По естественным причинам. Врачебный роман - Люкке Нина. Страница 37

– Спасибо, – отвечает она. – Но это случилось в самый неподходящий момент.

– Неужели?

– Да. Мы собираемся в совершенно невероятное кругосветное путешествие, не помню, рассказывала ли я вам о нем. Как бы там ни было, мы поедем в том числе по Транссибирской магистрали, все билеты и гостиничные номера оплачены. Поездка обошлась нам в сорок тысяч крон. Квартира уже сдана на время нашего отсутствия. Мы просто-напросто не можем сделать этого сейчас. Мы должны отложить это на следующий год.

– Вы имеете в виду поездку?

– Нет же. Вот это, – отвечает она и показывает на свой живот. – То есть я здесь именно за этим. Я должна отложить это до следующего года. Понимаешь, дружок? Тебе нужно немножко подождать. А потом ты можешь родиться. Маме с папой просто нужно немного попутешествовать, посмотреть мир, – говорит она малышовым писклявым голосом.

– Вы хотите прервать беременность?

– Да. Чтобы вместо этого забеременеть в следующем году. Ведь мы так планировали. Мы просто-напросто должны сначала совершить эту поездку. А если я буду беременна, мы не сможем этого сделать.

– Через год вам будет сорок лет.

Она смотрит на меня и закусывает губу. Потом отводит глаза и глубоко вздыхает, словно вынуждена разжевывать что-то элементарное непонятливому собеседнику.

– Верно. Но раз я так быстро забеременела сейчас, то есть мы не думали, что я так быстро забеременею, а сейчас совсем не время. Мы так много говорили об этом, я плакала…

И она начинает плакать. Рот кривится, глаза наполняются слезами, она слабо качает головой. Интересно, могла бы она сейчас плакать как-то по-другому, если бы именно этот способ плакать не подходил лучше всего к данной ситуации – этот меланхоличный плач с легким покачиванием головы в подтверждение трудного выбора, трудной жизни. С годами у меня выработался иммунитет к слезам, включая собственные. Я видела слезы слишком многих. Сначала эти люди спокойно сидят в зале ожидания, у них все в порядке. Затем они заходят в кабинет и, как по команде, распускают нюни. И вовсе не обязательно, чтобы разжалобить меня и выклянчить то, что им нужно, – наркотики, антибиотики, больничный или, как в этом случае, направление на аборт, в котором я, уж если на то пошло, не могу ей отказать. Нет, большинство, как показывает мой многолетний опыт, плачут оттого, что очутились один на один с человеком в униформе, который глядит им в глаза и спрашивает, как у них дела. Когда люди оказываются в кабинете врача, в них просыпается желание исповедаться, словно они попали в исповедальню. Мои белые брюки и светло-голубая куртка заставляют их дать наконец волю накопившимся слезам, а мое обязательство хранить профессиональную тайну дарит им чувство безопасности. В стенах кабинета врача пациенты могут сказать то, чего не могут сказать в другом месте, или сделать то, что им бы не пришло в голову сделать в иных обстоятельствах, ведь они уверены, что врач все знает и все стерпит. Тщеславная потребность соответствовать этому ожиданию заставляет врача пытаться ответить на все на свете, стерпеть все на свете, даже если он этого не знает и не терпит.

Я встаю, подхожу к раковине, отрываю пару кусков от рулона бумажного полотенца. Пока она сморкается и вытирает с лица растекшуюся косметику, я думаю, что мне пора избавиться от ультразвукового аппарата.

– Вы не представляете, сколько труда мы вложили в организацию этого путешествия. Мы сидели вечер за вечером и покупали билеты на русских сайтах, где все написано по-русски, и мы переводили все это через онлайн-переводчик. Мне это далось с огромным трудом, мы не спали ночами и то и дело обсуждали ситуацию, а теперь вы хотите еще больше это усложнить.

Я сижу и смотрю на нее и пытаюсь прикинуть, сколько можно выручить за ультразвуковой аппарат, можно ли его продать через Интернет и существует ли в принципе рынок подержанного медицинского оборудования.

– Через год вам исполнится сорок. В этом возрасте резко сокращаются шансы зачатия и резко возрастает вероятность развития самых разных пороков…

– Неужели вы думаете, что я не знаю всего этого! Неужели вы не верите, что я обдумывала все это бесконечными бессонными ночами! Это решение далось мне невероятно тяжело, и вы ошибаетесь, если считаете, что мне было легко…

На меня накатывает бессилие. Не обыкновенная усталость, а глубинное, фундаментальное изнеможение, к которому, наверное, с пониманием бы отнеслись самоубийцы на том свете.

– …и я знаю многих, у кого родились дети после сорока, и все у них в порядке. Но знаете что? Я вовсе не обязана сидеть тут и спорить с вами. Женщины боролись за право свободного выбора не одну сотню лет, так что только попробуйте мне отказать. Вы обязаны дать мне то, на что я имею право. Ничего иного вам не остается.

Осмотрев ее и сделав УЗИ, я устанавливаю, что она на восьмой неделе. Представляю заголовок в газете: «Мне отказали в аборте» – и врезку крупным шрифтом: «Врач сказала, что я слишком старая».

Она уходит, я навожу порядок после осмотра и возвращаюсь за письменный стол. И тут меня осеняет, что ни одна фраза не провоцирует меня так, как фраза: «Я имею на это право».

«Ты себя вообще слышишь? – вступает Туре. – Ты звучишь в точности как твоя мать. Помнишь, как она кричала, читая газеты, и писала очерки с одним-единственным заключительным абзацем: Мы все должны взять себя в руки. Выполняй свой долг, отстаивай свои права. Все не могут получать все и сразу».

Оказывается, могут. И получают.

14

Я не верю в приведения, ангелов, общение с духами и гомеопатию. Но я верю в интуицию и предчувствие. Подсознание вычленяет из окружающего нас беспрестанного шума что-то, что в глубине души мы уже знаем, но отказываемся признать. Бессмысленные на первый взгляд обрывки информации скапливаются в складках и углублениях мозга, где начинают потихоньку бродить. Реплика из фильма, слова, услышанные за соседним столиком в кафе, что-то случайное в Интернете, фраза, брошенная уходящим пациентом. Эти отдельные слова и образы не связывает ничего общего, за исключением того, что я никак не могу выбросить их из головы.

Постаревшие тела жалобно стонут, когда в них просыпается страсть и начинает рваться наружу. Одной бессонной ночью, всего за пару месяцев до появления в моей жизни Бьёрна, эта фраза неожиданно прилетела откуда-то и впилась в меня. В то время я часто смотрела фильмы и телесериалы о неверности и мимолетных романах среди вполне зрелых людей – наверняка в одном из них я и услышала эти слова. Постаревшие тела жалобно стонут, когда в них просыпается страсть и начинает рваться наружу, – без конца крутилось у меня в голове.

Помню, тогда я подумала: седина в бороду – бес в ребро. Вам, старикам, должно быть стыдно. Похоть выглядит довольно неприглядно, даже когда она возникает между двумя молодыми телами, но, когда она заставляет сотрясаться и содрогаться постаревшую плоть, смотреть на это вовсе противно. Тем не менее именно такие фильмы и сериалы я и смотрела вечерами, лежа на диване и поглощая белое вино.

Осенью, до появления Бьёрна, ко мне на прием пришла пациентка, о которой я думала еще долго. Она сильно изменилась с тех пор, как была у меня последний раз. Тогда она казалась уставшей и заплаканной. Теперь же она выглядела собранной и, пожалуй, даже моложе прежнего: ее лицо было гладким и сияющим. Она пришла, чтобы сдать анализ на цитологию и убедиться, что в шейке матки нет никаких изменений; также она хотела знать, не нужно ли ей принимать дополнительный эстроген.

Я взяла мазок и осмотрела ее.

– Похоже, эстроген вам не нужен. Сколько вам лет – пятьдесят три? Глядя на ваше состояние, я бы не дала вам и сорока.

– Правда? – засмеялась она.

Когда она оделась и снова села на стул, я не выдержала:

– Вы прекрасно выглядите. У вас что-то случилось? Вы начали заниматься спортом или что-то еще? Расскажите.

Она сделала глубокий вдох.