1. Выход воспрещен - Мамбурин Харитон Байконурович. Страница 9

Вот такое у меня здесь настоящее, вот такой здесь мир. А не высунул рыло в окно, натянул трико и побежал бить морды нехорошим дядям.

– «Внимание, уважаемые пассажиры! Поезд номер 56 «Днепропетровск-Стакомск» прибывает на платформу номер 12, центрального вокзала города Стакомска!»

Кажется, пора готовиться к выходу. Хотя что мне готовиться? Бычок затушил, морду еще раз свою оригинальную сполоснул, свитер отряхнул от козябликов, а сумки как стояли у двери, так и стоят. Ну да, еще куртку надеть… Богато меня, сироту кийскую, майор приодел. Еще бы от чистого сердца, а не для того, чтобы скрыть то, что я сейчас на себе таскаю… хотя всё равно клёво до жути. Таких шмоток в магазине не найдешь. Низкий тебе за них поклон, Валерь Кузьмич, да легкого похмелья. Хотя ты, скотина, меня пить и курить заставил, а я рассчитывал эту жизнь прожить хорошо!

Дверной замок купе гулко щелкнул, оповещая, что узник может покинуть пенаты. Правда, я даже дёрнуться не успел, как дверь отъехала в сторону, пропуская внутрь крепкое туловище в знаковой светло-синей рубашке, вооруженное немалых размеров харей повышенной серьезности, с надетой поверх на харю фуражкой. Выпучив на меня зрительные органы, морда, определенно принадлежащая милиционеру, дёрнула губами, сглотнула, а затем попыталась отдёрнуться назад, в несодержащие такого красивого меня коридоры поезда, но к её глубокому сожалению, сзади к носителю хари пристроился его брат, товарищ и друг, точно такой же степени одетости. Стукнувшись жопой о пах предательски подпёршего его коллеги, наполовину всунутый ко мне мужик не нашёл ничего лучшего как прохрипеть в удивлении:

– А хде наручники?!

– Какие наручники? – удивился неплохо отлежавшийся за несколько часов я, продолжая мирно стоять и мирно держать свои сумки.

– Вы же Изотов? – деловито влезла еще плохо увидевшая меня рожа номер два, – Виктор Ана…

Ну да, разглядел. Тоже дёрнулся. Ничего, я к этому привык. Кобуры не лапают, считай лучшие мои друзяки уже оба, почти братаны они мне, душевностью буквально покорили. Но это потому, догадался проницательный я, что у меня в руках сумки. Нечем, с точки зрения обычного гуманоида, мне в таком случае представлять этим двум милиционерам опасность.

– Изотов Виктор, – отрекомендовался я, – Даже Анатольевич. О наручниках первый раз слышу.

– Врешь! – агрессивно постановил первый, находящийся в безвыходном положении, и таки полез лапать кобуру, – У нас предписание…

– В нем сказано о средствах удержания или о наручниках? – проявил чудеса сообразительности я, продолжая изображать из себя соляной беззащитный столб.

– О средствах…, – пришёл мне на выручку второй.

– Тогда всё в порядке, – аккуратно и медленно поставив на пол сумку со шмотками, я также плавно, одним пальцем, дабы не нервировать бедолаг, отогнул высокий воротник свитера так, чтобы продемонстрировать блеснувший металл надетой на меня сбруи, – «КАПНИМ» на мне, с НМП-301…ОТ.

– «Капним»? – удивленно подал голос снова второй из служителей закона, – Слышь, молодой, ты же урка. И залет как у урки. И рожа… С чего тебя упаковали?

– Не ко мне вопрос, товарищи милиционеры, – откровенно соврал я, – Но браслетов не было, факт.

– Сейчас будут! – нашел выход из положения первый, вновь ища возле пуза ну… понятно что.

Сопротивляться? Протестовать? Да ни в жизнь. Наручники – это хорошо! Безобидный вид увеличивает шансы на выживание! А заодно полюбуюсь, как вторую мою сумку будут тащить.

– Твою налево! – выдавил как раз схвативший сумку первый тип, ловко застегнувший мне наручники за спиной, – Что у тебя там, зад… Изотов?!

– Гири, – скромно ответил я, – Две штуки, по 32 кило. Форму поддерживаю.

– Ты **я чо? В Стакомск припёр четыре пуда железа?!

– Сирота я, больше ничего ценного нет. Не разбейте их, дяденька.

А мужики опытные, тертые можно сказать. Не стали забавлять меня зрелищем напрягающейся милиции, а банально переобули в наручники спереду, дабы пёр я свои гири сам. Причем пригрозили, что потом гири отнимут и распилят для проверки, не протащил ли я сюда какую-нибудь контрабанду. Козлы. Зато проинструктированные, в глаза не смотрят, косят по сторонам. А я иду, курю, раз руки спереди, то вполне можно, несмотря на гири в сумке.

Жаль только, ничего особого так и не увидел. Вокзал и вокзал, перед ними площадь и площадь, благо что народа мало, ну а что потом? Воронок и воронок. Из него на местные красоты не полюбуешься, знаменитые башни не увидишь. Впрочем, не бьют, не стреляют, курево не отнимают, везут себе и везут. Чего еще желать?

– «НИИ селекции и утилизации крупного рогатого скота города Стакомска»? – прочитал я вслух аббревиатуру на входе в мрачном массивное здание, напоминающее помесь гигантского серого склепа с музеем, – Да вы издеваетесь…

– Что тебе не так, Изотов? – не оборачиваясь, усмехнулся один из конвоиров, – Ты новенький, плюс довольно крупный…

– А что скот, так на лице написано, – хрюкнул я под согласное хрюканье товарищей милиционеров, – Хорошо, что рогов нет…

– Твоя прическа вполне на них тянет, – не стали меня утешать.

Холл был мрачным, пустым и безлюдным, как и коридоры за ним. Большая, давящая и полутемная коробка. Мы шагали, как три разумные блохи в могильнике мамонта.

– Хорошая атмосфера, – не стал держать в себе всё я, – Наверное, тут утренники просто бомбические проводят.

– Сюда, по своей воле, Изотов, никто не суется, – с максимальным ехидством в голосе, определенно помня о гирях, ответил мне один из неназвавшихся милиционеров, – И по приказу тоже не рвутся.

– Ага, – не менее радостно поддержал его собрат, прущий сумку с моим пожитками.

Меня от таких новостей продрал бодрый такой морозняк по всей спине. Нет, знал, конечно, что жопа светит, но как-то много всего на одного невинного сиротинушку за последние пару суток. Отличника, девственного, нецелованного…

Лифт был ого-го. Причем это «ого-го» просто-напросто раззявилось в сплошной стене, светя нам уютными потрохами комнаты 7х7х4 метра, причем последнее в высоту. На такой херотации можно было мамонтов катать, что вполне объяснялось габаритами некоторых неогенов, но меня скрючило лишь тогда, когда двери лифта закрылись. На них, с внутренней стороны, красовался здоровеннейший герб. Серп, молот, посередине рука, сжатая в кулак, удерживающая в нём молнию.

Общий символ советских неогенов. Но какой-же, сволочь, здоровый.

Ехали долго, я даже перестал удивляться. Ну да, два простых советских милиционера едут со мной в тайном лифте несуществующего института куда-то вниз. Что будет дальше? Секретная база, где меня ждёт гомосексуалист Лещенко с его скальпелями и формалином? Приветственная вечеринка от всех уродов Стакомска? Простая коммунистическая оргия милиционеров?

Не угадал. Лифт открылся в кабинете. Или в зале, где могут танцевать одновременно три сотни балерин, но кто-то решил, что они пойдут нахер танцевать в других местах, а сам просто воткнул посреди огромного пустого пространства, выложенного мрамором, одинокий стол со светильником. Здоровый, правда, стол, монументальный такой, красивый, из темного дерева, с телефоном дисковым, толстым ноутбуком, перьевой ручкой и разными папками с важными бумагами. Как у директора мясокомбината.

А за столом сидела она. Женщина. Тут же, между прочим, вставшая, для того чтобы, опершись руками на столешницу, с интересом следить за нашим приближением. Тяжелые длинные волосы хозяйки кабинета двумя волнами ниспадали чуть ли не до стола.

Описать её было мне было сложно просто потому, что таких слов не существовало. Монументальная, красивая, страшная, строгая… это всё не передавало вообще ничего. Высокая? Да! Два метра с лишним будет точно! Широкоплечая? Еще как! Оба мента по сравнению с этой дамой были как слегка упитанные щенята. Но…

Как если бы натуральная немецкая валькирия, белокурая, могучая и высокая, была бы принята в комсомол. В юном, так сказать, возрасте. Потом был десяток лет войн и прочих испытаний, где эти валькирии шляются, которые та с успехом проходила, став главной валькирией, валькирией-боссом, элитной валькирией и заместителем самого Одина. Была под выстрелами, взрывами, холодняком, гуляла по минам, боролась с белыми медведями, выползала из эпицентра ядерного взрыва, пила с северными моряками и подняла три целины за пятилетку… Кони и горящие избы? Это релаксационные упражнения.