Злодейка и палач (СИ). Страница 3

Номер Шесть — угрюмый, крупный, похожий на проворного молодого медведя, мрачно смотрел в пустоту. Номер Два — усталый и слишком юный — прятал изломанный гневом рот в высоко поднятом вороте дорожного платья.

Каким-то странным образом она не воспринимала их внешне, словно видела их каждый день, и оба до смерти ей наскучили.

В левом углу гнездилось нагромождение клеток, в одной из которых вяло перекатывалось что-то среднее между тентаклями и щупальцами осьминога. В соседней бесновалась зелёная гадость, похожая на гигантскую змею. В тишине слышались только влажное трение и поскрипывание, и она очень надеялась, что это скрепят не прутья клеток. Товарищи внутри были настроены явно недружественно.

В остальном комната оказалась такой тесной и неуютной. Плетённая попугаячья клетка, выросший из пола стол с неловкой косой столешницей, два стула.

На один из них пластично упал ее ядовитый сопровождающий. Выглядел он, как графский сын, утомленный бесконечными увеселениями, но должный держать лицо перед холопами.

Смотрелось это презабавно.

Она не успела спросить. Кресло, выросшее из пола, пнуло ее под колени, примеряясь под ее рост и размеры.

— А мы-то уж как заждались вас, Миночка, — осторожно, но с деревенской прямотой сообщил номер Шесть.

Покосился на номер Два.

Второй мужчина сидел на оставшемся стуле и был хмур, как ненастный день.

На минуту она растерялась. Ей нужна информация, но… Что спросить, о чем спросить? Настоящей Ясмин здесь больше нет, и если они узнают, что будет с ней?

Разве, черт возьми, у жертв насильной депортации из одного мира в другой не должно быть спойлеров?

Голова была пустой и легкой, как воздушный шар. На несколько секунд малодушно захотелось сесть, расплакаться, сказать, что не помнит ни слова о жизни до, что она не отвечает за действия маргинальной особы, доставившей им проблемы. Попросить о помощи. Не звери же они, в конце концов.

Победила загнанная на подкорку привычка дать миру так мало информации о себе, как это только возможно.

— Рассказывайте, — незнакомым самой себе нейтральным тоном приказала она.

Приказала. Не попросила.

Это было странно, как если бы у неё в голове сидел электронный пульт управления, переключая лобные доли и стимулируя гипофиз. Наверное, так чувствует себя марионетка, насаженная на леску кукольника.

Сказала и едва успела отшатнуться.

— Рассказывайте? — заорал номер Два, мгновенно растерявший большую часть своей дивной красоты. — Сидим в Ловушке четвёртые сутки, пока ты отлёживаешься в лечебном сне! Какого сорняка ты смеешь…

К нему бросился номер Шесть, похожий на крупную сельскую няньку, смешащую к капризному ребёнку. Тип, представившийся слугой, сидел, как король, вяло медитируя в потолок. Только коса его, как живая, переливалась радужным светом от вечернего солнца, глядящего в маленькое окно.

— В самом деле, мастер, — протянул он. — Мы пришли в Чернотайю за образцами, где естественный срок от трёх до семи дней, а ныне в разгаре второй месяц нашего пребывания в условиях магически изменённого мира.

— Магического измененного мира, — тупо повторила Ясмин.

Ее ум оказался не в силах переварить эту информацию. Она действительно в другом мире?

Но как?

Она не ела странных грибов, не принимала антидепрессанты и не переходила дорогу на красный свет. Ее определённо не переехал грузовик, как обычно случается в мангах.

Последнюю мысль она поймала за хвост и мимолётно удивилась. Она ничего не помнит о себе, но знает совершенно ненужные вещи, вроде соблюдений мер безопасности и однажды прочтённой литературы.

Но это же невозможно! Совершенно естественно, что одна ассоциация приводит к другой, рождая руническое мышление. Если она помнит хотя бы одну прочитанную книгу, она должна помнить, при каких условиях ее читала, где купила, что почувствовала.

— Ты, Миночка, ты, родненькая, пойми правильно, — увещевал номер Шесть. — Мы сутками бродим по чёрным лесам, а едва подходит срок, ты бросаешься на Белое дерево. Оно ж передавило тебя всю, а ведь…

Что «ведь» узнать не удалось, поскольку номер Два кричал громче.

Из краткой выжимки его припадка выходило, что и в его голове информации не особенно много. Зато претензий на пять криминальных дел.

Впрочем, она — другая она расстроила его свадьбу. Она могла понять.

Но оставлять ситуацию неразрешенной было просто-напросто опасно. С реципиентами ее методики работали безотказно, почему бы не попробовать спасти себе жизнь?

Она повернулась всем телом к номеру Два:

— Ты недоволен моим руководством, — констатировала она и рассеянно почесала правую руку. Запястье глухо и щекотно ныло, словно по нему прошлись крапивой. — Теперь перечисли все претензии ко мне, только постепенно.

Логика усыпляет невротиков, достаточно только держаться выбранной линии поведения. Номер Два успокоится и все расскажет.

Она взглянула на номер Два и онемела. Тот мгновенно замолчал, словно подавившись собственными словами, только на бледном лице горели сапфировые глаза. Он не отрывал взгляда от ее руки, поэтому она тоже на неё посмотрела.

Совершенно нормальная женская рука, не считая этой бестолковой тату.

В тишине слышалось только загнанное дыхание номера Два, и она попыталась снова:

— Что ж, раз претензий ко мне нет, то, может быть, кто-то вёл конспект…. Полевой дневник или журнал, или…

Она замялась, не в силах подобрать верное определение предмету, который сейчас очень бы ее выручил.

— У меня, — тут же отреагировал слуга.

Ну или тот, кто называл себя слугой.

Он тоже смотрел на ее руку, и в его глазах была темнота.

Да что происходит? С этой рукой — с этой тату — что-то не так?

Слуга — она могла бы поклясться, что из ниоткуда — вытянул потрепанную книгу с тяжёлой резной обложкой, а едва она протянула руку, отдернул.

— Тут чтения до полуночи, — сказал он с неясной улыбкой. — Зачем мастеру так утруждаться? Просто дай мне метку, и я перешагну в Варду за один миг. Всего миг и мы окажемся дома, в своей постели. После хорошего ужина, после ванны со сладким розовым маслом, на льняных простынях.

Впоследствии она отчётливо понимала, что ее спасло лишь незнание сущности метки и непонимание, как именно ею распоряжаться, а уж тем более, как ее отдавать.

Ах… Спасибо, спасибо тебе, дорогое незнание. Скорее всего, ты спасло ее маленькую безымянную жизнь.

А ведь она бы согласилась. Заглянула в эти тёмные чарующие глаза и отдала бы все на свете, уже и рот открыла.

Потом, правда, закрыла. Хватило ума оглядеться. В глазах слуги стыла манящая нежная тьма, от которой сводило живот. Номер Шесть отскочил, словно от слуги шла невидимая разрушительная сила, а номер Два сжал рот, переживая невидимую глазу боль.

— Глупости, — сказала она.

Горло шелковой удавкой перехватил ужас. Однако голос звучал живо и непринужденно, как если бы она болтала на розовом вечере с одним из легкомысленных господ, которые охотно танцуют со всеми ветреными женщинами подряд. Тело напряглось.

Расклад стал яснее. Кем бы она ни была, она лидер этой странной троицы. Или мастер, как назвал ее слуга. Пусть не имеющий авторитета, но имеющий власть некой метки. Но лишь до тех пор, пока эта метка в ее владении. Без неё она лишь слабая девица в окружении трёх мужчин, склонных похоронить ее в ближайшем перелеске.

— Давай-ка сюда, — она перехватила искусно переплетенную книгу и поднялась. — Сейчас я желаю остаться в одиночестве. Слуга перехватил ее руку с зажатой книгой.

— Так не пойдёт, мастер, нам нужен маршрут, нам нужно выбираться отсюда. Здесь становится опасно.

Ясмин автоматически шагнула назад.

— Дай мне время, — спокойно сказала она. — Я хочу составить маршрут с учётом новых данных, но я ведь была в коме. Придётся подождать.

— Один день, — ласково ответил слуга.

— Я учту твои пожелания, — отрезала Ясмин.

Сладкая тьма, дохнувшая ей в лицо из распахнутых траурных глаз, улеглась, стихла. Слуга стал похож на офисный планктон, отчаянно делающий карьеру. Наверное, в детстве он был отличником.