Звени, монета, звени - Шторм Вячеслав. Страница 34

Посреди комнаты со свечами – большой дубовый стол. Глянь-ка, и впрямь дорогая комнатка: на столе – скатерть. Белоснежная, тяжелая от крахмала. И цветы опять-таки в красивой вазе глиняной, почти что новой. Подумаешь, чуть-чуть горлышко отбито! Не выбрасывать же из-за такого пустяка хорошую вещь. Она, между прочим, восемь медяков стоит. Ну ладно, ладно. Семь. Семь, говорю! Где ты сейчас такую красоту за пять купишь? Ну и что, что видел! Сам же говоришь: у сельского гончара. В городе, тем более в таком большом, как наш славный Лайдор, жизнь завсегда дороже. Вон даже цветы жена хозяйская сама выращивает на заднем дворе, чтобы лишний раз не тратиться. И хорошие, между прочим, цветочки. Свежие, ароматные, только сегодня срезанные. Что говоришь? Согласен, согласен. Само собой, роскошь и излишество. Только у них, у богатых, свои причуды. Хочет цветочки понюхать – пусть нюхает на здоровье, нам не жалко. Они, между прочим, как и эта скатерть, в стоимость комнаты входят.

А денег у них полно. Тут не серебром – золотишком пахнет – точно говорю. Тот, что с бородой, у них за главного. Богатый – ужас, а говорит как! Будто ты не человек даже, а так – пыль мелкая под сапогами. Да я и сам не слепой, важного человека в любой толпе различу. Этот-то, поди, к одному из Высоких Домов принадлежит. Точно, кажись, я его в том месяце в свите самого Невора видел. Да чтоб мне с места не сойти! Или Невора, или Деметрия. Или еще кого-нибудь из Дома Стоящего Льва… Ну, да не важно! Ты лучше сюда слушай: тот, что второй – его еще Фрэнком зовут… ну да, который вечно в шлеме. Я его давеча на улице встретил, а рядом шел – ни в жизнь не поверишь – сам Делонг! Ну, спросил! Какой у нас Делонг в городе? Да, тот самый. Нет, не почудилось. Да чтоб у меня язык отсох, если вру! И так они по-приятельски беседовали, что я сразу понял: ох, не простые постояльцы. Тут у них еще третий есть, Кольна. Нет, тот свой парень, простецкий. Так он мне как-то за стаканчиком рассказал, что его хозяин – о-го-го какой человек, а Фрэнк этот – его телохранитель. Ух, говорит, и рубака! Человек сорок на тот свет отправил. Или пятьдесят. Конечно, приврал, я и сам понимаю, а всё же, как я после этого на телохранителя гляну – мороз пробирает. Почему-то кажется, что он вот-вот меч свой выхватит и… Душегуб, одно слово – душегуб. А может, и в розыск объявлен. Я лишку хватил? Ты его хоть раз без шлема видел? Вот именно, и я нет. А к чему, спрашивается, честному человеку лицо прятать? То-то… Не-ет, раз ты такой умный да смелый, то сам и доноси. Ты что же думаешь, важный и богатый господин своего доверенного человека откупить не сможет? Что? Как господина зовут? Погоди, дай вспомнить… То ли Ларик, то ли Урик… Вот ведь, совсем из головы вылетело! Ну да не беда. Вот Кольна вернется, напомнит. Кстати, что-то его долго нет. Они обычно весь день в городе пропадают, по делам, но вечерами все вместе собираются.

А что, если нам в щель дверную заглянуть? Интересно же, как там богатые живут. А и заметят – скажем, что показалось, будто зовут нас, или что еще придумаем. Долго ли?

Вон, смотри. Сидят оба за столом, что-то рассматривают. Что у них там такое, не видишь? На какую-то одежду похоже. Рубашка? Может, и рубашка. Ну да, вон и рукав свисает. А это что? О Четыре, спасите и защитите! Это ж кровь! Кровью вся рубашка залита засохшей! Ой, плохо мне! Что стоишь, рот разинул? Беги скорее, буди хозяина, зови страду! Нет, стой! Поздно. Услышал!

Под ногой слуги предательски скрипит половица. Склонившийся над столом Фрэнк в одно неуловимое мгновение оказывается на ногах, обнаженный меч в его руке хищно поблескивает в свете свечей. Воин рывком распахивает дверь, и лезвие упирается чуть пониже кадыка одного из подсматривавших.

– Что там? – не поворачиваясь, спрашиваю я.

– Похоже, за нами следили, господин мой, – сквозь зубы цедит Фрэнк. – А вот зачем – это мы сейчас узнаем. Не так ли, приятель?

Он чуть надавливает на меч, и на горле коридорного появляется тоненькая струйка крови. Парализованный ужасом, бедняга замирает, не в силах вымолвить и слова. Видя это, второй – конюх – торопливо начинает объяснять:

– Мы ничего такого не хотели, господин. Просто послышалось что-то, вроде как голос, вот мы и подумали: может, господа в чем-то нуждаются? Я уже и руку поднял, чтобы в дверь постучать, да половица…

Он вымученно улыбается и разводит руками, стараясь не замечать ни меча, ни крупных капель пота, текущих по лицу. Да уж, разъяренный Фрэнк – зрелище не для слабонервных. К тому же он не успел надеть шлем, и теперь оба прислужника с ужасом и благоговением пялятся на алеющие у него на щеках мечи. Впрочем, нет. Пялится только один. Другой сейчас не видит ничего, кроме длинной узкой полосы бритвенно-острой стали, упирающейся ему в горло.

– Отпусти его, Фрэнк. Хоть мы с тобой никого и не звали, но это объяснение весьма похоже на правду.

Воин нехотя отводит меч, но не убирает его в ножны; коридорный, еще не до конца уверенный в том, что он по-прежнему жив, прислоняется к стене. Конюх тут же принимается кланяться и благодарить добрых господ, желая им всяческих благ, но тут же замолкает, когда меч нацеливается на его живот.

– Вы знаете, что это означает?

Фрэнк, голос которого опасно мягок, медленно прикасается к метке Алого Ордена. Коридорный, всё еще не оправившийся от потрясения, торопливо кивает, конюх тоже.

– Хорошо, но я всё же напомню. На всякий случай. Итак, этот знак, который невозможно подделать, говорит любому в Северном Пределе, у которого есть глаза: забудь. Забудь то, что ты видел и слышал на всю жизнь, если хочешь, чтобы она и дальше продолжалась. Вам всё ясно?

Выслушав дружные и весьма бессвязные подтверждения, воин наконец убирает меч и добавляет:

– Я рад. И запомните: если любой из вас еще хоть раз окажется перед этой дверью без очень веских причин, то я выпотрошу его как треску. А теперь – убирайтесь!

Проследив, как перепуганные до смерти слуги с грохотом скатываются по лестнице, Фрэнк возвращается в комнату и запирает дверь на засов.

– Они точно говорили правду? – спрашивает он, усаживаясь на свое место. В ответ я пожимаю плечами:

– Надеюсь.

– Ты хочешь сказать, что не уверен?

– Я хочу сказать, что проверять их более тщательно у меня нет ни желания, ни времени. В любом случае ты их так напугал, что…

– Хотелось бы верить… Но завтра с утра нам лучше переселиться в какое-нибудь другое место, более скромное и безопасное. Я уже жалею, что не настоял на предложении Делонга. С двумя-тремя алыми братьями в качестве стражей я бы чувствовал себя куда увереннее.

Ну ничего себе! Мои брови против желания приподнимаются:

– Уж не страх ли я слышу в твоем голосе?

– При чем здесь страх? Просто у меня нехорошее ощущение, что наш враг сейчас хозяин ситуации, и это мне не нравится.

– Хм, кто бы спорил…

Минуту оба молчат, потом я встаю и некоторое время копаюсь в своей сумке.

– Вот. Давно пора было дать тебе это.

Воин с интересом рассматривает предмет, лежащий на моей ладони.

– И зачем мне эта побрякушка?

– Эта «побрякушка», как ты ее называешь, великолепная помощь в сложной ситуации. К сожалению, она у меня лишь одна. О Четыре! Если бы я вовремя дал ее Кольне, то он скорее всего был бы жив!

Пожав плечами, Фрэнк надевает на правое запястье широкий витой браслет из белого металла, похожего на серебро.

– Ты доволен?

– Вполне.

– И как он мне может помочь? Испепелит недоброжелателя, что ли?

– Доверься мне. Просто доверься и носи браслет, не снимая, пока я не разрешу. Договорились?

Воин вновь пожимает плечами, будто говоря: ладно, ты здесь главный.

– Тебе не кажется, что мы несколько отвлеклись?

– Возможно. Итак, как я говорил, в правдивости рассказа хозяина и повара «Леопарда» я абсолютно уверен. Каждый из них изложил именно то, что видел.

– Допустим. И что с того?

– Что с того? Да то, что Трейноксис и его подручные, если таковые есть, прекрасно знают, что мы в Лайдоре и ищем их. Что они тоже находятся здесь, или по крайней мере находились до сегодняшнего утра. Что…