Городская фэнтези-2006 - Руденко Борис Антонович. Страница 14

Он отпустил водителя, поднялся на пятый этаж, перебирая в памяти события минувшего дня. Не раздеваясь, подсел к компьютеру и вставил дискету в дисковод.

На дисплее появилась карта Москвы, расчерченная по районам разными цветами. Обозначились улицы, также раскрашенные разными цветами.

— Видишь? — зазвучал из динамиков голос Олега. — Я нанес на карту основные потоки машин в час пик. Красные линии — это въезд в Москву, зеленые — выезд. Потом я засунул твои данные в комп, и вот что получилось.

Карта Москвы исчезла, вместо нее появилась мигающая огнями схема, повторяющая большинство главных магистралей столицы.

— Смотри, что будет дальше.

Схема, ожила, окрасилась в разные цвета преимущественно красного диапазона.

— Это въезд. В семь часов утра светофоры работают еще вразнобой. А в восемь…

Понимаев затаил дыхание.

Схема запульсировала как единый организм!

— Видишь? — хихикнул Олег. — Чем тебе не странный аттрактор? Система светофоров как бы работает в режиме «всех впущать, никого не выпущать»! А по вечерам наоборот, хотя и с одной существенной оговоркой: «всех выпущать», но — медленно! Понимаешь?

— Нет… — прошептал Валерий Николаевич, словно разговаривал с живым Олегом.

Кобринский снова хихикнул, что говорило о его возбуждении и удовольствии.

— Если аттрактор характеризует конечное состояние любой динамической системы, то московский «странный аттрактор» описывает самую настоящую логическую систему. Понимаешь?

— Н-нет…

— В часы пик в Москве образуется псевдоразумная автосистема, осознающая себя как «динамический мозг». О чем такая система может «думать»?

— О чем?!

— Конечно же, о том, чтобы продлить существование! Понимаешь? Вот и возникают управляемые через компьютерную связь и светофоры пробки. Особенно по пятницам, когда народ кидается на дачи, стремясь выехать за пределы города. А когда пробки рассасываются, пропадает и «разумность» системы.

— Не может быть! — Перед глазами Понимаева встали гигантские автомобильные хвосты на выезде из Москвы. — Фантастика…

— Такие вот пироги, — закончил Олег.

Схема в дисплее изменила цвет на коричневый и снова запульсировала, подчиняясь вполне определенному ритму. И вдруг буквально посмотрела на подполковника как живое существо!

Понимаев отшатнулся от экрана.

— Это ее конечное состояние, — донесся как сквозь вату голос Кобринского. — Шесть часов вечера, пятница, вся Москва практически стоит. Но мы еще поговорим, Валера, я тут кое-что дополнительно посчитаю.

Голос Олега пропал.

Дрожащей рукой Понимаев выключил компьютер, налил воды, выпил залпом.

«А ведь за это открытие его и убили!» — пришла в голову путающая мысль.

«Кто?» — возразил скептик в душе Валерия Николаевича.

Если Олег прав, возникающая «псевдоразумная система» должна заботиться об утечках информации, чтобы люди не догадались об истинном положении дел.

Чушь!

Не чушь! Олег убит! А ты — следующий!

Почему это?

Потому что узнал недозволенное. И вообще, получается, что мы становимся лишними.

Чушь! Машины без людей не ездят!

А если этот «автомозг» найдет способ обходиться без водителей?

Понимаев с силой потер лоб, не зная, что делать дальше: звонить начальству или подождать? Но его опередили.

Зазвонил телефон.

Он вздрогнул, нервно схватил трубку.

— Слушаю вас…

— Ты — следующий! — заговорил в трубке странный, вибрирующий, гулкий голос. — Если не будешь молчать.

— Кто говорит?! — выкрикнул Понимаев. — Что вы имеете в виду?

— Посмотри в окно…

Понимаев сглотнул горький ком в горле, подошел к окну, сжимая в потной руке трубку, и увидел забитую машинами улицу.

Была пятница, время перевалило за десять часов вечера, но пробка не рассасывалась. Москвой владел автотранспорт, десять миллионов машин, связанных в единую систему, которая училась мыслить…

Борис Фокин

Наваждение

1

Привокзальная площадь, густая толпа, шум, говор cотен людей, где-то играет музыка, под ногами прохожих разгуливают обнаглевшие голуби, вспархивая только тогда, когда им наступают на хвост. На стоянке, не отличаясь ничем от соседних машин, стоит автомобиль. В автомобиле трое: ничем не примечательный человек рядом с таким же неприметным водителем, а на заднем сиденье дама, одетая элегантно, но не броско.

Все трое сидели молча, дама листала журнал, водитель глазел в окно, его напарник поигрывал брелоком.

— Он вышел из вагона, — сообщило радио.

Неприметный сунул брелок в карман и уставился на правый выход из вокзала.

— Вы полагаете, он появится оттуда? — спросила дама.

Неприметный пожал плечами.

— Правый выход хорошо просматривается, и вы его отлично отсюда увидите. А если он предпочтет иной путь, вам придется обойтись видеозаписью.

Эти слова показались даме неучтивыми, и она подумала, что этого человека надо бы заменить; но в это время рация передала, что объект направляется к правому выходу, и дама устремила взгляд на выходящих из здания. В деле была только одна фотография — любительский снимок волейбольной команды, и его лицо совершенно нельзя было рассмотреть. В сущности, этот снимок ничего не давал, и дама перебирала глазами всех выходящих мужчин.

— Вот он, — сказал неприметный. — В светло-коричневой куртке, видите?

Дама увидела. «В бежевой куртке», — мысленно поправила она, жадно вглядываясь в лицо, которое несколько мгновений назад она пропустила, сочтя незначительным. Он шагнул из тени здания на свет и остановился, щурясь и приглядываясь. Дама опять оценила его лицо как незначительное, слишком обыкновенное.

— Ничего демонического, — сказала она. — Как, вы говорите, его прозвище?

— Тихоня, — сказал неприметный и добавил: — С детства еще.

Дама опять подумала, что этого придется заменить.

Тихоня между тем или кого-то увидел, или что-то придумал, потому что пошел в направлении автостоянки, неуверенно — или близоруко? — поглядывая вперед. Дама оглянулась, неприметный тоже окинул взглядом стоящие дальше машины. Тихоня был уже не дальше как в десятке шагов, он замедлил ход, растерянно оглядываясь.

Дама спросила тихо:

 — Какое у него зрение?

— Очень хорошее, — ответил неприметный, и его интонации опять не понравились даме.

А Тихоня был уже у самой машины. Дама нервно сжала кулачок, устремляя невидящий взгляд в журнал на коленях. Дверь открылась, рядом с дамой на сиденье опустилась дорожная сумка, сел Тихоня.

Дама не нашлась, что сказать, зато неприметный, обернувшись, спросил возмущенно:

— Эй, что вы себе позволяете?

Тихоня проигнорировал его возмущение и сказал, обращаясь к даме:

— Вы ведь звали меня?

— Я? — изумилась она.

— Вы думали обо мне, — пояснил он.

— Кто вы такой, чтобы я о вас думала? — сказала она как могла надменно.

Он усмехнулся.

Неприметный пожал плечами и отвернулся.

— Да, — неожиданно для себя ответила она. — Я думала о вас. Вы умеете читать мысли?

— Нет, — ответил Тихоня просто. — Я не умею читать мысли. Если бы я умел читать мысли, я бы, наверное, не сел в вашу машину. Впрочем, не знаю. Бесплодно думать о том, что сделал бы, если б умел нечто делать.

— Слишком кудряво, — прокомментировал не оборачиваясь неприметный.

— Может быть, — согласился Тихоня.

— Будем стоять или поедем? — спросил неприметный.

— Как вам угодно, — ответил Тихоня.

Неприметный толкнул локтем водителя. Машина тронулась С места, выехала на площадь, и кто-то из внешнего сопровождения, видимо, совсем ошалев от непредусмотренного поворота событий, сообщил по рации: «Машина поехала».

— Идиот, — прошипел неприметный и выключил рацию.