял? — предупредила проститутка и тут же от слов перешла к делу: выпучила глаза, высунула язык и задрожала, задергалась.