Воин света (СИ) - Ромов Дмитрий. Страница 22
— Хорошо, соглашаюсь я, тесните. Напишите, по возможности, коротко и тезисно. Что нужно делать со страной. На ваш взгляд, естественно.
— Это не для КГБ записка случайно? — щурится он. — Я вроде и так у вас на крючке, зачем ещё?
— Ха, точно, — улыбаюсь я. — Для КГБ. Как вы догадались?
— Лучше, знаете, я ничего писать не буду, на словах вам расскажу, ладно? Вы человек молодой, наверняка запомните.
После работы я встречаюсь с Анжелой. Она вся светится от радости. Надо же, горит человек на работе.
— Вот, — говорит она и кладёт передо мной папку с документами. — Это копии. Все оригиналы хранятся в отделе, а отчёт я отправила Чурбанову.
— Какая ты молодец, — хвалю я её и вручаю конверт с премиальными. — Коржик или эклер?
— Сегодня я тебя угощу, хорошо? — улыбается она. — С гонорара.
— Ну, идёт, — соглашаюсь я. — Давай, проставляйся.
Я остаюсь за столом, просматривая материалы, а она отходит к прилавку. Молодец, Анжелика, отличную работу провела. Нужно её для подобных дел иметь в виду. Чётко, красиво, комар носа не подточит. Интересно, что Чурбанов скажет, будет передавать дело? Хм… ай да Анжела, ай да ищейка. Это ж надо было к каждой девушке подход найти. Работа большая очень, я рад.
— Ну, вот, — раздаётся надо мной голос Анжелы. — Угощайся. Кофе и… коржик. Ты же хотел…
Ну, теперь нужно как следует использовать эти материальчики. Я договариваюсь о встрече с Чурбановым и с Новицкой. Сначала переговариваю с ней, а потом еду к замминистра. Вернее, не еду, а едем с Наташкой, поскольку получаем приглашение от Галины. Прямо светская жизнь какая-то, сплошные приёмы.
Проходит ещё пара дней и наступает день расплаты. Не скажу, что чувствую радость от мести, от самого акта возмездия. Мне было бы проще его по-тихому сбросить, подключить все связи и просто ещё разик дать по башке. Но в ответе, который выбрал я, мне нравится, что одним выстрелом я убиваю несколько зайцев, а именно трёх, вернее даже четырёх.
Отстреливаю практически насмерть обоих Зевакиных, выпускаю заряд соли в задницу Черненко и даю понять всей тусовке, что со мной лучше не шутить, лучше быть внимательным и вежливым, особенно когда речь идёт о моей супруге.
А, есть ещё один маленький зайчик, пятый. Я даю ещё и предупреждение о неотвратимости физической расправы над обидчиком при полной безнаказанности. Моей безнаказанности, естественно.
В день «Икс», я заезжаю перед работой в «Союзпечать» и покупаю целых две пачки «Комсомолки». Удостоверение из ГлавПУРа, рассеивает подозрения продавца. Удостоверений у меня уже целая куча, скоро терять начну, наверное…
После этого еду в Наташкину контору. Она меня уже ждёт с готовым пропуском. Я поднимаюсь к ней. Работники ещё не все, но большинство уже здесь.
— Здравствуйте, товарищи! — громко здороваюсь я и начинаю раскладывать газету на каждый стол.
— А это ещё что у нас такое⁉ — раздаётся гневный окрик и в зале появляется разъярённый Игорь Алексеевич Зевакин. — Брагин, ты хочешь, чтобы я милицию вызвал или комендатуру?
— Очень хочу, — отвечаю я. — Потому что пришло время вам ответить за свои деяния.
Я бросаю ему в лицо газету и он автоматически ловит её.
— Да ты! — восклицает он. — Хулиган! Вызовите охра…
Он не договаривает, потому что замечает на первой полосе «Комсомолки» свой парадный портрет.
— Рука руку моет! — зачитываю я вслух заголовок. — Потерянный моральный облик руководителя — тяжёлый удар по всему Комсомолу! В то время, когда страна занята выполнением решений двадцать шестого Съезда КПСС, когда Комсомол ведёт ударные стройки, когда каждый гражданин вносит посильный вклад в строительство светлого будущего, основанного на ленинских принципах справедливости, отдельные представители ВЛКСМ теряют моральный облик, превращаясь в отвратительные пародии на помещиков прошлых эпох. Секретарь первичной комсомольской организации внешнеторгового объединения «Союзнефтеэкспорт» Игорь Зевакин… ну, и так далее. Стыдно читать даже. Сам прочитаешь, Игорь Алексеевич. А, вот ещё выдержка одна. Слушай. Чем, как не полной потерей совести можно объяснить, что отец этого аморального ловеласа, пользуясь поддержкой в партийных органах устраивал травлю всех, кто смел сказать хоть слово правды в адрес его распоясавшегося отпрыска. Любопытно, что и высокие покровители этого, с позволения сказать, судьи, когда-то имели партийные взыскания из-за домогательств к женщинам…
Ну, а что, отличная статья получилась. По залу идёт гул. Зевакин белый, как полотно, поворачивается и молча выходит в коридор. Замять скандал уже невозможно, хорошо ещё если одним лишь комсомольским билетом отделается.
На работу я прихожу в приподнятом настроении. Знаю, это ещё не конец, пара-тройка финальных аккордов несомненно прозвучит. Но, тем не менее, дело сделано и назад пути точно не будет. Особенно, у Зевакиных.
На волне триумфа я набираю номер Катюшина.
— Иван Трофимович, здравствуйте, это Брагин.
— Да читал я, читал уже! — в сердцах выпаливает он.
— Хорошо, не сомневаюсь. Такую статью все прочитают. Но я что, собственно, хочу сказать. Вы время не теряйте, придумывайте что-нибудь. Сами понимаете, на кого будут пытаться стрелки перевести. На вас, Иван Трофимович, на вас.
— У меня всё согласно УПК, — недовольно говорит он, хотя уверенности в голосе значительно меньше, чем раньше.
— Ну, ладно, — усмехаюсь я. — Хорошо. Против вас лично ничего не имею. А вот остальным кирдык.
Он молчит.
— Ну, будьте здоровы.
Я опускаю трубку. Скачков отрывается от газеты.
— Вот из-за этой статьи весь сыр-бор? — спрашивает он.
— Так точно, товарищ полковник.
— Новицкая звонила, — крякает он. — Злая, как тигрица. Думал из трубки выпрыгнет. Сказала, что лично тебе яйца оторвёт. Ты чего натворил-то?
— Да ничего особенного, Виталий Тимурович. Текст немного подкорректировал. Но это же пользы ради. Глядите, какой общественный резонанс получился.
Новицкая дала команду главреду «Комсомолки» публиковать. Я повёз материалы, но текст отдал не тот, что был согласован с Гурко, а немного более хлёсткий и яркий. По-журналистски боевой. Так в первоначальном варианте о бабниках-покровителях ничего не было, но я решил, что всем нам это пойдёт на пользу. И, думаю, не ошибся. Точно не ошибся.
На столе у Тимурыча звонит телефон.
— Полковник Скачков, — снимает он трубку.
— Где, мать вашу, Брагин⁈ — несётся оттуда так громко, что я всё отчётливо слышу, находясь в нескольких метрах от стола.
— Здесь, товарищ гене… — вытягивается по струнке Скачков, но договорить не успевает.
— Немедленно! Слышишь⁈ Немедленно в ЦК!!! Его Черненко вызывает!!!
10. Ну, Брагин, погоди!
— Ну, Брагин, — встречает меня Гурко, — Ну, Брагин, погоди!
По нему и не поймёшь, что у него на сердце. Глаза, как у рака варёного, круглые и красные, на губах то появляется, то исчезает ехидная улыбочка.
— Ты зачем так подставляешь товарищей? Смотри, не вздумай меня сдать! Если шеф узнает, что я участвовал в твоей афере, он на мне всё выместит, ты понял? Это не шутки. Мне тогда полный конец. И не мне одному, кстати.
— Марк Борисович, ну, что вы такое говорите!
Правильнее было бы сказать, что вы такое несёте, Марк Борисович! Боязливую ересь и паническую пургу. Отставить паниковать, вот и весь сказ.
— Что я говорю⁈ — не успокаивается он, чувствуя под зашатавшимся и растрескавшимся полом ледяное дыхание вечности.
Или наоборот, слишком горячее.
— Я, — тычет он в меня указательным пальцем и продолжает довольно сердито, — Я говорю, что ты устроил очень классную и весёлую шутку, но рискуешь не только своей шкурой или даже не столько своей шкурой, сколько шкурами товарищей, которые ни сном, ни духом. Так не делается, товарищ Брагин.