"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Джордж Маргарет. Страница 94

Но Уолси был потрясен. Это подорвало его власть. Папа — духовный патрон Уолси — предал его. А другой господин, король, чувствовал себя преданным. Эти двое могли стереть его в порошок, как зерно на мельнице.

Генрих VIII:

Итак, они — Екатерина, император, Папа Климент — полагали, что победа осталась за ними. Дескать, посмеемся и выбросим из головы притязания короля Генриха VIII, которые нельзя счесть весомыми. Они заблуждались. Сильно заблуждались. Но как же мне следовало поступить?

Я решил порвать с Папой. Он не оправдал моих надежд… более того, предал меня. Никогда больше я не обращусь за помощью в Рим.

Нужно покончить с Уолси. Он тоже подвел меня. Должно быть, исход дела кардинал знал давно — в конце концов, он же видел папские инструкции.

Уолси располагал полнейшими сведениями о жизни понтифика, от целебных трав, применяемых для лечения геморроя, до главных семейных связей кардиналов Римской курии, и тем не менее не сумел помочь мне в важнейшем деле моей жизни. Он оказался всего лишь отличным управляющим и поставщиком, но не был дальновидным, находчивым и тем более проницательным политиком. Впрочем, Уолси вполне устраивал меня в мои юные годы.

Но теперь я перерос его и мог постоять за себя сам.

Надо взять все в свои руки. Избавившись от Уолси, я пойду до конца… куда бы ни увлекла меня избранная дорога.

Кампеджио собирался покинуть Англию и обратился ко мне за разрешением на отъезд. В то время я жил в пригородном Графтонском маноре, где мне с большим трудом удалось разместить папского легата. Сопровождавший его Уолси в смятении обнаружил, что для него там места не нашлось. На сей раз я не желал, но был вынужден говорить с ним. Многие придворные и советники упорно добивались, чтобы я избавился от услуг кардинала, и даже обвиняли его в измене. Законным поводом для этого послужило то, что Уолси «посягнул на власть короля» — нарушил древний закон об утверждении папской власти в Англии без предварительного согласия монарха. На самом деле они попросту ненавидели его.

При встрече со мной потрясенный Уолси вел себя крайне почтительно — такого я не ожидал. Пытаясь вернуть мое расположение, он юлил передо мной, точно щенок, готовый лизать руки хозяина. Его поведение вызвало у меня грусть и отвращение. Мне совершенно не хотелось видеть его в столь униженном состоянии.

— Ваше величество… Его Святейшество… я не знал… но я могу все исправить…

Нет, не такие слова желал я услышать от него, всесильного высокомерного Уолси.

Я дал ему разрешение удалиться в отставку. Странно даже подумать, что мы никогда больше не встречались с ним. Когда на следующий день я с Анной вернулся с охоты, они с Кампеджио уже уехали. Я знал, куда Уолси направился, поэтому послал вслед Генри Норриса. Тот догнал кардинала верхом и вручил ему от моего имени перстень в знак продолжения дружеских отношений.

Думаю, Норрис был изрядно обескуражен, когда довольный Уолси сполз с мула, рухнул на колени в дорожную грязь и, обхватив перстень (и руку слуги), с дикой страстью покрыл его поцелуями. Я опечалился, представив эту картину.

Однако я не мог вернуть Уолси былое могущество. Он подвел меня в великом деле, и лишь мое милосердие избавило его от обвинителей, требующих его головы. По моему желанию и распоряжению ему надлежало удалиться в митрополию Йорка и там до конца своих дней спокойно и смиренно исполнять свои духовные обязанности, не ропща на судьбу.

Но как раз это оказалось Уолси совершенно не под силу. Он не смог вынести того, что лишился власти. Вересковые пустоши Йоркшира не смирили его дух. Ему претило жить в такой глуши. Он стал полностью зависим от благ столицы, жаждал дворцовой роскоши, атласных нарядов, столового серебра, золотых кубков, а также интриг и тайных козней. Кардинал рассудил, что вполне достоин занять высокое положение — если не при моем дворе, то, к примеру, на службе у императора или Папы, которые могли хорошо заплатить за нужные сведения.

Мы перехватили письма прелата, содержавшие такого рода предложения. Роль курьера исполнял его итальянский лекарь, Агносисти. Абсурдная затея. Видно, Уолси совсем отчаялся.

Мое сердце исполнилось печали. Выбора больше не оставалось. Уолси сам предоставил доказательства своей вины. Его многочисленные враги при дворе и в парламенте давно кричали о необходимости наказать вероломного кардинала, причем самым суровым образом. А теперь он совершил очевидную измену, которая каралась смертью.

Долгие месяцы я пытался охладить их негодование. Но в итоге мне пришлось подписать документ на его арест за государственную измену. Иного выхода не было.

К тому времени Уолси уже перебрался из Йорка на север, в свою дальнюю епархию. А в Йорке находились владения Перси.

Так уж распорядился Господь, чтобы Генри Перси (тот долговязый и голенастый жених Анны), будучи главным тамошним лордом, оказался единственным, кто по праву мог арестовать Уолси.

Сам я туда, разумеется, не поехал. Но свидетели описали мне эту удручающую сцену: отряд ворвался в приемные покои Уолси, отчего тот пришел в крайнее замешательство. Он встретил незваных гостей в потрепанном платье, едва ли не босой. От пустого камина веяло ноябрьским холодом. Однако кардинал величественно приветствовал их, словно находился в Хэмптон-корте. Сначала он не узнал никого из прибывших. Потом его увядшее лицо озарилось светом надежды — в задних рядах он увидел Перси. Старый добрый знакомый! Уолси будто забыл, что лет пять тому назад расстроил его помолвку и неудачливый женишок наверняка испытывал к кардиналу далеко не дружеские чувства.

И вот прелат радушно бросается навстречу Перси, своему бывшему подчиненному. Памятуя о былой роскоши собственных дворцов, он всячески извиняется за нынешнее запустение и скудость обстановки. Затем воодушевленно подзывает Перси. Он смущенно следует за стариком, слушая пустую болтовню.

— В будущем мае я стану проводить конфирмации в Йоркской епархии, — сообщает Уолси с важным видом. — Так же как и церемонии венчания. Летом их всегда бывает больше. Мне, знаете ли, пришлась по вкусу простая сельская жизнь…

— Милорд, — говорит Перси очень тихо.

Прелат не слышит и продолжает нести чушь.

— Милорд, — повторяет Перси, кладя руку ему на плечо, и срывающимся голосом объявляет: — Я должен арестовать вас за государственную измену.

Уолси приходит в смятение. Они обмениваются пристальными взглядами — подвергшийся несправедливым нападкам юноша и опальный кардинал. Месть не всегда бывает сладка. С годами жажда мести выдыхается, и она уже не приносит удовольствия.

Уолси выводят из дома. Комендант Тауэра Кингстон встречает его, чтобы доставить под охраной в Лондон.

— Ах, господин Кингстон, — говорит кардинал. — Вот вы и прибыли за мной.

Его замечание озадачивает слушателей.

Но до столицы Уолси не добрался. Перед выездом из его скромного поместья в Кахилле он пожаловался на боли в животе. (Не сам ли он их спровоцировал? До известия об аресте у него ничего не болело.) К концу первого дня пути здоровье пленника значительно ухудшилось, и его эскорту пришлось попроситься на постой к монахам Лестерского аббатства.

Оказавшись в стенах монастыря, Уолси устроил великолепное представление, предсказав собственную смерть.

— В восьмом часу на восьмой день, — смиренно заявил он напоследок, — я явлюсь среди вас, дабы помочь упокоить мои бренные останки.

Это сильно потрясло благочестивых братьев. (Как он мог узнать точное время? Разве что принял яд, скорость действия которого была ему известна.)

Он улегся на простой тюфяк в каменной келье. А потом призвал своего слугу Джорджа Кавендиша и монаха. И тогда произнес свои последние слова:

— Если бы я служил Господу с половиной того рвения, с которым служил моему королю, то в мои почтенные лета Он не оставил бы меня беззащитным перед лицом врагов.