Тот, кто утопил мир - Паркер-Чан Шелли. Страница 94

— Ниц!

Рабы неуверенно толпились, и тогда он схватил первую женщину в ряду, пнул по ноге так, что та с криком упала на одно колено, и пригнул ее голову к земле сильной рукой.

— Жить надоело? Нет? Тогда падайте ниц, когда приближается Великий Хан!

Его тон не допускал возражений. Остальные поспешно попадали на холодный белый песок коридора. Когда гомон достиг пика, мимо промчался высокий паланкин, но Чжу не было видно ничего, кроме множества бегущих ног. Прямо сороконожка.

К тому моменту, когда рабы поднялись и снова построились вереницей, паланкин добрался до большой площади за аркой в конце перехода. И приостановился у подножия лестницы, ведущей в громадный зал с колоннами и крышей, изукрашенной драгоценными камнями. Издалека был едва виден человек, сошедший на ступени. В отличие от своих предшественников, он носил черное. Золотые драконы на шелке — знаки его титула — переливались ночными созвездиями.

Чжу, затаив дыхание, созерцала Вана Баосяна, Великого Хана. Она не испытывала ни гнева, ни ненависти. Всего лишь узнавание: вот человек, владеющий тем, о чем она мечтала.

Человек, вставший между ней и ее мечтой.

Он сделал шаг — и тут же затерялся в толпе евнухов, придворных и стражников.

— Я не могу дать тебе войско, — сказал ей тогда белый призрак, оказавшийся Госпожой Ки. — Но, если ты готова на все, как утверждаешь, я открою тебе обходной путь к победе. На данный момент Ван Баосян — единственный во всем Ханбалыке, кто обладает Небесным Мандатом. С прежним Великим Ханом дело обстояло так же, но это не правило, а скорее исключение. Обычно перед тем, как взойти на престол, Великий Хан устанавливает линию преемственности, выбирая законного наследника, у которого также есть Мандат. Однако, если случится так, что Великий Хан умрет, не оставив признанного преемника, министры и полководцы, без сомнения, примут в качестве замены любого человека, отмеченного Небесами. Особенно когда за ним стоит армия.

Госпожа Ки разглядывала коленопреклоненную Чжу.

— Сыном Небес всегда становился мужчина. Нарушить обычай — все равно что попрать порядок, на котором держится Вселенная. Но, возможно, есть логика в том, что Великая Юань падет от руки того, кто заодно разрушит и мир, где она существовала. Новому правителю — новый мир. К старому я привязанности не питаю, в нем не нашлось места для моего сына, казненного собственным отцом. Тот счел его недостойным наследовать царство.

Ветер пробежался по саду, встряхнул ветви ив. Снежные облачка медленно и беззвучно оседали в сугробы.

— Ты не мужчина, Чжу Юаньчжан. Отмечена ли ты вопреки этому Небесами?

Сквозь боль и горе Чжу дотянулась до собственной неуничтожимой сути и сказала, вспомнив яростный момент, когда она стала собой, хозяйкой собственной жизни и судьбы:

— Отмечена.

— Тогда я помогу тебе проникнуть во дворец. Убей Вана Баосяна, встань и провозгласи себя императором, завоюй трон изнутри.

Через просторный двор Чжу наблюдала, как золотая искра, окруженная темным гало сопровождающих, восходит по ступеням. Убийства и предательства породили великое множество призраков, дремлющих в холодной тени лабиринтов власти. Но есть веская причина, почему среди этих призраков почти не встречается правящих правителей.

Великий Хан, возможно, единственный, кто стоит в центре мира. Однако в одиночестве он ни на миг не остается.

В Дворцовом Городе рабы занимались работой, о которую не захочет марать руки даже последняя из служанок. Их под надзором водили по разным резиденциям, где они выливали ночные горшки в корзины, а затем тащили эти корзины на шестах через плечо за стены Дворцового Города, к повозкам с нечистотами. Вроде не так и тяжело, думала Чжу. В свое время бывало и похуже — чистка монастырского нужника свежа в памяти даже столько лет спустя. К тому же рабы в своей прошлой, свободной, жизни наверняка не с золота ели. Нет, истинная пытка для невольника — знать, что не осталось ничего, кроме работы, и что пахать он будет, пока не сломается, да и тогда никто о нем не пожалеет — цена рабу полушка.

Как вскоре сообразила Чжу, дворцовые слуги рабов не замечают. Были там служанки низшего ранга, которые стирали белье и таскали корзины с углем. Были кухарки и белошвейки, которые толпами гнули спину над вышивкой. Были главные над служанками, фрейлины, управляющие и евнухи, которые встречались повсюду, от носильщиков паланкинов до помощников императорских врачевателей. Сюда, кажется, съехались люди со всех уголков империи, говорящие на всех языках, которые в ходу меж четыре океанов. Хотя преобладали выходцы из Корё и других вассальных государств, вероятно, отправленные в Великую Юань вместе с данью. Чжу пришла к выводу, что Дворцовый Город можно назвать городом в полном смысле слова. В данный момент императорский гарем состоит из одной лишь Императрицы, но в будущем, когда появятся десятки наложниц, каждая со своим хозяйством, все эти тысячи работников, безусловно, понадобятся.

С золотарской работы день у рабов только начинался. После этого они ведрами выгребали угольную золу из многочисленных очагов, выносили объедки из кухонь. А потом выстраивались в ряд у колодца, по цепочке таская и передавая дальше ведра с водой. Чжу удивлялась, как ее выматывает эта работа. Разнежилась от царской жизни, иронично думала она.

— Шевелись! — завопила главная. Рабыня перед Чжу едва плелась от колодца с двумя полными ведрами.

Непросто делать одной рукой то, что все делают двумя, но приноровиться можно. Подъемник колодца был устроен просто. Чжу прицепила первое ведро к концу веревки и швырнула его в колодец, наполняться, затем подтянула наверх и, чтобы оно не упало обратно, наступила на противоположный конец веревки, свернутый кольцом. Затем наклонилась снять его левой рукой с крюка.

Чжу взялась за ручку ведра. Но не успела она приподнять и отцепить его, как раздался крик:

— Великий Хан идет! Рабы, ниц!

Все произошло мгновенно. Рабы дружно развернулись к дороге, и Чжу получила по спине шестом, лежавшим на плече у соседки. Она вскрикнула и чуть не упала. Опорная нога подлетела в воздух, ведро выскочило из-под левой руки и рванулось вниз с такой силой, что чуть не утащило Чжу за собой. А правая рука, вскинутая для равновесия, угодила в веревочные кольца, и ее немилосердно потянуло вверх, через блок.

Раздался треск, и ведро, подпрыгивая, замерло в колодце на полпути.

Чжу, пыхтя, посмотрела вверх, туда, где ее деревянную руку, запутавшуюся в веревочном узле, заклинило между деталями подъемной системы. Казалось, плечо сейчас вывихнется. Она попыталась выдернуть руку, дернула посильней — но та застряла. Чжу привыкла стоять, когда все остальные кланяются, но прямо сейчас ей это было совсем не нужно. Хочешь жить — падай ниц.

Она рванулась еще сильней. По спине, обращенной к дороге, побежали мурашки, точно от тысячи иголок. Чжу прямо чувствовала, как сзади на нее стремительно надвигается тьма, подобная многоногому чудовищу. Какая это будет ирония, если ее, точно раба, забьют насмерть за отказ поклониться тому, кто отнял у нее трон! Она рванулась из всей силы. Надо освобод…

Рывок — и, отлетев от колодца, Чжу приземлилась на одно колено у края дороги. Склонила голову как раз вовремя — не сбавляя темпа, мимо промчалась и скрылась процессия Великого Хана. Сердце у Чжу все еще бешено стучало. Обрубок руки лежал на согнутом правом колене. Его саднило, мягкая повязка частично съехала и развязалась. В отчаянии она высвободила не всю руку, а выдернула обрубок из плотного деревянного наруча, которым тот крепился к кисти.

Чжу запоздало осознала, что на нее упала чья-то тень. Удивилась, откуда взялись десять пар ног евнухов в сандалиях перед ее опущенным взглядом. Разве Великий Хан еще не проехал?

Сверху донесся женский голос:

— Ты!

Чжу узнала голос. Она видела его обладательницу сквозь легкую занавеску в повозке на равнине, где две армии стояли друг против друга. Кажется, это было сто лет назад. Холодное неприятное предчувствие окатило ее.