Проигранное желание (СИ) - Болфинч Кэтрин. Страница 9

Стрелка на наручных часах — подарок отца на первый год работы преподавателем — показывала уже половину восьмого, как-то слишком быстро отсчитывая время до нужного момента. Хотя я и так задержался на лишний час, только ради того, чтобы не отставать от студентов. Да, именно с таким смыслом. Пожалуй, на этом можно было и закончить. Вряд ли литература умела бегать, как и это здание, аудитория и мое желание здесь быть.

Это было похоже на возвращение в родной город после переезда. Вроде все тоже самое, вроде и ты тот же самый, а на деле все уже совсем-совсем по-другому. Вот и я так вернулся к делу, которое когда-то очень сильно любил, а потом оно просто забылось под гнетом жизни и разных решений, ведущих в противоположную сторону.

Я поднялся из-за стола, понимая, как сильно затекло все — обратная сторона работы, моя самая нелюбимая ее часть и причина постоянного зависания в тренажерном зале. Так что постоянные задержки даже на работе, которая нравится, тоже не особо радовали.

Время стремительно утекало, как назло активируя тревожный голосок в мыслях, буквально кричащий о том, что я опоздаю, зависнув в пробке. Хотя, наверное, это был здравый смысл, потому что загород в это время дороги всегда стояли.

И все же это лучше, чем если бы я поехал вместе с отцом на его машине. Да, он прибыл вовремя. Даже заблаговременно. За часа три. Так себе удовольствие, даже при всей моей любви к родителям. Конечно, лучше провести эти же самые три часа, стоя в пробке.

С неба снова стал медленно сыпаться снег, покрывая лобовое стекло тонким белым покрывалом. И почему-то внушая ощущение того, что поездка выйдет очень и очень веселой.

***

Удивительно, но в родительский двор машина въехала вовремя. Ни пробок, ни долгого ожидания. Буквально сел за руль и через двадцать минут вышел из машины, позвонил в, окрашенную в голубой, дверь и уже через несколько секунд потерялся в крепких объятиях мамы.

Она радостно улыбнулась, отчего возле губ и глаз еще ярче проявились мимические морщинки. Стало как-то неловко из-за того, что наши разногласия с отцом стали причиной моих столь редких проявлений в этом доме.

— Как доехал? — спросила мама, поправив уже почти полностью седые волосы, голубые глаза, точно такие же как у меня, светились привычной теплотой, а с губ не сходила мягкая улыбка, окуная во что-то далекое, из детства.

— Без пробок вообще, — коротко отозвался я в ответ, рассматривая ни капли не изменившуюся обстановку: коридор все также был в бордовых и коричневых тонах, справа и слева широкие арки уводили в кухню и гостиную, а прямо по курсу лестница на второй этаж. В этом доме я вырос, принял столько глупых и умных решений, что и не сосчитать… а сейчас был здесь всего лишь гостем. — Как твои дела?

— Пойдем за стол, уже все готово, там все расскажу, — мама заботливо забрала из моих рук пальто, аккуратно положив его на широкий пуф около зеркала в полный рост, — И не забудь помыть руки! — крикнула она, направившись в сторону кухни. Прошло столько лет, а ничего так и не поменялось.

Спустя пятнадцать минут, вымытые руки и вечное ворчание отца мы уселись за привычным небольшим столом на четыре персоны. Поначалу слышался лишь звон вилок о тарелки и иногда проскакивающее «спасибо, это очень вкусно» от меня и отца. Мы все пытались то ли не смотреть друг на друга, то ли наоборот, смотреть так, чтобы никто об этом не знал. Иногда я ловил на себе изучающий взгляд карих глаз отца, а он сразу делал вид, что поправляет аккуратную поседевшую бороду и смотрит на развалившегося в углу кота.

— Так, как новая должность? — внезапно спросила мама, прерывая адский круг неловкого молчания. Я прокашлялся, отпил из бокала, почему-то думая о том, что можно было задать миллион других вопросов. И из всех я бы лучше ответил на вопрос «что на личном».

— Сегодня только первый день, я даже особо и не понял, — мама понимающе закивала, отец фыркнул, а я искренне недоумевал, как из крепкой семьи, в которой за ужином никогда не замолкали беседы, мы превратились в это.

— Знаю что ты падок на красивых девочек, очень надеюсь на твое благоразумие и понимание того, что это совершенно недопустимо на моем факультете, — строго предупредил отец. Да, это тоже относится к «недоумеваю», потому что я бы не сказал, что падок на красивых девочек. По крайней мере, не в том количестве, о котором, вероятно, говорил отец.

— Конечно, буду преподавать с закрытыми глазами, а студенток с намеками мгновенно отправлять в монастырь, надену на себя платок и…

— Для тебя все шуточки, смех, а это репутация целого заведения! И моя в том числе!

— Заведения? Бордель что ли?

— Кристиан! — возмущенно воскликнула мама, приложив ладонь ко рту.

— Мне хватит ума и памяти, чтобы не забывать о том, что прописано в трудовом договоре.

— Надеюсь на это. В противном случае даже я не смогу помочь.

— Твоя помощь не потребуется. Все это ты мог сказать в своем кабинете или написать в сообщении с инструкциями, так что не вижу смысла продолжать этот ужин. Спасибо, мама, за твои старания, все очень вкусно и прекрасно! Новый сервиз просто огонь.

— Заметил?

— Конечно.

— Может, останешься на ночь? Там метет и уже поздно. Да и ты выпил. — я глянул в окно, за которым, правда, творилось настоящее безумие. И если выйти за снеговиком или романтичной прогулкой еще можно, то садиться за руль просто самоубийство. Но целая ночь в этом доме… много часов в старой комнате, много часов в обсуждении того, что я неправильно живу и всё делаю не так. Нет уж, такую мотивацию я могу раздать себе и в зеркало.

— Нет, лучше поеду.

— Ты выпил!

— Останься, Кристиан, больше ни слова о работе. Обещаю. Я просто не хочу, чтобы твоя жизнь разрушилась из-за неверного выбора, — как-то непривычно тихо ответил отец, поправив на носу очки в квадратной оправе. И с одной стороны, я вполне их понимал. А с другой, хотелось в свою квартиру, в свою кровать и свой душ.

— Мне почти тридцать, я вполне себя обеспечиваю, работаю и сам решу, что разрушит мою жизнь. Это ведь моя жизнь.

— Все-все, пойду принесу десерт, — проговорила мама, вскочив со стула и почти бегом направившись в сторону кухни. Отец остался на месте, пытаясь не смотреть в мою сторону. Я делал тоже самое, старательно избегая его. Воцарившаяся тишина была почти оглушительной и странной, будто еще немного и я услышу его мысли, в которых я снова не оправдываю надежд, ожиданий и так далее. Это уже давно вызывало лишь легкую усмешку — свои собственные ожидания я вполне оправдывал.

Интересно, теперь в спортзале около дома я должен игнорировать своих студентов, точнее, одну конкретную студентку, или вести себя, как преподаватель? За все время моей карьеры, ни с одним из учеников я не оказывался соседом. И, по правде сказать, никто не был причиной моего эпичного падения, которое запомнили все присутствующие в тот момент. И если непристойные предложения, влюбленный взгляд и прочие эмоциональные радости были вполне привычны и пресекались на корню, показывая, кто, где и на каком месте, то тут я даже растерялся.

Мама принесла шоколадный торт собственного приготовления, после которого я сразу отправился в свою старую комнату на втором этаже.

Вторая дверь слева. Небольшая комната, в которой ничего не изменилось — все те же светло-голубые обои, окно, выходящее в сад на заднем дворе, письменный стол, сейчас пустующий и просто собирающий тонну пыли, на стенах все также висели плакаты музыкальных групп, школьные фото с друзьями, с которыми я уже и не общался, билеты с баскетбольных матчей, на которые мы ходили с отцом, и то, что осталось от моих художественных талантов — картины. Такое чувство, что это было в какой-то другой жизни. А в этот момент я будто снова знакомился с собой.

За окном крупными хлопьями валил снег, подсвечивающийся желтым светом уличных фонарей, в комнате не горела ни одна лампа, но этого и не требовалось. Здесь было светло, тихо и как-то волшебно. Словно я на один миг вернулся в детство, в ожидание рождественского чуда. И хотя во взрослой жизни я понимал, что его не существует, но сейчас почему-то хотелось верить, что все-таки что-то такое есть.