Три кофейни - Прах Вячеслав. Страница 2
– Меня зовут Лау…
– Вас зовут Роза, – оборвал ее он, отводя взгляд в сторону окна.
Проигнорировав его слова, она достала из пачки мужских крепких Lucky Strike сигарету и начала искать по карманам свою зажигалку. Не найдя ее там, она принялась обыскивать свое пальто. Но и в нем оказалось пусто.
– Вы курите? – спросила она у него в надежде на очередную порцию дыма.
Он улыбнулся и, достав из кармана пачку своих сигарет, посмотрел на нее и положил обратно в карман.
– Нет, Роза, я не курю, – спокойно ответил он.
Взгляд. Этот взгляд. Она посмотрела на него, как на сумасшедшего, и встала из-за столика, надевая пальто. Но не успела она сделать и шага, как он крепко взял ее за руку и тихо попросил: «Оставь книгу».
Она смотрела ему в глаза, как январь бы смотрел на июль. Холодный, стеклянный взгляд. Но и он отводить глаз не думал: вглядываясь, он увидел нечто большее, чем просто лед. Он был уверен: еще от силы секунд семь – и этот лед начнет таять…
– Я оставлю ее себе, – спокойно и твердо, как показалось ей, сказала она.
Роза присела и, взяв в губы сигарету, открыла страницу, на которой закончила свое путешествие. Он, достав из внутреннего кармана своего пиджака зажигалку, наклонился к ней, чтобы дать ей прикурить, но она решила отказаться, отведя голову в сторону. Положив на стол зажигалку, он следил за ее пальцами. Зачем?..
«Я не любил шумных компаний, да и сейчас, в общем-то, не люблю. Пустые разговоры. Смех непонятно от чего: то ли анекдот оказался удачным, то ли неудачник решил спрятать себя за смехом. Ох, какая удача… Фальшь. Люди прячут себя за таким жирным куском лжи, оставляя правду себе на диету. Они давятся сплетнями и прячутся за спинами, а когда дело касается их, только тогда они начинают убавлять громкость.
Ты меня понимаешь и понимала каждую секунду, когда я не понимал себя. Вспомни тот вечер, когда ты решила познакомить меня со своими друзьями. Вспомнила? Я держал руки за спиной не потому, что хотел произвести впечатление солидного мужчины с ровной осанкой и гордо поднятой головой. Нет, не потому. Я просто не хотел быть к ним ближе. Пожать руку. Пустяк? О, нет, дорогая, это расстояние. В котором я предпочел быть самым отдаленным.
Я смотрел им в глаза и видел их насквозь. Думаешь, я их слушал? Нет, я вслушивался в отдельные слова. Наблюдал за движениями и, самое главное, – за тем, как они относились к тебе. Как пытались произвести на меня впечатление и вызвать уважение к себе. А я просто наблюдал. И когда той картины, что я срисовал с них, мне хватило – я встал и ушел. Не попрощавшись. Да я, собственно, и не здоровался с ними. А вот тебя я тогда покинул. В тот вечер, седьмого июля, в наглаженных черных брюках и мятой серой рубашке, я…»
– Пьеро, – перебив ее увлеченные глаза и сердце, произнес собеседник.
Она не сумела сразу выйти из мира, в который так глубоко погрузилась сейчас, и потому сказанное им встревожило ее и показалось совсем неясным.
– Что, простите? – не поняв его, с удивлением спросила она.
Она находилась на своей волне, в своей душе и ясном сознании. Ее увлекла эта книга, и все испортил он, сидящий напротив мужчина.
– Автор этого произведения – Пьеро. Я перечитал эту книгу девять раз за два года и, как я вижу, не только я нашел себя в ней, – спокойно и слегка огорченно ответил он на ее вопрос.
– Я никогда не слышала о нем. Пьеро…
Возможно, она задала себе вопрос: а нужно ли было мне о нем слышать? Ведь главное, что строки этого писателя поразили ее до глубины души. По всему ее виду было понятно, что продолжать диалог ей казалось неуместным, но она все-таки спросила:
– А где можно купить эту книгу?
– Нигде. Я обыскал много книжных лавок, после того как она попала мне в руки. Ни в одной ее не было, и никто о ней не слышал, – тихо ответил он.
– Не понимаю. А как тогда она попала к вам? – спросила она, сопровождая слова любопытным взглядом.
Он сделал вид, что не расслышал ее вопроса. На самом деле ответить ему было нечего, она бы всё равно не поверила, что он нашел ее в мусорном баке, среди вонючих помоев и презервативов. Среди разбитого бутылочного стекла под ногами и собачьего дерьма, в которое он тогда наступил…
Книги выбрасывают. А взамен покупают кучу фильмов и музыки, что считается популярной в данное время. Смотрят, слушают, а затем забывают, когда наступает новая волна моды. Музыка, секс, фильмы, алкоголь. Разврат. Ах да, я ведь совсем забыл… Любовь! Они выбрасывают книги, на чтение которых у них нет времени, а потом сами же бросаются из окон от такой жизни… В которой они живут и так уверены, что будут жить вечно.
«…Боже, как я тебя ревновал, только одному Ему известно, насколько сильно! Я никогда не показывал это, тая злобу в себе, а когда накапливалось до самого “не могу”, я срывался на мелочах. Любой пустяк служил громоотводом. Днями я молчал, когда ты сидела рядом и обнимала меня, а ночью кричал, когда ты засыпала. Так громко, что никто не слышал, как я винил себя во всем. Ты же меня лечила, а я себя губил. Боялся тебя потерять на минуту, на секунду и все то время, которого мне так не хватало. Я молчал, считая это постыдным. А чего я стыдился? Своих чувств к тебе или боли, которую причинял себе? Все это время я стыдился себя. Ведь ты такая вся нежная. И перед сном, и поутру. Даже в моей грубости ты оставляла свою нежность.
Вечерами, когда мы с тобой занимались любовью, это был не секс. Я весь в тебе, и до конца, запах волос, шеи, груди. А когда ты сжимала мои ноги своими, я еще больше хотел, чтобы тебе было приятно. До конца… Во вздохах и запахах. В поцелуях и в кусании губ. Я был в тебе и чувствовал, что во мне ты еще больше. Это был не секс. Теперь я это понимаю…»
Закрыв книгу, Роза посмотрела на мужчину, который все это время не отводил от нее глаз. От этого взгляда она почувствовала себя некомфортно.
– Роза, эту книгу я вам не отдам, – спокойно и настойчиво сказал он. Затем добавил: – Но у меня есть предложение!
Она уже смирилась с тем, что он называл ее Розой, а вот к его присутствию привыкнуть не могла. Никак.
– Какое предложение? Руки и сердца? – с насмешкой спросила она.
Он добродушно улыбнулся, посмотрев ей в глаза, но через пару секунд лицо его стало серьезным, а взгляд грубым. От этого ей стало не по себе. Мурашки по коже. Учащенное сердцебиение. Явное волнение Розы расцвело перед ним во всей красе.
– В твоей чашке кофе большая доза одиночества. Ты пряталась за своими сонетами, даже не читая их. А теперь ты нашла дозу сильнее сигареты… В этой книге. Но поверь мне, она тебя спрячет лишь на время. А после – снова. Все сначала.
Он говорил твердо и уверенно, и это ее поразило. Впервые переступая границу «вы», она смогла показать себя настоящую. Какой она была на самом деле. Потекшая тушь, расслабленная бровь. Чистые глаза. Настолько чистые, что…
Он предложил ей свой платок, но она жестом показала, что не нужно: у нее есть. Вытирая капли с лица, она смывала фальшь и боль, что давила на нее, как ни один каблук в мире. Роза улыбнулась. Искренне. Так, что на душе у него стало тепло. Теплее, чем всегда. Он улыбнулся ей в ответ.
– Вот теперь ты по-настоящему прекрасна, Роза, – взяв ее за руку, сказал он.
Она не оттолкнула его, наоборот, ей стало приятно от его прикосновения. Она будто доверилась ему. Слепо, без всяких сомнений. Он гладил ее руку, а она наклонила к нему голову, чтобы положить на плечо.
Роза улыбалась, ей было легко и спокойно. Она не боялась его ни секунды и прижималась все крепче. Ей становилось теплее и уютнее. Кто он? А впрочем… Неважно. Это сейчас не имеет никакого значения…
– Почему ты называешь меня Розой? – тихо, на ухо спросила она у него.
– Роза… Все любят смотреть, как она цветет. Расцветает. И все отворачиваются, когда вянет. Изображают сочувствие. Сожаление… Затем ее выбрасывают, – огорченно сказал он.