Звени, монета, звени - Шторм Вячеслав. Страница 65

Мы действительно долгое время бились плечом к плечу, и один вид Кернана Калада, отринувшего годы и разящего врагов как молния, вливал в наших воинов новые силы. А потом водоворот битвы разбросал нас в разные стороны, и встретиться снова нам довелось лишь на следующий день.

Я нашел его сам. Покрытый десятком глубоких ран, так и не разжав пальцев на рукояти иззубренного сломанного меча, он лежал под тушей мертвого коня, всем своим весом раздавившего ему грудь. И на губах старого Кернана Калада, умершего именно так, как он мечтал – в бою, лицом к лицу с врагом, – навеки застыла улыбка. Прощай, отец! Ты уже далеко, на золотых Островах Вечной Юности, тебе больше не о чем беспокоиться. А твоему сыну надо учиться жить без тебя и ненавидеть. И если первое очень тяжело, но всё же возможно, то со вторым – прости, отец! – выходило не слишком хорошо. Несмотря на священный долг кровной мести, я не испытывал ненависти. Ни к эоратцам, забравшим жизнь Кернана Калада, ни к Ард-Ри Мак-Сильвесту, развязавшему эту бессмысленную войну, ни к неведомому мне врагу – бывшему Мудрому Северного Предела по имени Серебряная Маска, направлявшему руку Луатлава. Могучий Трен Мак-Нейл, великий воитель, жнец битвы, делатель вдов – я впервые думал о близкой войне – величайшей войне Предела, если верить Лаурику, – и не испытывал ничего, кроме усталости и апатии. Нет, я делал всё, что от меня ждали, я готов был вести моих бойцов вперед, сражаться и убивать, но когда я стоял на поле боя над телом отца, что-то внутри меня дало трещину. И из трещины этой, как из кувшина, медленно, по капле, утекало нечто очень важное. Я страшился себя, такого, каким становился, потому что это слишком напоминало Фрэнка… нет, Алого Меча. В последнее время я всё чаще ловил себя на мысли, что внутри пришельца из Северного Предела скрываются как бы двое: мой друг и телохранитель Фрэнк и холодный, безжалостный убийца Дарэг Клив. Который не испытывает ни сожалений, ни радости от дела рук своих, с одинаковым равнодушием и мастерством, унаследованными от многих предшествующих поколений, врубается топором в березовый ствол и человеческую грудь. А еще я почему-то думал о том, похожи ли на Фрэнка все прочие жители его Родины? «Выбрал Предел Северный битву…» – так, кажется, говорилось в легендах? И тот ли это был выбор, от которого впоследствии можно было бы отказаться?…

Когда отгремела тризна по павшим, когда упокоились они – все: и враги, и друзья, как бы ни возражал Мак-Аррайд, – под одним высоким курганом, и Темру-на-Форайре накрыла ночь, я лежал в своих покоях, тупо уставившись в потолочную балку. Битва и последовавшие за ней три дня измотали меня до предела, но сон почему-то обходил стороной правителя Трена. Не помогало даже хмельное. Всё тело ломило, в ушах стоял какой-то гул, воздух в комнате казался душным, влажным и тяжелым, как болотный туман. И вот когда я уже совсем было решил одеться и выйти из дома на улицу, полог откинулся и в комнату шагнула Майра.

– Ты не спишь, господин мой Трен?

– Как видишь.

Не спрашивая разрешения, девушка выскользнула из платья и забралась ко мне под шкуры.

– У меня нет ни сил, ни желания для любви, красавица.

– Я знаю, – тихо произнесла она. – И, наверное, пришла сегодня к тебе именно поэтому. Ляг на живот.

Когда я подчинился, Майра принялась разминать мои напряженные мышцы. Ломота бежала прочь от прикосновений ее сильных, но чутких пальцев, по всему телу растекалось живительное тепло. Я не смог сдержать блаженного вздоха и затылком почувствовал, что девушка услышала его и улыбнулась.

Закончив, Майра поднялась, чтобы уйти, но я поймал ее за руку.

– Останься.

И неизвестно почему добавил:

– Пожалуйста…

Мы лежали, обнявшись. Голова девушки покоилась у меня на груди, я перебирал ее густые, мягкие волосы и рассказывал. О своем детстве, о волкодаве, подаренном мне отцом, о своей первой охоте, о первом посещении дома Мудрого, о Фрэнке и своих страхах.

– Он хороший человек, – прошептала Майра. – Просто другой. И ты совсем не похож на него. Всё ваше сходство в том, что вы оба – великие воители, оба способны обжечь, как лед и огонь. Но огонь, горящий в тебе, может не только жечь, но и согревать своим теплом, а он… ему намного тяжелее, чем тебе.

– Тяжелее? Ох, женщина, ты и сказала! Я не помню, когда последний раз делал что-то просто потому, что мне этого захотелось. У меня нет свободной минуты, голова пухнет от забот, я ответственен за сотни людей, я – правитель на пороге войны, наконец, я только что потерял отца…

– Вот видишь, – прервала меня она, – ты сам только что сказал. У тебя нет времени на тоску и отчаяние, дурные мысли и даже скорбь. Ты постоянно в делах, тебя окружает столько людей, которые ждут от тебя помощи и поддержки, верят в тебя… любят тебя. А он всё время один, всё время чувствует себя изгоем, в котором все видят лишь непобедимого воителя, Алого Меча, гибкого и прочного, как его железная рубашка. Нужного лишь для того, чтобы убивать тех, на кого ему укажут. Ты говоришь, что потерял отца. Это так, и все в Темре-на-Форайре искренне скорбят по славному Кернану Каладу. Твой отец был великим вождем и мудрым правителем, память о нем не умрет в народе. А Фрэнк – что ему терять, кроме жизни? Какую память после себя он оставит – имена сраженных им соперников?…

Майра замолчала; молчал и я, потрясенный ее мудростью и собственной слепотой. Молчал и сам не заметил, как уснул.

Когда я проснулся девушка, уже одетая, сидела рядом с ложем и смотрела на меня.

– Сладко ли тебе спалось, господин мой? – с улыбкой спросила она.

– О да! Уж и не помню, когда я в последний раз так хорошо спал, – честно ответил я, вставая. Голова моя была на диво ясна, тело переполняла сила.

– Ты, наверное, напустила на меня какие-то чары, – сказал я Майре, протягивавшей мне воду для умывания и полотенце.

– Наверное, – ответила она. – Этими чарами от начала начал Четыре наделили женщин, ведь Они тоже – женщины… Ты хочешь есть?

Я прислушался к своим ощущениям и понял, что умираю с голода. Верно растолковав отразившиеся на моем лице эмоции, Майра негромко рассмеялась и чуть подтолкнула меня к столу, уставленному блюдами и кувшинами.

– Долго я спал? – спросил я, вгрызаясь в бычью лопатку.

– Солнце уже прошло полпути на запад.

– О Всеблагие! – Я поперхнулся и закашлялся. – Должно быть, меня искала уйма народа?

– Да, человек десять, включая правителя Илбрека. Я всех отослала, сказав, что ты приказал не беспокоить тебя. – Нет, эта женщина не переставала меня изумлять.

– И что, Мак-Аррайд тебя послушал?

– Не сразу. Сначала он начал кричать и ругаться, говорил, что вы хотели с утра устраивать какой-то совет, но я ответила, что на этом совете от тебя всё равно было бы немного толку, потому что ты всю ночь не спал.

– А он?

– Расхохотался, ущипнул меня за грудь и сказал, что в войско Темры нужно набирать местных женщин, раз после ночи со мной сам могучий Трен Броэнах валяется без сил, а меня хватает еще и на то, чтобы охранять его покой. Но он очень просил сообщить, когда ты проснешься.

Майра замолчала и вызывающе вскинула голову:

– Прости меня, господин мой, за этот обман и мое самовольство. Я с радостью приму любое наказание, которое тебе будет угодно на меня наложить.

Представив себе этот разговор и лицо удаляющегося ни с чем Илбрека, я не смог больше сдерживаться: вскочил, прижал к себе эту удивительную женщину и, как мог более грозно, пообещал:

– Накажу! Ох, как я тебя накажу!

В тот же день я объявил о нашей скорой свадьбе. А на закате солнца в крепость вернулись Фрэнк и Лаурик.

Всё население Темры высыпало на улицу. Воины, старики, женщины, дети столпились у ворот крепости, не доходя нескольких шагов до которых остановились двое. И подумалось мне, глядя на них: трудно даже представить себе более странную, нереальную, несоответствующую друг другу пару.

Слева стоял он, величественной неприступностью напоминая одну из тех гор-исполинов, что отмечают границу владений Илбрека. Холодом нетающих льдов дышало его лицо, в роскошные одежды, с которыми они будто поделились своей ослепительной белизной, был облачен он, спина его была подобна гордой, рвущейся в небо сосне, глаза его поражали какой-то совершенной, нездешней строгостью, мудростью, силой. Заботой о всём и каждом. Могучие – впору воину – руки его легко, как пушинку, держали хрупкое тело девушки, прижимая его к груди. Таким пришел он к нам – Лаурик Искусный, Уста Четырех, Мудрый Западного Предела. И глядя на него, я знал: не только у меня – у всех и каждого возникло желание опуститься на колени в благоговении замереть, склонив голову.