Зацепить 13-го - Уолш Хлоя. Страница 53

— Нет у меня никакой гребаной хромоты!

— Следи за словами, Джонатан! — сказала она, бросив на меня недовольный взгляд.

— Хорошо, мам. У меня нет никакой чертовой хромоты, — торопливо повторил я.

— Почему ты так болезненно реагируешь? — резонно спросила мама. — Дорогой, у тебя опять что-то с тестикулами? Если да, говори, не стесняйся.

Я открыл рот, чтобы ответить, но тут же закрыл.

Спорить с этой женщиной было бессмысленно. Мне все равно у нее не выиграть, а если я и дальше буду продолжать разговор в таком тоне, она применит мерзкий прием, как это делают все матери, когда хотят, чтобы ты сам во всем сознался.

Господи Исусе!

— Спокойной ночи, мама, — скороговоркой произнес я и повернулся, готовый поскорее убраться из кухни.

— Еще кое-что.

Я вдохнул, стараясь успокоиться, и повернулся к ней:

— Я слушаю.

— Кто это? — спросила мама, постучав пальцем по газете, лежавшей на разделочном столе.

Ее губы дрогнули, как бывало перед улыбкой.

— Кто — кто? — хмуро спросил я.

Мама действительно заулыбалась во весь рот. Она взяла газету и повернула так, чтобы мне было видно.

— Вот это.

Продолжая улыбаться, она постучала ногтем по большому цветному снимку, запечатлевшему нас с Шаннон на прошлой неделе, после матча Кубка среди мужских школьных команд.

— Местная газета или национальная?

— Национальная.

Чтоб. Вас. Всех.

— Дай мне, — потребовал я, подходя ближе.

Забрав у матери газету, я смотрел на снимок девчонки, которая уже почти два месяца сводит меня с ума.

Выглядела она потрясающе; широко раскрыв глаза, она улыбалась, а я придерживал ее за талию.

Распущенные каштановые волосы развевались на ветру.

Ее макушка упиралась мне в подмышку — такой маленькой она была.

А потом я прочитал подпись, и у меня заколотилось сердце.

Джонни Кавана, 17 лет, вместе со школьной подругой Шаннон Линч празднуют победу Томмен-колледжа над соперниками из Килбега в финальном матче на Кубок среди мужских школьных команд в прошлую пятницу. Кавана привел свою команду к пятой победе подряд, завоевав очередной трофей в своей блистательной карьере и положив конец всем слухам о его травмах. Симпатичная школьница, сияя перед камерами, поздравляет Джонни с победой. На просьбу прокомментировать статус их отношений Кавана ответил вежливым отказом, но не зря говорят, что одна картинка стоит тысячи слов…

— Какая симпатичная девочка, — задумчиво произнесла мама, отвлекая меня от мыслей. — Вы вместе смотритесь совершенно замечательно.

— Мам, ничего подобного, — пробормотал я, прекрасно понимая, на что она намекает. — Она просто друг.

— Тебя часто фотографировали с друзьями, но таких, как она, я еще не видела, — поддела мама. — Радость моя, снимок получился просто великолепным. Должно быть, редактор был того же мнения, раз отдал тебе целую страницу.

— На прошлой неделе мы играли финальный матч за кубок, — отмахнулся я, продолжая поедать глазами снимок. — Мы победили. Это большое событие. Я капитан школьной команды, потому мне и отдали целую страницу.

— Я счастлива за тебя, дорогой, — восторженно произнесла мама. — И как же ее зовут?

— Шаннон.

— И?

— И это ее имя, — бесстрастным тоном ответил я.

— А что-нибудь еще мне можно узнать?

— А что еще ты хочешь? — Я стал заводиться. — Я же тебе сказал: она просто друг.

— Просто друг, — язвительно повторила мама. — Разумеется, а я тогда — непорочная Дева Мария.

— Умоляю, только не рассказывай мне о своей непорочности, — простонал я.

— Почему? — удивилась мама. — Предпочитаешь поговорить о твоей?

Нет.

Нет.

Боже мой, только не это!

— Я спать.

Сунув газету под мышку, я пошел к двери, изо всех сил стараясь не хромать.

— Отдай мне газету, — со смехом попросила мама. — Я хочу вырезать снимок и повесить в рамке.

— Ну уж нет, — сердито бросил я.

Войдя к себе, я щелкнул задвижкой, бросил газету на кровать и отправился в ванную, примыкавшую к моей комнате.

Раздевшись, я включил душ и вошел в кабину.

Там я осторожно опустился на пол, обхватил колени и уперся в них лбом.

Сил стоять не нашлось.

Мама права.

Я не в форме.

С закрытыми глазами я сидел под струями обжигающе горячей воды и дрожал.

Я откинул волосы с лица и горько вздохнул, потому что в мозгу пронеслись все страхи и тревоги за будущее.

Жизнь катится в ад.

Тело распадается на куски.

Мечты вылетают в трубу.

У меня целый ворох проблем, стоящих внимания.

И при всем этом я не могу выкинуть из головы ее.

Эти полуночно-синие глаза и болезненно точные слова.

Мало того что она постоянно заполняет мои мысли, так теперь еще появился снимок, который будет терзать меня.

И я буду терзать себя этим снимком.

Таков план.

19. Отцовская проверочка на ночь глядя

— Хороший был день?

Эти слова встретили меня, когда я вернулась домой после чудовищной поездки с Джонни.

Кто угодно в мире спросил бы меня об этом, и я бы нашла что ответить, но меня спрашивал отец.

Он стоял в нашем маленьком коридоре, держа в руке свернутую газету, и спрашивал, как прошел мой день, и это было пугающе.

— Ты что, оглохла? — заорал он, сердито глядя на меня. Белки его карих глаз налились кровью. — Я задал вопрос, девка.

От него разило виски — я мгновенно насторожилась и лихорадочно стала соображать.

Пособие он получает по четвергам.

Тяжелые дни.

Но не по вторникам.

Затем я вспомнила, какое сегодня число, и мысленно отругала себя за оплошность.

Сегодня первое марта.

И сегодня же первый вторник месяца.

День выплаты пособия на детей.

День, когда ирландское правительство ежемесячно выдает родителям деньги на каждого имеющегося ребенка.

Это означает сотни евро, просаженных в букмекерских конторах и пабах.

Это означает недели нужды и каторжного труда для нашей семьи из-за неспособности отца сдерживать себя.

Душа у меня ушла в пятки.

Пробормотав быстрый ответ, я вытащила ключ из входной двери, сунула в пальто и проскочила мимо рослой фигуры отца, думая взять из кухонного шкафа пачку печенья и побыстрее ретироваться в убежище своей комнаты.

Чувства были обострены до предела. Мозг работал на полных оборотах. Мне удалось добраться до кухни, но отец, словно дурной запах (в прямом и переносном смысле), последовал за мной.

Он привалился к дверному косяку и, сжимая в руке газету, заблокировал мне выход.

— Как дела в школе?

Я стояла к нему спиной, роясь среди пакетов с супом и банок с консервированной фасолью.

— Нормально, — ответила я.

— Нормально? — ехидно переспросил он. — Мы платим четыре тысячи евро в год за «нормально»?

Вот так-то.

Вот такой у меня папочка.

— Папа, все замечательно, — быстро добавила я. — У меня был продуктивный день.

— Продуктивный день? — передразнил он, разбавляя насмешливость жестокостью. — Нечего умничать со мной, девка.

— Я и не умничаю.

— И ты опоздала! — рявкнул он, пьяно комкая слова. — Какого дьявола ты опять опоздала?

— Опоздала на автобус, — испуганно выдавила я.

— Гребаные автобусы, — изрек родитель. — Гребаная частная школа. Ты, девка, сплошная заноза в заднице!

Моего ответа не требовалось, и я промолчала.

Он всегда называл меня девкой, словно моя принадлежность к женскому полу была чем-то оскорбительным. Иногда меня это задевало, но только не сегодня.

Я целиком была в режиме самозащиты, зная, что должна покинуть кухню без последствий, а для этого требовалось спокойно выслушивать отцовский бред, держать язык за зубами и молить Бога, чтобы отец оставил меня в покое.

— Девка, а ты знаешь, где твоя мать? — в той же манере спросил он.