Клуб счастливых жен - Уивер Фон. Страница 11

– Это было бы ужасно, – добавил Джерри. – Недопустимо переходить на личности, обзывать обидными словами, ранить самые потаенные чувства.

Потом он немного помолчал и сказал:

– О боже, даже представить себе не могу!

– Мы нередко спорим, но стараемся вести дискуссию благородно и не устраивать грязных склок. Когда я слышу, какими эпитетами иногда награждают друг друга близкие люди, я часто думаю: «Я бы такого не перенесла! Меня бы это навсегда лишило равновесия».

Бонни призналась, что им неприятно само состояние разномыслия.

– У нас очень прочная связь, и если ее что-то нарушает, нам обоим не по себе. Так что волей-неволей приходится договариваться, чтобы обрести душевный покой (увы, «договариваться» – тоже слово из бизнес-лексикона, напоминающее о работе).

Джерри сказал, что, как правило, размолвка длится не более часа. А затем супруги мирятся.

Когда я поинтересовалась, случались ли у них ссоры, длившиеся день и более, Джерри поклялся, что помнит только одну, да и то уже не может сказать, когда это было и из-за чего произошло. Бонни вообще не могла припомнить ничего подобного. Впрочем, она сказала, что все же у них есть предмет постоянного несогласия:

– Я хочу завести собаку. Но Джерри против.

Маэстро, туш! Наконец я нащупала что-то, в чем между ними нет единомыслия.

– Понимаете, я знаю, что мне придется убирать за собакой. Они же все время гадят, – страстно, но с улыбкой стал возражать Джерри. Бонни засмеялась. (Я тоже, уж слишком забавно он протестовал. Думаю, она специально упомянула о собаке, чтобы продемонстрировать мне, как они ссорятся.)

Джерри продолжал отстаивать свою позицию. Причем настолько уверенно, что стало понятно: он выступает таким образом не раз. Слова лились непрерывно и плавно, будто он считывал их с телесуфлера. Основной довод заключался в том, что от животных в доме появляются неприятные запахи, в том числе мочи, которые невозможно вывести. А постоянная уборка за домашним любимцем унизительна для человека. И точка.

Бонни и Джерри признались, что они никогда не избегали конфликтов. Они привыкли смотреть в лицо трудностям.

– Постепенно и незаметно складывается отрицательное мнение о близком человеке, и ничто не разубеждает тебя в этом. А когда дело доходит до настоящего конфликта, найти общий язык оказывается очень трудно, – объясняет Бонни.

Она всегда была инициатором дискуссий. Джерри осознал и принял этот факт много лет назад. Правда, он не всегда бывает готов обсудить проблему именно тогда, когда жена поднимает ее. Поэтому он научился мягко и с улыбкой отвечать: «Я пока не готов». Ей приходится подождать – час или больше, а затем она возвращается к волнующей ее теме: «Ты уже готов обсудить это?»

В большинстве случаев Джерри предпочел бы избежать непростых разговоров, но он знает, что его половина не забудет о том, что ее беспокоит, поэтому идет ей навстречу. По их собственному признанию, супруги выработали подобный уважительный и мягкий способ ведения переговоров еще в самом начале семейной жизни.

Еще один важный принцип сосуществования Бонни и Джерри – абсолютная честность во всем. У них нет никаких секретов друг от друга, кроме, пожалуй, рождественских подарков, которые Джерри покупает заранее и которые должны остаться сюрпризом для жены (об этом они договорились давным-давно).

Поначалу, когда они только приспосабливались друг к другу, Бонни иногда спрашивала мужа, если тот ходил мрачный или ворчал: «У тебя что, дурное настроение?» «Да нет, это ты, наверное, не в духе», – парировал Джерри. Со временем Бонни переформулировала вопрос и теперь в таких случаях говорит:

«Дорогой, у меня что, плохое настроение?» Получив от него отрицательный ответ, она замечает, что раз проблема не в ней, значит, вероятно, в нем.

В этот момент Джерри улыбнулся и метнул на меня хитрый взгляд, как бы говорящий: «Она знает, как меня поддеть».

В конце беседы Бонни и Джерри пригласили меня на следующий день посетить их церковь. Правда, они предупредили, что, вероятно, проповедь будет скучной: их пастор отлучился из города, и его замещает не самый красноречивый коллега. После этого мы пошли вместе обедать. К нам присоединились Фей и Эдвард – чрезвычайно симпатичный человек, с которым мне было очень приятно познакомиться.

Я наблюдала за мужчинами за столом и поняла одну важную вещь. Это очень хорошие люди (я восхищаюсь ими не только потому, что оба они начали обед, заказав в качестве аперитива мороженое). Я осознала, что

Этим двум сестрам повезло: обе сделали замечательный выбор.

А еще за обедом я вспоминала о той женщине из парикмахерской. Было бы здорово устроить встречу со счастливыми супругами, чтобы она и подобные ей могли перенять их опыт и получить от них поддержку. И, конечно, я ни на минуту не забывала о Ките. Мне, как Бонни и Фей, повезло; я встретила чудесного человека, который делает меня лучше и смелее и помогает преодолевать любые препятствия.

Африка

Глава 6

Заразительный смех

Кейптаун, Южно-Африканская Республика

Когда я была подростком, родители в течение нескольких месяцев подряд обсуждали предстоявшее им путешествие. Большое путешествие. Название «Йоханнесбург» постоянно звучало в доме, и я принялась крутить глобус в поисках города с таким именем. Нашелся он далеко не сразу – на краю Южной Африки. Впоследствии на нашем холодильнике появилась открытка с силуэтом Йоханнесбурга на фоне заката. Мама повесила ее туда сразу после того, как они с папой вернулись из поездки. На открытке небоскребы, теснясь друг к другу, врезались в небеса. Я тогда еще не бывала ни в Нью-Йорке, ни в Чикаго, так что южноафриканский мегаполис с открытки казался мне центром мира, а его высотки – символами богатства и власти. На фотографии в числе прочего была изображена тонкая, будто протыкающая облака игла небоскреба, несколько напоминающего Космическую иглу [7] в Сиэтле, но только поуже. Помню, я сидела на кухне, черпая ложкой мюсли с молоком, глядела на открытку и думала: как здорово, что мои родители такие рисковые люди, просто авантюристы!

Эта мысль запала мне в душу, и теперь я уверена, что склонностью к приключениям и путешествиям – а это то, что мне нравится больше всего, – я обязана родителям. Их образ часто встает у меня перед глазами: двое на фоне заката держатся за руки и склоняют друг к другу головы…

Через два десятилетия я вдруг вспомнила о той открытке на холодильнике – первом моем «видéнии» экзотического и далекого Йоханнесбурга. Спустя много лет после поездки отца и матери я нахожусь совсем недалеко от того места, где они побывали. Я смотрю с одиннадцатого этажа гостиницы в Кейптауне на исторический квартал, который носит название «Виктория и Альфред Вотерфронт» [8] и на длинный пролив, разделяющий Столовую гору и остров Роббен, где сидел в тюрьме Нельсон Мандела. Пейзаж чем-то напоминает Венецию, но того духа старины, что ощущается в итальянском городе на воде, здесь нет. Сотни яхт с вздымающимися вверх мачтами скользят по морской глади, и еще больше судов тихо покачиваются на волнах в бухте. Над столиками уличных кафе раскрыты широкие зонты. У пристани стоят бронзовые фигуры – памятники южноафриканцам – лауреатам Нобелевской премии. Вдалеке виднеются очертания Столовой горы, не очень-то похожей на гору. Вершина у нее совершенно плоская, как мужская стрижка «площадка».

Отправляясь в путешествие, я твердо решила: каждая пара, с которой я буду беседовать, должна быть не просто «субъективно» счастливой. Необходимо, чтобы окружающие признавали супругов благополучными, стремились брать с них пример. Это должны быть уважаемые, по общему мнению, люди. Именно такими были Дот и Кен. До приезда в ЮАР я была знакома с ними лишь «через третьи руки»: одна из моих ближайших подруг Джоселин познакомила меня со своей коллегой-южноафриканкой по имени Изабель, которая стала членом клуба. Она, в свою очередь, помогла мне связаться с женщиной по имени Ананда, без колебаний заявившей, что точно знает, с кем я должна встретиться.