Братство меча. Компиляция. Книги 1-3 (СИ) - Баутина Юлия Владимировна. Страница 52

— А что, я не против, — засмеялась девушка. — Мне он очень даже нравится. А где, в самом деле, Иван?

— Ваня поехал домой отсыпаться, чтобы завтра с новыми силами устроить разбор полетов, — пояснил Глеб.

— А к-кого р-раз-б-бирать-то б-буд-дут? — из приоткрытой Кипелычем двери высунулась курчавая физиономия с легкой щетиной на щеках. — П-п-привет!

— И что это ты там, собственно говоря, делаешь? — возмутился Кот.

— Киса, не фырчи. Он просто скрашивает мое серое существование всякими интересными историями.

— С его заиканием истории будут интересными, только если рассказывать их жестами. Вот так, стоит мужу лишь ненадолго отлучиться… — Кот хозяйским жестом обнял девушку за плечи. — Ну, да ладно, на сегодня прощаю. Антоха, мне Иван перед отъездом дал распоряжение потеснить тебя из кладовой комнаты, освободив место в пользу нашей гостьи. Расклад ясен?

— А п-почему им-менно меня? — возмутился Антон.

— Потому что именно ты собирался там сегодня ночевать, — терпеливо объяснил Кот. — Не могу же я при таком условии потеснить оттуда Кипелыча или Глеба?

— Ну, л-ладно, — великодушно согласился парень. — В-вон там, у окна д-д-дверь. Ес-сли свет пон-надоб-бится, то внут-т-три есть в-выключ-чатель. А ес-сли захоч-чешь почитать перед сном, на полке леж-жит Ник П-перумов. Спок-койной ночи.

— Спасибо, — коротко ответила ведьмачка.

Комнатка оказалась крошечной. В узком проеме между стеллажами и стеной с окном, плотно прикрытым ставнями, помещались только две скамьи с подушкой и одеялами. Когда ведьмачка притворила дверь, в комнатке стало темно, лишь сквозь щели в досках пробивалось чуть-чуть света. Но для ночного зрения дроу тьма не была помехой. Инари сняла перевязи и положила их на полку рядом с книгой, про которую, вероятно, и говорил Антон, скинула сапоги и растянулась на скамьях прямо поверх одеял.

С ее точки зрения, отдельная комната, даже такая маленькая, была роскошью. Через притворенную дверь слышался приглушенный разговор людей — Глеб пересказывал друзьям подробности приключений на Сумеречной земле. В другое время это бы ей не помешало, но сейчас вызывало глухое раздражение. Ничего, это от перенапряжения… от усталости, накопившейся за последние пять дней. И слезы перед захлопнувшимися Воротами, которые так некстати успел заметить Глеб, тоже от усталости. Никаких других причин для них быть просто не могло…

Наконец свет по ту сторону двери погас, и голоса стали еще тише — видимо, Лена переместилась к остальным за стол. Ведьмачка зевнула и перевернулась на бок, с головой окунувшись в накатывающую волнами дремоту. За окном тихо прошелестела крыльями навка, которой самое место было бы в Чернолесье, а не посреди человеческого города. В подполе скреблись не то мыши, не то жевуны. Потом издалека донесся заунывный рыдающий крик вельпы, которую людские легенды зачем-то превратили в предвещающую смерть баньши. Слабо дернулся на шнурке серебряный амулет — где-то там, то ли за две с лишним тысячи километров, то ли и вовсе в Пограничном мире, о ведьмачке вспоминал Хорт — но этого движения Инари не почувствовала.

Завтра должен был наступить новый день, принеся с собой вопросы, на которые она пока еще не знала ответа, а быть может, и работу для ведьмацких клинков, однако все это принадлежало завтрашнему дню. А сейчас ведьмачка спала.

Чужая война

Глава 1. Крепкий орешек

Низкие свинцово-серые тучи лениво ползли на юг, цепляясь набрякшим брюхом за покрытые темным кедрачом гребни Орлиных скал и оставляя на них клочья тумана. Дальние отроги основного хребта затягивала серая дымка — там уже шел дождь. Закутавшись в шкурник и глубоко надвинув капюшон, Инари сидела на валуне над обрывом на склоне одной из самых высоких гор хребта, именуемой Вершиной Мира, смотрела на открывающуюся перед ней унылую картину и думала о том, что пора просыпаться. Ожившие воспоминания тридцатилетней давности не стоили того, чтобы тратить на них выкроенные для отдыха ночные часы. Даже если это воспоминания о тех временах, когда кто-то еще верил в высшее предназначение. Многие верили, если уж на то пошло. И многие еще были живы… Да, следовало просыпаться, но предательская память все так же кропотливо нанизывала на нить сновидений бусины-события. Чертова эльфийская память. Восхищаться ею мог только тот, кто никогда не пробовал жить одновременно в двух мирах, зная, что один из них заведомо мертв. Пора просыпаться…

Витающая в воздухе мга оседала на камнях и траве, редкими каплями скатывалась с разлапистых кедровых ветвей. Шкурник давно уже отсырел и казался тяжелее обычного. Устало нахохлившись, ведьмачка смотрела на открывающуюся перед ней унылую картину и думала о том…

…что давненько уже на середину августа не выпадала такая отвратительная погода, и о том, как же сильно все-таки изменились окрестности. Впрочем, последнему как раз удивляться не стоило. Шестьдесят лет — более чем достаточный срок для того, чтобы ветры, дожди и пожары сделали свое дело, стерев старые ориентиры и до неузнаваемости поменяв облик гор. За шестьдесят с лишним лет, прошедшие с побоища в Игли-Корун, кривая ведьмацкая дорожка ни разу еще не заводила Инари обратно в Орлиные скалы. И вот теперь какой-то черт понес ее гулять по местам былых сражений.

Нет, собственно говоря, понес ее совсем не черт. Причиной внезапно нахлынувшей ностальгии стали люди. Их вдруг оказалось слишком много в амурских лесах, по которым как раз скиталась Инари. Люди, смеющиеся, шумные, все шли и шли на новые места, не задаваясь вопросом — добрыми ли будут поселения, что они закладывают. Они ничего не знали о Светлых землях, Сумеречных землях и Чернолесье, да и знать не хотели. Над таежными лесами денно и нощно гудели самосвалы, бульдозеры, рычали буры и отбойные молотки, стрекотали вертолеты. Кого-то звезды хранили, отводя прочь рыщущих по чащобам зверей. Кто-то пропадал, оставляя после себя мертвые лагеря с ржавой техникой. А ведьмаки зачастую даже и не знали, что где-то в лесах находятся люди. Жить становилось беспокойно. И Инари, никогда не обещавшая служить ангелом-хранителем для самоубийц, подалась на северо-запад, в заболоченные леса. В тех краях лежало Игли-Корун, и ведьмачка зачем-то сделала приличный крюк по топям, заглянув в урочище. Зрелище оказалось печальным. От драконов не осталось даже костяков, а на месте взрыва Манор эт Игли разрослось болото. Инари не стала испытывать судьбу и не полезла в сердце трясины. Вместо этого она отправилась на запад и вышла к Орлиным скалам, через которые они с Велегодой когда-то долго и упорно искали проход, попутно выспрашивая у растущих на скалах сосен, не видели ли те пролетавшего мимо дракона. Точнее, выспрашивал в основном Велегода. Инари язык деревьев знала плохо и предпочитала отмалчиваться, высматривая драконьи следы на местности.

Горы изменились до неузнаваемости. Того перевала, который они все же отыскали после долгих трудов и споров, больше не существовало. Но, сидя под промозглым дождем на краю обрыва в самом сердце гор, Инари вдруг поняла, что чертовски соскучилась по старому другу, которого не видела уже года три, с тех пор, как Велегода ненадолго выбирался из своей берлоги в Родницу. Поняла… и, недолго думая, шагнула в Каер Морхен, совершенно не представляя, к чему это может привести.

Поначалу ничего особенного не произошло. Велегода тоже был рад ее видеть, хотя вслух бы в этом ни за что не признался. Впрочем, вслух и не требовалось. За долгое время знакомства Инари научилась безошибочно распознавать настроение и чувства ведьмака, а потому фраза: «А, это опять ты?» для нее звучала примерно так: «Привет, сестренка. Жива и здорова? Вот и отлично!» Жизнь в ведьмацком замке текла своим чередом. Старейшины упорно делали вид, что не замечают гостьи, а Инари отвечала им тем же. Причина давней неприязни Высшего Круга Совета была ей прекрасно известна. Как первому его составу, так и всем последующим за полтора с лишним века не давал покоя тот факт, что ведьмацкие мечи смог взять нелюдь, не прошедший должной подготовки, Посвящения и Клятвы, да в придачу женского пола! Кощунство и только! Однако вслух никто ничего сказать не осмеливался, ведь мечи-то признали новую хозяйку.