Звени, монета, звени - Шторм Вячеслав. Страница 57

У ворот в изгороди я остановился, сложив на груди руки.

– Ну а на этот раз что? – как всегда ехидно поинтересовался Фрэнк. – Какой закон на этот раз заставляет тебя торчать тут?

– Скорее традиция, – благодушно отозвался я. Сейчас я готов был снести еще и не такие колкости: пугающее чувство неуверенности, обуревавшее меня с утра, кажется, наконец покинуло мою душу. То ли шок, испытанный мною при виде волка, сыграл роль того клина, которым клин же и вышибают, то ли сам вид дома за невысоким плетнем, увитым плющом, подействовал успокаивающе – не знаю. Но сейчас я чувствовал, что пора неизвестности и нерешительности прошла. Сейчас, как всегда, на крыльцо выйдет смешной увалень Кольна, который проводит нас к Лаурику, который…

Последнюю свою мысль я озвучил Фрэнку и удостоился еще одного укоризненно-недоуменного взгляда.

– Трен, Кольна умер. Перерезал себе горло. Я же тебе рассказывал.

С этими словами Фрэнк бесцеремонно толкнул дверь – как всегда не запертую – и громко произнес, почти прокричал:

– Мы хотим видеть Лаурика, Мудрого Западного Предела!

– Не трудно это, – раздалось у нас за спиной.

Резко обернувшись, мы уставились на Мудрого, спокойно стоящего рядом с останками косули.

– Непорядок, – произнес он, будто игнорируя нас, и рассеянно прищелкнул пальцами. Окровавленные кости и обрывки шкуры тут же исчезли, будто провалились сквозь землю. Впрочем, может, так оно и было на самом деле.

Удовлетворенно кивнув, Лаурик направился к нам.

– Привет тебе, о Уста Четырех… – начал было я, но он лишь нетерпеливо (и даже, как мне показалось, с некоторым раздражением) махнул рукой и внимательно посмотрел на моего спутника.

– Фрэнк, – чуть наклонил голову Лаурик.

– Мудрый, – ответил тот таким же кивком – и ни на волос ниже.

– Хорошо выглядишь, друг мой.

– А вот ты не очень. Усталый у тебя вид.

– Что делать, Фрэнк, что делать. Судьбы всех жителей Пределов – и этого, и всех остальных – на моих плечах. Давит… немного. Пойдем в дом, – и Мудрый гостеприимно распахнул ворота, пропуская моего друга вперед. Я, совершенно обалдев от всего этого, наверное, так и остался бы стоять у плетня, но на крыльце Фрэнк обернулся и коротко – не как гость, как хозяин – бросил:

– Пошли, Трен.

Я вопросительно взглянул на Лаурика.

– Слушай своего друга, Трен Мак-Нейл, – усмехнулся в усы тот, – он худого не посоветует. Вам есть что спросить, мне есть что рассказать.

Когда мы устроились за столом, и Фрэнк бесцеремонно отверг предложенное нам обоим угощение, Лаурик без предисловий перешел к делу:

– Ты, наверное, ждешь, Фрэнк, чтобы я извинился за то, что ты очутился здесь?

– Нет. Ты ведь не будешь.

– Верно, не буду. Потому что моей вины (впрочем, как и заслуги) в этом нет. И потому, что твоя миссия еще не окончена.

Фрэнк слушал, сцепив пальцы в замок, и на лице его не отражалось ни единой эмоции.

– Когда ты в Лайдоре пошел на встречу с неизвестным, я уже знал, что это засада, целью которой было выманить тебя из дома, – продолжал Лаурик. – Я сознательно сделал вид, что поверил, чтобы усыпить бдительность нашего противника и заставить его сделать первый шаг. И он его сделал.

– А на меня, значит, можно было просто наплевать, растереть и забыть? Меня ведь, к твоему сведению, едва не убили.

– Но ведь не убили же. – Мудрый слегка потер виски, и я тут же ощутил, что мой телохранитель прав: перед нами сидел совершенно измученный, давно не спавший человек, чьи силы (даже эти силы, часть от той Силы) были на исходе.

– М-да, не убили, – повторил Лаурик. – Не спеши считать меня жестоким, бесчеловечным, беспринципным ублюдком, Фрэнк. А впрочем… Я и есть жестокий, бесчеловечный, беспринципный ублюдок. – Голос Мудрого внезапно возвысился, в нем будто слышалось далекое ворчание приближающейся грозы. – Мне плевать на то, кем ты, или ты, Трен, или любой человек в любом Пределе будет меня считать. Мне плевать, поймите вы, сколько жизней нужно положить на алтарь моего дела и какие ужасные деяния во имя него свершить! Потому что я – не человек, и не человеческими мерками меня должно судить!

– Конечно, – с неожиданной для самого себя мягкостью сказал я. – Ты – Мудрый Предела, Уста Четырех.

Как ни странно, слова мои оказались именно тем, что сейчас более всего было нужно. Лаурик несколько мгновений сверлил меня взглядом, а потом тихо рассмеялся:

– Спасибо, Броэнах, что напомнил. Да – я Мудрый, и мне не пристало выклянчивать ваше сочувствие и одобрение. Мое дело – приказывать, а ваше – подчиняться. И вы подчинитесь!

Волны властности, исходившие от него, были столь сильны, что я был уже близок к тому, чтобы упасть в священном экстазе на колени и, склонив голову, ожидать приказов. Но тут вновь раздался негромкий голос Фрэнка, вернувший меня к реальности:

– Мы, разумеется, выполним твой приказ, Лаурик. Но сперва, если ты не против, я бы хотел услышать продолжение истории.

– Ну разумеется. Итак, как только ты расправился с наемниками нашего противника, он тут же Переместился к месту схватки. Причем сделал это настолько поспешно и при помощи столь мощной силы, что тебя, оказавшегося совсем рядом, затянуло туда, откуда он прибыл. В Западный Предел.

– Так что же, Трейноксис отсюда родом.

– Как бы не так, – усмехнулся Лаурик. – Здесь он весьма успешно изображал меня и готовил семена той смуты, что мы сейчас пожинаем.

– Кто же он?

– А ты так до сих пор и не догадался? Разумеется, Серебряная Маска, Мудрый Северного Предела.

– Но почему?! – От избытка чувств Фрэнк даже привстал, навис над спокойно сидящим Лауриком, опершись руками с побледневшими от напряжения пальцами в стол. – Во имя чего?!

Лаурик поднял глаза, и взгляды их встретились. Ух! За малым искры не полетели. Медленно, будто его прогибала назад некая невидимая сила, воин опустился на свое место.

– Во имя чего? – усмехнулся уголком губ Мудрый. – Нетрудно сказать, уж не во имя славы Четырех. Ему нужно господство над Пределами.

– Но разве у него… я хотел сказать, у вас… нет господства над Пределами?

– Не в той мере, друг мой, не в той мере. У них… то есть у нас, разумеется, всегда есть ограничивающий поводок.

Фрэнк, похоже, ничего не понял, а я… Я сидел, парализованный ужасом, судорожно глотая внезапно ставший густым и вязким воздух.

– Ты… ты хочешь сказать… – с трудом выговорил я.

– Я уже сказал это, – с уничтожающей последние крупицы моей уверенности в незыблемости окружающего меня Предела холодной безжалостностью произнес Лаурик. – Одно из творений Четырех вышло из-под контроля. Говоря проще – взбунтовалось. Нет, молчите! Не говорите ни слова! Я знаю, насколько чудовищно то, что я сейчас говорю. Я знаю, что в это невозможно поверить. Но вы должны поверить! И должны мне помочь, слышите?! Повинуйтесь!

Мудрый чеканил фразы, будто гвозди забивая хлесткой интонацией слова в наше сознание. Я не видел сейчас Фрэнка – я вообще ничего не видел сейчас, – но сам я при каждом новом слове съеживался и дергался, как от невидимых ударов.

Внезапно всё кончилось. Я вновь обрел себя. Одежда и волосы мои были мокрыми от пота, трясущаяся как у дряхлого старика рука пыталась донести до рта неизвестно откуда взявшуюся чашу с пивом. Фрэнк выглядел немногим лучше: по крайней мере он ухитрялся выпить значительно больше, чем пролить нагрудь. Лишь Лаурик выглядел как обычно, а если подумать, то и лучше.

– Ну, полегчало? – мягко спросил он. У меня даже не хватило сил на то, чтобы кивнуть.

– Мы слушаем, Мудрый, – ответил за нас обоих Фрэнк.

– Слушаете? – еще более мягко переспросил Лаурик, и я осознал, что тот, кто сидит напротив меня, тот, которому я всю свою сознательную жизнь привык доверять так же, как родному отцу, с этого момента будет вызывать у меня лишь панический ужас. Теперь я даже не помышлял о том, чтобы расспрашивать его или, упаси Всеблагие, прекословить. Он – всесилен, а я – червь, прах под его стопой. И нет для червя большего счастья, чем выполнить то, что от него требуется, а потом забиться поглубже в свою норку.