Варяжское море. Часть II. Ярл (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич. Страница 31
"Медведь" оторопело замер, зажимая ладонью левой руки рассеченную гортань, а глаза его изумленно округлились. Правда уже в следующий миг удивление и даже испуг во взгляде ярла сменились животной яростью... Вот только последующий его выпад, забравший остаток жизни, был уже не столь стремителен. Я успел вовремя просчитать атаку "Медведя" — и парировал укол, просто ударив окованной кромкой щита по плоскости меча. И чёрный клинок вылетел из ослабевшей руки Беовульфа...
Несколько секунд я стоял над телом поверженного, уже охваченного агонией. А в голове билась всего одна пугающая мысль: "а что, если бы пришлось сражаться с Беовульфом в хольмганге?". Впрочем, ответ я итак знал — учитывая, что даже смертельно раненый "Медведь" едва меня не прикончил! Промедлив ещё немного, но так и не дождавшись никаких системных оповещений, я резко отвернулся от хрипящего и отчаянно сучащего конечностями человека... Стало совсем не по себе, хотя смерть свою ярл явно заслужил.
— Отрубите его голову и насадите на трофейное копье у ворот бурга! Бьюсь об заклад — как только даны увидят, что Беовульф мёртв, они откажутся от штурма и уплывут восвояси!
Глава 14
Май 1062 года от Рождества Христова (6571 год от сотворения мира). Варяжское море вблизи побережья Уппланда. Ярл Самсон.
В очередной раз глубоко вдохнув теплый, насыщенный ароматами соли и йода воздух (запах их впрочем, давно уже приелся, и потому стал практически неразличим), я поймал себя на ощущении дежавю. Сколько раз я также стоял на носу корабля, вглядываясь в показавшуюся вдалеке полоску берега? Ну, или полосу прибрежных шхер — что впрочем, также имело место быть в моей жизни. Уппланд, Швеция… Родина Сверкера, Эйрика, Флоки… Торира. Единственного бойца, едва меня не убившего.
При воспоминании о том поединке кожа покрывается крупными, густыми мурашками…
И вот мы вновь возвращаемся в земли свеев, лишенные уже всяких благородных оснований, вроде мести — предлог банальный и прозаичный: мы идем грабить. А еще убивать, калечить, сжигать дома… Я под страхом смертной казни запретил воинам насиловать и убивать детей — но простых женщин никто от бесчестия, увы, не защитит. Ибо какие бы я не отдавал приказы, но те, кто находится совсем уж за пределами понимания разбойной натуры «восточных викингов» (да и ушкуйников тоже) — их просто не выполнят. Или поднимут бунт, коли попытаюсь закрутить гайки! Так что лучше уж требовать малое — зато то малое, что я действительно смогу заставить воинов исполнять.
К моему вящему сожалению, тот факт, что эсты Эйсюсла наконец-то признали меня своим вождем, не означает, что их подчинение беспрекословно, а вертикаль моей власти непоколебима. В сущности, они лишь согласились принять один из двух наиболее удобных для них вариантов, предложенных мной ранее, объединившись с могучим и удачливым ярлом, частично признав его власть. Это вместо того, чтобы драться с ним до последнего... И как раз именно настоящий поход и должен сплотить «восточных викингов» под моим началом, утвердить их в мысли, что я тот, кто имеет право отдавать приказы и ведет их в бой!
Для меня очень важно, чтобы эсты победили, сражаясь плечом к плечу с моим личным хирдом, и взяли богатую добычу в походе, организованном именно мной. Первый успех мне буквально необходим! Ведь островитяне не сразу согласились меня признать даже после того, я разбил Беовульфа и его войско…
Собственно, к исходу короткой схватки на берегу моря, в коей легендарный воин и вожак викингов пал, сраженный «плюмбатами» и стрелами (и добитый моей рукой!), основная масса датчан и свеев безнадежно опоздала. Воины, последовавшие со мной на вылазку, благополучно отступили в крепость, успев также закрепить перед воротами копье с насаженным на острие головой «Медведя». И при взгляде на нее скандинавы заметно погрустнели… А невеселый настрой пришельцев «закрепил» залп баллист, едва ли не доставших до первых рядов вражеского войска!
Но все же викинги отыгрались на оставшемся без защиты городище эстов, ворвавшись в него через ворота, смотрящие вглубь острова. Жителей в поселении не осталось, все успели бежать — повезло нам и с тем (если это, конечно, можно назвать везением), что после зимы в погребах оставалось не так и много припасов. Но захватчики «выпустил пар» на простых деревянных жилищах, разграбив и забрав с собой все, что можно было разграбить и забрать, а остальное предали огню. После чего спокойно отступили к драккарам, видимо ожидая, что сумеют благополучно уйти восвояси, и так и не решившись попытаться пойти на штурм крепости…
Вот только в последнем случае у них был крохотный, но шанс взять ее, пусть и положив, считай, практически все воинство под стенами «берлоги». Крохотный, но шанс бешеного натиска обреченных на смерть людей, коим нечего терять!
Проблема викингов была в том, что они не осознали, что обречены, если попытаются уйти морем…
По сути, именно разорение городища и погубило датчан и свеев. Ибо угробив на это едва ли не половину светового дня, они потеряли время. Время, за которое успела вернуться к замку охотничья партия! Переждав в раскинувшемся неподалеку лесу, пока враг не отступит на достаточное расстояние, мои люди вошли в крепость, доложив, что никаких дополнительных отрядов островитян в засадах не сидит и не ждет, пока мы рискнем пойти еще на одну вылазку, преследуя викингов! Впрочем, последнего я и не планировал — в схватке на суше численное превосходство противника обязательно бы сыграло свою роль. Но не в морском бою…
Оставив в «берлоге» крошечный гарнизон из половины охотников и двух новоиспеченных расчетов баллист, я спешно вывел дромоны в море, вслед уходящим драккарам. И опять-таки, у них был определенный шанс навязать нам абордажный бой на своих условиях, пока моя «эскадра» проходила сквозь горло гавани. Но ведь в этом случае викинги также попали бы под обстрел «пороков» замка! Видимо понимая это, и наглядно убедившись в возможностях крепостной артиллерии, противник решил не испытывать судьбу, не подозревая о превосходстве ромейских боевых кораблей над «длинными лодками»…
Суда свеев и данов не успели даже толком отойти от берега, как попали под зажигательные снаряды баллист дромонов! Правда, для нас результаты стрельбы были не столь и удачны: мы сумели поджечь только два из семи уцелевших драккаров — и столько же удалось протаранить. Но абордажный бой, с учетом наличия в командах «Варяга», «Змея» и «Медведя» значительного числа лучников, стреляющих с высоких боевых площадок, а также общей высоты бортов, возвышающихся над драккарами, словно крепостные стены (ну и численного превосходства опытнейших дружинников уже с нашей стороны!), естественно сложился в нашу пользу. Потеряв в суме не более двух десятков убитых и раненых, мы похоронили в море остатки внушительного по местным меркам флота Беовульфа — и воодушевленные победой, вернулись домой.
Правда, вид черного, еще густо дымящего пепелища сильно подпортил мое триумфальное настроение... А к вечеру из леса потянулись беженцы-христиане, которых я волей или неволей был вынужден размещать в крепости — но ведь это были женщины и дети, оставшиеся без крыши над головой… Пришлось делиться с ними и запасами еды — а после удвоить число охотников и рыбаков. Лучшее из захваченного вооружения я вновь отправил в качестве даров лояльным ярлам, хвастаясь победой над великим Беовульфом (!) и одновременно требуя (уже требуя!) поделиться зерном и скотом. Заодно пугая вожаков тем, что мое терпение на исходе — и как только ко мне придет подкрепление из Гардарики, я уже силой, а не добрыми посулами заставлю ярлов мне присягнуть!
После подобного «увещевания» двое вождей — Вело и Ильмар — сломались, и поспешили явиться в мою твердыню. Они пусть и для вида, но приняли христианство, принеся также что-то вроде вассальной клятвы. При этом в общей на двоих дружине ко мне присоединилось около шести десятков боеспособных воев… Еще четыре ярла прислали продовольствие и заверили меня в своих «верноподданнических» чувствах, не спеша впрочем, явиться в «берлогу» для принесения присяги.