Точка невозврата (СИ) - "Katiii". Страница 8
— За что? Почему? Ты спрашиваешь, почему? Почему он решился на бесповоротный шаг? А ты загляни в себя глубже, возможно, найдешь там ответы.
Арман в ужасе уставился на мужчину, он совершенно не почувствовал его приближения, а сейчас его слова…
— Что, так оглушен? — Безжалостно ледяным тоном. Лестат подошел к нему, смотря сверху вниз. — Что ты ему наговорил, паскуда такая? Ммм? Я любил его! Даже преклонялся перед ним! Ты довел его! Тебе удалось!
— Нет…
— А ну дай-ка я посмотрю! — И с этими словами он без церемоний рванул его с земли, вцепившись в плечи до боли.
— Лестат, — в ужасе зашептал Арман, по щекам его обильным потоком лились кровавые потоки, — Лест…
— Заткнись! — Прорычал зверем возле самого лица Лестат. — Сейчас я все увижу. Думай о вашем последнем разговоре, понял меня? И советую не выводить меня еще больше, а то не ручаюсь за себя!
Тон, с каким с ним сейчас говорили — такого Арман еще никогда не слышал. С ним никто так не разговаривал. Никогда. Но он беспрекословно подчинился — Лестат сейчас имел на это полное право.
Минута текла за минутой, пока Лестат читал воспоминания и мысли создания Мариуса и чем дальше читал, тем более ледяными становились его глаза. Амель рассказал лишь в двух словах. Под конец в них застыла самая настоящая ненависть и злоба, адских огонь, который поразил Армана, прожег его сердце…
«Он сейчас меня убьет», — пронеслось в его голове.
— А ты знаешь, маленький вредитель, я, пожалуй, это и сделаю, — и улыбнувшись нехорошей улыбкой, Лестат со всей силой ударил его по лицу.
Арман отлетел на несколько метров, упал на землю и глухо застонал.
— Паскуда, — в Лестате клокотала ярость, — сволочь. Скотина. Моральный урод, не ценящий любовь. Ты недостоин был и его мизинца, почему он так любил тебя?
Неожиданно спокойный тон Лионкура был страшен. Арман весь сжался и приготовился к самому худшему. По правде сказать, он и не особо хотел защищаться — ему не выстоять против Лестата, да он и не хотел. Осознания своих ужасных слов в ту роковую ночь стали доходить все яснее.
— Как ты мог наговорить ему этих вещей, наблагодарный ублюдок?
Удар ногой в живот сковал Армана страшной болью, он скрутился на земле и заскрипел зубами.
— Ты довел моего учителя, моего любимого наставника, всеми уважаемого, одного из великих представителей вампирского мира до суицида! Ты! Мальчишка! Ты! Довел его! Да кто, мать твою, ты такой?! Как посмел ты?
Еще удар. Болевые судороги пронзали Армана снова и снова, лицо исказилось в страданиях — душевных и физических, в глазах потемнело… Он подумал, что Лестат будет нещадно избивать его, пока ему не надоест и он не порешит его прямо здесь, или пока он не потеряет сознание, а с наступлением утра взойдет солнце… Ему уже так казалось, и совсем не хотелось бороться за свою жизнь…
— Я тебя презираю. Как и все.
Арман ощутил очередной удар и рот залился кровью.
— Убей, — попросил он, сглатывая кровь, - я не собираюсь бороться…
— Обратил мальчонку и сам поплатился, старый дурак! — Воскликнул Лионкур с досадой в голосе и в отчаянии заломил руки, которые были в крови Армана. — Мариус, он не достоин твоего поступка! Этот щенок не достоин был тебя, слышишь?
— Боже…
— Он прыгнул в вулкан! Ты представляешь, что с ним там было?!
— Нееееет! — Взвыл Арман, вцепляясь в свои волосы, словно желая вырвать с корнем.
— Ты представляешь, что он переносил, какие муки и адскую боль в последние минуты жизни?!
— Нет! Прекрати! Умоляю! Хватит! Прекрати! Довольно! Лучше убей меня! Но не говори! Не говори этого, не надо!
Крики разносились по полям, пока Арман вновь не затрясся в рыданиях. Он — слабый, беззащитный перед всесильным Лестатом де Лионкуром, лежал на земле, в зеленой траве и рыдал…
— Лестат, хватит, оставь его, — прозвучал тихий печальный голос.
Из-за деревьев на поляну вышел Луи. Он нашел их, догнал и вот теперь наблюдал за картиной, которую в другое время вообще сложно было представить — Лестат избивает Армана, Супруга во Крови самого Мариуса…
Но Мариус мертв…
Лионкур не ответил, но в глазах решимость поквитаться треснула. Еще минуту назад он и правда думал добить его прямо здесь, или сделать так, чтобы Арман мучился, сжигаемый солнечными лучами…
Долго.
— Он и так наказан, а Бенджи уж точно сойдет сойдет с ума после его смерти…
— Да мне плевать…
— Лестат, — Луи подошел к Супругу, — идем, прошу тебя. Ты наказал его достаточно. Самое страшное наказание его ждет впереди — вечность без любви всей жизни. Что может быть хуже?
Они смотрели в глаза друг другу несколько долгих мгновений и Лестат понял, что Луи прав. Он согласно кивнул и брезгливо бросил вампиру, чье тело все еще сотрясалось в горьких рыданиях:
— Луи прав, если не наложишь на себя руки, будешь вечно страдать. Тосковать по тебе особо никто не будет, разве что Бенджи с Сибилл и то только потому, что твои дети преклоняются перед тобой и обожают.
Луи взял под локоть Лестата и почти что потянул прочь. Ему несмотря на все, было жаль Армана, он понимал боль любимого, но и ощущал боль Де Ла Русси, компаньоном которого он был когда-то не один год…
Казалось, это было в какой-то другой, не этой жизни…
Луи содрогнулся, представив, как если бы вдруг он потерял своего мужчину, любовь всей своей жизни, своего Супруга во Крови навсегда… по вине Луи или нет, но если бы умер Лестат… Если бы это случилось без Амеля внутри, если бы не погибли все вампиры следом и следовательно и он, Луи, а если бы умер Лестат, не утащив за собой никакого, как любой другой обычный вампир, Луи сам бы наложил на себя руки.
Он знал это так же хорошо, как и то, что через пару часов рассвет…
Между Мариусом и Арманом были еще более сложные отношения, чем у них когда-то — Луи это знал и понимал, очень сложные, спорные, но там была любовь — огромная, бескрайняя, у обоих. Все, как оказалось, ошибочно полагали, что Мариус любил намного больше. Больше, возможно, но настолько ли? Настолько ли сильна была эта разница? Они просто очень разные, еще более разные, чем Луи и Лестат и отчасти эта разница и не давала им быть безоблачно, полноценно счастливыми.
Рыдающий на земле Арман у Луи не вызвал жалости. Ему было жаль Армана, но унизительной жалости он не вызывал. Жаль, все же жаль, чтобы он не наговорил, чтобы ни произошло, Арман уже сполна наказан за свои слова. Он наказал сам себя и расплата страшна.
Луи обернулся и посмотрел на тонкое, изящное тело невысокого юноши, который продолжал лежать на земле в позе эмбриона, как покинутый одинокий зверек.
«Мальчик… бедный мальчик, он всегда был одинок и теперь лишился того, кто любил его больше всего на свете. Врагу не пожелать»
Мужчины удалялись. Арман согнулся сильнее, подтянул колени к подбородку и обхватил их руками, ощущая страшную, отупляющую боль и эта боль заглушала физическую от ударов Лестата, который почти не сдерживал силы. Слабый сбивчивый шепот сорвался с губ:
— Ты решил наказать меня, Мастер? Или ты не думал об этом перед тем, как прыгнуть в вулкан? Ты не думал об этом и сделал потому, что и правда не смог больше жить после моих слов и потерял надежду? Зачем же ты, Мастер… зачем же ты, ведь я не хотел этого… я по глупости, по своей жестокости, Мастер… я просто злобная сволочь, прав Лестат, но эта сволочь любила тебя и теперь не знает, как ей жить… Прости, я, кажется, не смогу без тебя… прости меня, Мариус…
***
Уже подходя к замку Луи сказал:
— Надо Бенджи сказать. Мало ли что…
— Честно, прибил бы этого…
— Достаточно с него, Лестат. Ему еще страдать и страдать. А если он сейчас решит полежать под солнцем денька четыре без крови, то…
— То его визг будет слышан даже здесь, за несколько километров, — зло прервал Лестат.
— Ну зачем ты так? И для Бенджи уж слишком потерять и Создателя и наставника, которого он просто обожает. Ты так не считаешь?
Лионкур порывисто отмахнулся, но Луи понял, что тот согласен показать Бенджамину, где Арман.