Распускающийся можжевельник (ЛП) - Лэйк Кери. Страница 3

С противоположной стороны от меня сидит мужчина постарше. Тот, кто выглядит неуместно среди всех младших мальчиков, и когда он смотрит на меня, нахмурив брови, я вспоминаю почему. Инстинктивно я провожу рукой по щетине волос, которая когда-то доходила до середины спины. Впервые за несколько минут у меня снова возникает желание заплакать.

Я узнаю мужчину из аптеки, где моя мать торговала травами. Я всегда думала о нем как о злобном старом чудаке, который часто спорил с моей матерью по поводу использования определенных лекарств.

Как будто что-то из этого сейчас имеет значение.

Мысль о моей матери вызывает у меня еще один комок в горле, и я не отрываю взгляда от своей руки, лежащей поверх книги у меня на коленях.

— Она была пылкой леди, твоя мать. Полная духа и твердости. Голос старика привлекает мой взгляд к нему, его мягкий тон застает меня врасплох.

— Теперь она в лучшем месте.

— Где?

— Небеса. Если ты веришь в такого рода вещи.

Верю ли я? Верила ли я когда-нибудь, что мой отец на небесах? Будучи набожной католичкой, моя мать верила в подобные вещи, но могла ли я?

— А ты?

Его грудь поднимается при вдохе, а плечи опускаются на выдохе.

— Я должен.

— Почему?

— Хорошо во что-то верить. Помогает тебе жить, когда все остальное ушло.

Я стараюсь не позволять весу этой мысли давить на меня, потому что я знаю, что она раздавит меня. В конце концов, не все пропало. У меня все еще есть Абель.

— Кто эти люди? Почему они убивают только женщин и девочек?

— Милосердие, я полагаю.

— Для чего? Куда они нас везут?

Он кивает в сторону моей книги. — Ты любишь читать?

Я смотрю вниз и обратно, на мгновение сбитая с толку тем, что он не потрудился ответить на мой вопрос.

— Да. Я читаю и пишу рассказы.

Быть начитанным подростком в наши дни — почти оксюморон. Ни у кого нет времени читать, пытаясь выжить здесь, но моя мать все равно настояла, чтобы я училась. Я аномалия — слово, значения которого большинство моих сверстников не знают.

— И в этой книге добро побеждает зло?

Я киваю, вспоминая финальную сцену, которую читала мне мама.

— Место, куда мы направляемся… Там нет ничего хорошего. Он отворачивает свое лицо от моего, и складка на его лбу, мрачное выражение его лица вызывают у меня неприятное чувство в животе.

— Ты держись за эту книгу. Держитесь за свои истории. Потому что, в конце концов, это все, что у нас есть.

Глава 2

Рен

Однажды я прочитала

что скорпион может пережить ядерную войну. Эта мысль заставила меня рассмеяться, представив себе какого-нибудь перемещенного жука, бегающего по руинам, пытаясь выяснить, что, черт возьми, со всеми случилось.

Я имею в виду, в одну минуту ты приманка для обуви, в следующую — ты единственное, что осталось с ногами.

В той же статье постулировало, что люди не проживут более ста дней после зомби-апокалипсиса. Самые искусные в выживании смогли бы выжить, но с большими шансами заразиться инфекцией или быть съеденными заживо, и второго поколения не было бы, потому что беременная женщина, пытающаяся убежать от Буйвола, была бы смехотворной, если бы это не было так болезненно.

Люди были бы в значительной степени уничтожены, оставив мир в руках разбредающихся пожирателей плоти и нескольких действительно сбитых с толку скорпионов.

Полагаю, эти ученые не ставили на то, что магнат недвижимости воспользуется одной из крупнейших ферм по производству солнечных панелей на западном побережье и построит на ней целое сообщество. Дом, окруженный огромной стеной, которую он в конце концов построил, чтобы не пускать практически все вещи и всех до одного.

Через месяц я буду отмечать свой восемнадцатый день рождения. Потому что я выживший во втором поколении.

Они называют это эпохой Возрождения — буквально, пытаясь возродить население. Несмотря на то, что значительная часть мира была уничтожена одной-единственной инфекцией, не эта единственная вещь превратила нас в ничтожную часть того, чем мы когда-то были. Выходили из строя атомные электростанции, взрывались газопроводы, горели целые города, поскольку люди заболевали и не могли поддерживать их. Банды и преступники бунтовали, пытаясь установить контроль над павшими городами, убивая друг друга. Затем были люди, у которых были неизлечимые болезни, те, кто умер от недоедания, и бесчисленное множество других, которые покончили с собой.

Около дюжины катастроф, произошедших за десятилетие.

Сушеный хрустящий панцирь лежит у меня на ладони, и я смотрю на жареного скорпиона, мой язык увлажняется от приправленного к нему соленого "танг Папа", и я отправляю его в рот. Парни из моего сообщества говорят, что скорпионы — не женская закуска, что бы это ни значило. Когда мир катится к черту, все становится съедобным.

Конечно, у нас есть еда, но скорпионы — деликатес, особенно потому, что они приходят с другой стороны стены.

И они являются хорошим напоминанием о том, что жизнь не всегда предсказуема.

Достаю бутылку воды из рюкзака, я опрокидываю ее обратно, смывая солоноватый привкус с языка. В пустыне нехватка воды служит средством торговли — способом прокормить свою семью или раздобыть припасы, необходимые для ее защиты. Внутри стен, где я живу, вода — это просто преимущество жизни на Шолен-фермах. Так мы называем наше маленькое сообщество, состоящее примерно из двух тысяч человек, плюс-минус. Он назван в честь основателя, по иронии судьбы, сына того, кто когда-то был нефтяным магнатом-миллиардером до того, как произошел обвал. Его отец, по-видимому, отрекся от него за инвестиции в самоокупаемый проект.

Теперь это оазис в адском мире за стеной.

Здесь у нас есть клиники, школы, небольшие закусочные, пекарни, фермы. Черт возьми, у нас даже есть автомобили и мотоциклы — все они работают на электричестве, вырабатываемом огромной фермой солнечных батарей, которая, оказывается, тщательно охраняется в любое время суток. Торговля — это наша валюта, и к счастью для меня, папа — один из немногих врачей, что делает его очень востребованным членом клуба.

Уничтожение за стенами — это мир, о котором мы слышим только от немногих, достаточно смелых, чтобы время от времени выходить за припасами. Например, лекарственные растения, которые папа иногда собирает днем, когда Бушующие стихии наиболее заметны.

Те из нас, кто внутри, ведут относительно мирное существование, поскольку насилие может привести к гибели человека. Что ж, любое нестабильное поведение, которое даже отдаленно можно принять за Драгу, может привести к гибели человека.

Это мило. Отличное место для жизни, я думаю.

И все же, по какой-то причине, другая сторона зовет меня.

Это говорит мне о том, что нам слишком комфортно в мире, который стремится уничтожить человечество. И это однажды? Нас всех ждет неприятное пробуждение, когда Рейтеры или какая-то другая угроза станут достаточно умными, чтобы пробить брешь в этой стене.

Дымовые трубы можно увидеть, поднимающиеся к облакам, даже с нашего дома, и поскольку нам сказали, что в Мертвых Землях ничего не существует, я нахожу это интересным наблюдением.

То, что требует расследования.

На колючей проволоке, которая окружает деревья по всему периметру, висит громоздкий знак ‘Запрещено’. Для большинства достаточно предупреждения, чтобы их отпугивало.

Впрочем это работает, но только не на мне.

Я бывала там несколько раз раньше, но так и не добралась до задней стены. Это единственное место в сообществе, где деревья вплотную подступают к краю — те, которые, как я предполагаю, достаточно высоки, чтобы взобраться и увидеть другую сторону. Это также единственная часть, которая не охраняется, что делает ее вдвойне любопытной для меня.

Провода заряжены напряжением, достаточным, чтобы опалить мои внутренности, поэтому, когда я беру ветку с развилкой, чтобы приподнять верхний провод ровно настолько, чтобы пролезть, мои руки дрожат. Только недавно мне дали разрешение выйти за пределы второй фазы. Однако северная часть сообщества, и особенно этот лес, запрещены. Папа собственноручно убил бы меня, если бы узнал, что я снова рискнула зайти внутрь, но сейчас, когда солнце высоко в небе, я могу вернуться до наступления темноты, а поскольку я успеваю на ужин, он ничего не заподозрит.