"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Джордж Маргарет. Страница 116

— Молитесь спокойно, — пожелал я перед уходом.

— Спасибо, — мягко ответила она, — спасибо за то, что вы не осмеяли мое желание.

Я понял, что она имела в виду: откровенный порыв ревностной набожности мог подвергнуться моим насмешкам.

— Помолитесь и за меня, — попросил я.

Первое июня. С наступлением полуночи колдовской май уступил место жаркому лету. Забрезжило утро. Сегодня Анна будет шествовать по улицам Лондона. Доброжелательно ли встретит ее город? Вчерашнее путешествие по Темзе прошло хорошо, но лютневая музыка, пушечные залпы и фейерверки заглушали недовольные возгласы, к тому же мятежникам не хотелось рисковать на воде.

Другое дело — улицы. Вдоль широких новых дорог, посыпанных гравием, выстроились деревянные настилы, и на каждом углу зрителей ожидало представление. Тут есть где разгуляться смутьянам. По правде говоря, лорд-мэр внял моему предупреждению и отлично подготовился к вчерашнему празднеству, но даже ему не удалось бы укротить толпу; он понимал это, так же как и я, несмотря на мои угрозы по поводу «изменников». Мысль о том, что две сотни королевских констеблей смогут поддерживать порядок и спокойствие среди многотысячной толпы лондонцев, была абсурдной. Нынче Анна возглавит процессию, положившись на их благожелательность… и на Господню волю.

Я взглянул на солнце — его яркий раскаленный шар уже пылал в чистом небе. По крайней мере, погода нам благоприятствовала. Поднявшись на верхний бастион квадратной Белой башни, я увидел всю западную часть Лондона, которую Анне предстояло пересечь по пути в Вестминстерское аббатство. Улицы заполнялись народом, некоторые люди заняли места с вечера.

Я собирался наблюдать за процессией из окон замка Байнарда, и мне пора было отправляться туда, пока толпы не заполонили город.

Кромвель, также не принимавший участия в шествии, ждал меня в условленном месте, в башне замка. На самом деле это был просто обветшавший в веках королевский особняк, который стоял на пути следования коронационной процессии. Крам устроил все в лучшем виде — перед окнами поставили удобные глубокие кресла с мягкими подушками, в зале тихо играли музыканты.

— Мы совсем не участвуем в сегодняшнем представлении, — сочувственно заметил я Кромвелю. — Хотя я нахожу это очень забавным, поскольку именно мы с вами все и устроили.

— Леди Анна… то есть королева… тоже сыграла известную роль, — ответил он, выразительно приподняв брови.

— Не столь важную по сравнению с нашими совместными усилиями, — небрежно бросил я, тем самым дав Кромвелю понять, что ценю его участие, и добавил: — Сегодня народ увидит великолепный парад титулованных особ, но подлинная власть останется скрытой из вида.

— По-моему, так было всегда. — Он пожал плечами и протянул мне серебряный кубок с изящной крышкой.

Я ощутил ледяную поверхность металла и, заинтересовавшись, открыл крышку.

— Шербет, ваше величество. Этот прохладительный напиток очень популярен в Персии, его пьют в жаркие летние дни, — пояснил Кромвель. — Готовят его везде по-разному, но мне больше всего нравится, когда в шербет добавляют ароматную мяту.

Я сделал глоток, и вкус оказался на редкость приятным.

— Волшебно! Крам, да вы настоящий кудесник!

Да, сей хитрец изобретателен, и фокусы его правдоподобны. Взять хоть эту немыслимую коронацию, которую он превратил в истинное удовольствие, не говоря уже о восхитительном шербете.

В полдень до нас донеслись из Тауэра трубные звуки фанфар, и я понял, что Анна покинула крепостные стены. Через час перед нами появилась первая часть процессии. Символизируя благосклонность Франциска, ее возглавляла дюжина французских кавалеристов, причем в голубой бархат были облачены не только они, но и их лошади; за ними следовали оруженосцы, рыцари и судьи в церемониальных мантиях; прошедшие обряд посвящения нынче утром рыцари Бани в пурпурных камзолах и плащах; за ними высшая знать: герцоги, маркизы, бароны, аббаты и епископы в алом бархате. Потом шествовали высокопоставленные сановники Англии — архиепископы, послы, лорд-мэры Лондона и других крупных городов, кавалеры ордена Подвязки…

И наконец, Анна. Две лошади в белых попонах везли ее по улицам, и она, сияя, как бесценный алмаз, восседала в открытом паланкине, украшенном белоснежной, затканной золотыми нитями парчой. Золотой балдахин защищал ее голову от назойливых солнечных лучей.

Но от тяжелых взглядов и мрачного молчания толпы ее ничто не могло уберечь, разве только каменные стены двухфутовой толщины.

Анна высокомерно задрала подбородок. Ее тонкую лебединую шею, подобно блестящему воротнику, обвивало ожерелье из огромных жемчужин. Несмотря на беременность, она оделась в белое и распустила волосы, как девственница. Они черными волнами рассыпались по ее спине. Исполненная пренебрежения, Анна держалась так гордо, словно ее завоевания превзошли славные подвиги Александра Великого.

Я, сочувствуя ей, изо всех сил мысленно упрашивал народ поприветствовать ее, уделить ей толику благодатного внимания. Если бы мои желания могли тронуть зрителей, то они встретили бы королеву радостным ликованием.

Шут Анны, дурачась и кривляясь за ее спиной, пытался тронуть грубые сердца простолюдинов, взывая к их добросердечию и благожелательности.

— Боюсь, вы все запаршивели и не смеете обнажить головы! — кричал он, стаскивая свой колпак.

Однако его примеру никто не последовал.

Когда Анна проехала мимо, сопровождаемая свитой — обер-камергером, шталмейстером, фрейлинами в бархатных платьях, пэрессами в легких колясках, высокородными камеристками и, наконец, королевскими гвардейцами, народ вдруг встрепенулся и разразился бурными приветствиями. Более жестокого оскорбления невозможно было вообразить.

Кромвель украдкой покосился на меня.

— Жаль, — вздохнул он.

Что ж, для него это всего лишь очередное политическое событие, которое следует использовать с наибольшей выгодой.

— Желаете еще шербета, ваше величество?

Вечером, когда я пришел в королевские покои Вестминстерского дворца, Анну трясло от ярости.

— Толпа безмолвствовала! Босяки чуть не плевали в мою сторону, а уж эти германские купцы из Ганзейского союза… о, они наверняка рассчитывают, что император облагодетельствует их так же, как Екатерина, заплатившая этому сброду деньгами своего племянника, но…

— Сегодня вы выглядели совершенством, подобно божественной Юноне, — прервал я ее гневную речь. — Но что учинили купцы?

Никто еще не осмелился доложить мне об их злодеяниях.

— Там, где Чипсайд пересекает Ладгейт-Хилл и вечно толчется уйма народа, они устроили для меня «подарочек» — триумфальную арку с фонтанчиками и пилястрами, изображениями Аполлона и муз, держащих гербы…

— Что ж в этом плохого? По-моему, чудесно…

— А сверху распростер девятифутовые крылья имперский орел… орел, сильно смахивающий на самого Карла! Он растопырил когти над нашими коронами… вот-вот вцепится. Ах, намек ясен… куда как ясен!

Меня захлестнула волна горячего гнева, но тут же схлынула, превращаясь в ледяную лавину.

— Так, — сумел выдавить я.

Образ гордой Юноны рассеялся, и в кресло опустилась обычная женщина, которую подвергли мучительному испытанию. Этот день был весьма утомителен, тем более для беременной. Даже если сбросить со счетов душевное напряжение.

Я опустился перед ней на колени.

— Глупые злопыхатели поступают грешно и дурно. Но их козни так же фальшивы, как папье-маше, из которого соорудили того орла. Я прошу вас, не покупайтесь на происки врагов. И тогда они отразятся только на них самих.

Она выглядела очень усталой и слабой, каждый жест и взгляд ее выдавали полное изнеможение.

— Боже мой! Разве пристало христианам изливать ненависть на беспомощную женщину?

Она вяло подняла руку и провела пальцами по моему лицу.

— Хорошо, — прошептала она. — Все прошло. Больше они ничем не смогут навредить мне.