Расплата за ложь (ЛП) - Хара Кай. Страница 77
― Куда уехала?
― Домой.
Я виню алкоголь в том, что я стал соображать медленнее, чем обычно, потому что я не понимаю, что она говорит.
― Здесь ее дом, куда она уехала?
Беллами бросает на меня сочувственный взгляд и выдвигает четвертый стул за столом, предлагая мне сесть. Я не сажусь.
― Она вернулась в Чикаго, Рис.
Теперь я сижу, мои ноги вдруг стали неспособны выдержать мой вес. Ее слова — удар, вдвойне болезненный от того, что я их не ожидал.
Нера наливает мне стакан воды, и я выпиваю его.
― Почему?
― Вчера ей позвонил брат и сказал, что у их мамы случилась передозировка пару недель назад. С ней все в порядке, ей вовремя ввели «Наркан» и вчера выписали из больницы. Она не подумала сообщить об этом никому из своих детей, Нолан узнал об этом только потому, что вчера зашел проведать ее и увидел больничный браслет на ее запястье. Тайер едет домой, чтобы проведать ее и убедиться, что с ней все в порядке. Я думаю, она хочет, чтобы ее мама снова попробовала обратиться в группу к анонимным алкоголикам, но она не очень надеется, что мама послушается.
Черт. Мы уже говорили о проблемах ее матери с зависимостью и о том, как они повлияли на Тайер. Я могу только представить, как тяжело это будет для нее.
― Когда она вернется?
― Я не знаю. Может быть, нескоро ― до каникул осталась всего пара дней, она говорила, что закончит занятия по Интернету и вернется в новом году.
Я откинулся на стуле в замешательстве. Я думал, что у нас есть прогресс, почему она не рассказала мне о своей матери? А еще лучше, почему она не разбудила меня и не сказала, что уезжает?
― Не беспокойся о ней, Рис. Она знает, как о себе позаботиться. ― Говорит мне Беллами, положив руку на мое предплечье в утешающем жесте.
Это я знаю точно. Тайер обладает бесконечным запасом сил, это одно из первых, что привлекло меня в ней, и это продолжает держать меня в интриге.
Жаль только, что она не доверяет мне настолько, чтобы положиться на меня в трудную минуту.
40


Первые пару дней после возвращения в Чикаго я провожу в квартире Триш, отдыхая и привыкая к смене часовых поясов.
К маме я не еду. Чрезвычайная ситуация уже давно миновала, так что она может подождать пару дней, пока я обустроюсь, к тому же у меня накопилось много горечи из-за того, как была решена вся эта ситуация.
Узнать о ее передозировке от Нолана, который сам узнал об этом по счастливой случайности, а не от нашей мамы, было обидно. Это еще одно проявление эгоизма с ее стороны.
Она могла умереть.
Я могла бы приехать в Чикаго из-за ее похорон, а не просто проведать ее, но этот факт либо совершенно от нее ускользнул, либо ей просто наплевать. Не знаю, что хуже.
Итак, первые два дня я использую для того, чтобы успокоиться, чтобы не ворваться к ней и не начать ссору. Я слишком много раз ходила по этому пути, я знаю, что это не сработает. Я знаю, что это еще больше подтолкнет ее к принятию неверных решений, а не наоборот.
Если я хочу убедить ее в очередной, уже десятой, попытке попробовать сообщество анонимных алкоголиков, надеясь, что на этот раз она действительно завяжет, то мне нужно быть как можно более уравновешенным.
Я воспользовалась тем, что нахожусь у Триш, чтобы позволить себе ласку и любовь ― мое сердце и душа очень нуждаются в том и другом, ведь мне пришлось пережить двойную трагедию, связанную с мамой и разрывом.
Когда Рис появился у меня накануне моего отъезда после недельной разлуки, это было похоже на судьбу. Конечно, я знала, что уезжаю на следующее утро, но он не догадывался.
Больше всего на свете мне хотелось сказать ему об этом. Я хотела получить его вдумчивый совет и твердую поддержку, как он делал это перед моим вторым футбольным матчем и каждый день после него.
Эта мысль вертелась у меня на языке с полдюжины раз, даже когда он был пьян, потому что я знала, что эта тема отрезвит его на месте, но каждый раз я сдерживалась в последнюю секунду.
За последнюю неделю я очень скучала по нему, больше, чем могла выразить словами. Он выслушал меня, дал мне время и пространство, в которых я нуждалась, но я не сразу поняла, что, как бы я ни была зла, мои чувства к нему не изменились.
Встреча с ним у меня дома пару дней назад стала тому подтверждением. Он продолжал доказывать свою преданность мне своими словами и поступками, и я решила, что хочу попробовать еще раз.
Но я не хотела уговаривать его пойти со мной. Я знаю, что если бы я сказала ему об этом, он бы почувствовал себя обязанным прийти, а я не хотела обременять его таким образом. Нет, мне нужно было держать это отдельно, разобраться с этим самой, а потом, когда я вернусь в Швейцарию, я восстановлю отношения с Рисом.
Я захожу на кухню как раз в тот момент, когда Триш ставит тарелку на стол.
― Отлично, я как раз собиралась позвать тебя на обед.
― Спасибо, ― говорю я, садясь рядом с ней за маленький столик.
― Ты слышала что-нибудь о Рисе?
Она видела, как я несколько раз проверяла свой телефон с тех пор, как приехала, надеясь, что он написал мне. Я думала, что когда он поймет, что я уехала домой, он сразу же напишет мне и спросит… что-нибудь. Но он этого не сделал.
Я не получила от него ни слова.
Я не знаю, уважает ли он мою просьбу о свободе или злится, но надеюсь, что это первое. Я бы написала ему сама, но не знаю, что сказать, чтобы не извергнуть на него целый роман обо всем, что я чувствую.
Нет, лучше подождать, пока я вернусь через несколько дней.
Я качаю головой и перемещаю еду по тарелке, не откусывая ни кусочка.
― Ешь. ― Она говорит: ― Этот мальчик любит тебя, детка. Он любит тебя уже очень давно. Все получится, но только не в том случае, если ты будешь морить себя голодом.
― Откуда ты знаешь, что он меня любит
― По тому, как он на тебя смотрит. Тогда он мог прятаться за словесными отрицаниями, но то, как он смотрел на тебя, словно ты была единственным человеком в комнате, невозможно было скрыть. ― Я ем, слушая ее. ― Он не должен был участвовать в том пари, но я верю, что он действительно любит тебя.
― Я тоже, ― говорю я, встречаясь с ней взглядом.
― Ты готова простить его?
― Думаю, да.
Она наклоняется и берет мою руку, крепко сжимая ее.
― Я рада за тебя, детка. Ты заслуживаешь всего самого хорошего в мире.

После обеда я отправляюсь в мамину квартиру в Гайд-парке, наконец-то готовая к встрече с ней.
Она живет в нижнем блоке совершенно запущенного четырехквартирного дома. По-моему, капитальный ремонт в нем не проводился с тех пор, как он был построен в восьмидесятых годах, и я думаю, что сейчас было бы безопаснее снести его и построить заново, чем пытаться устранить десятки имеющихся там серьезных проблем.
Не то чтобы мою мать это волновало или она была достаточно трезва, чтобы это заметить. Пока у нее есть крыша над головой, она счастлива.
Я дергаю ручку и обнаруживаю, что дверь не заперта. В этом нет ничего необычного, но это раздражает. Я сотни раз говорил ей, что нужно запирать двери, особенно в этом районе.
Здесь нечего красть, но кражи ― не единственное преступление, которое происходит в этом районе.
― Мама? ― зову я, входя в квартиру и закрывая за собой дверь.
В квартире полный беспорядок.
Она никогда не была безупречной, даже когда я жила здесь, но мы с Ноланом хотя бы старались поддерживать в ней порядок. За те месяцы, что прошли с тех пор, как мы оба съехали, она превратилась в настоящее гнездо наркоманов. Повсюду пустые бутылки, использованные трубки и шприцы, старые обертки от еды и остатки корок, не говоря уже о крайне подозрительных пятнах на ковре с не менее подозрительным запахом.