Файф-о-клок - Грошек Иржи. Страница 38
Медуза тактично промолчала. Потому что синяк под глазом напоминал ей о предыдущей размолвке.
– За каким чертом ты это делаешь?! – напирала Геката.
– Из вредности и алкоголизма, – призналась Медуза. – А бить инвалидов Троянской войны – стыдно.
– А жрать парфюмерные принадлежности?! – угрожающе спросила Геката, перебросила Медузу из левой руки в правую и приготовилась к толканию ядра.
– Я сумасшедшая! – на всякий случай предупредила Медуза.
– Сейчас поправишься! – сказала Геката и толкнула снаряд метров на пятнадцать…
Раздался звук битого стекла.
– Дьявол! – выругалась Геката. – Прямо в фару!
В сопровождении собак она направилась к месту падения «метеорита», чтобы оценить степень нанесенного ущерба…
– Одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать… – считала шаги Геката ради спортивного интереса.
Медуза лежала рядом с невесть откуда взявшимся здесь мотоциклом, растрепанная, и туманно улыбалась…
– Галогенка? – поинтересовалась Медуза, имея в виду кокнутую фару. – Надо было парковаться на стоянке для служебных машин, а не лезть в Эрмитаж со своим самоваром…
– Пятнадцать, шестнадцать! – закончила считать Геката. – Новый олимпийский рекорд. А в следующий раз буду душить полиэтиленовым пакетом.
– Тоже мне – Аль Капоне! – усмехнулась Медуза, но от дальнейшей дискуссии воздержалась.
Геката вытащила мотоцикл на середину зала и принялась над ним колдовать… «Фары есть?.. Фар – нету! Фары есть?.. Фар – нету! Фары есть?.. Фар – нету!» Минут через десять подобной парапсихологии, телекинеза и сильных выражений из обихода авторемонтных мастерских Гекате все-таки удалось заменить фару на своем мотоцикле.
– Проще было бы летать на помеле, – съязвила Медуза. – Но мы же девушки современные… «Пупой» красимся…
Геката не стала спорить, поскольку «пупой» Медуза называла всю косметику, а не товар определенной фирмы.
– Domus propria, domus optima! – сказала Геката. – Что в переводе с латыни означает… Слушать дуру – себе дороже!
Из шеренги античных бюстов Геката выбрала третий с краю и принялась кантовать его к мотоциклу.
– Когда-то я значилась в первых красавицах, – продолжала трепаться Медуза, глядя в потолок. – И вот как все обернулось… Ни ума, ни тела…
Геката поднатужилась и водрузила античный бюст на багажник, после чего стала крепить его веревками.
– А главное, мыслей добропорядочных нету, – не унималась Медуза. – О чем мечтает романтически настроенная женщина? Выйти замуж, родить ребенка и вышивать крестиком. А мне мерещится сцена на балконе… Когда Ромео ползет к Джульетте, забирается по стене на третий этаж, цепляется за балюстраду, а ты ему – по пальцам, по пальцам, по пальцам!
Геката закончила возиться с веревками и, придерживая мотоцикл, чтобы тот не завалился набок, сказала собакам:
– Несите сюда эту романтически настроенную кочерыжку… Пора ехать…
Как следовало из милицейского протокола, в ноль часов тридцать восемь минут по санкт-петербургскому времени на территории объекта «Государственный Эрмитаж» произошло следующее… По коридору со стороны отдела античной культуры на пост военизированной охраны выехал мотоциклист, который при беглом осмотре оказался дамой в странной шляпке. Словесного портрета шляпки никто из сотрудников охраны составить не смог… Перебивая друг друга, сотрудники описывали сей головной убор следующим образом: «Пипетка!», «Ливретка!» и «Планшетка!». Внешность дамы на всех свидетелей произвела такое же тройственное впечатление: блондинка, брюнетка и рыженькая. Нос: греческий, римский, вздернутый. Глаза: карие, голубые, миндалевидные… И так далее, и тому подобное, et cetera… Мужчины-свидетели не сомневались, что дама на мотоцикле была без юбки. А единственная женщина-эксперт утверждала, что в юбке, но раку по сраку и воробью по колено…
Даму сопровождали две собаки неизвестной породы и без намордников. Ее мотоцикл фирмы «Harley Davidson», судя по номеру, был зарегистрирован в штате Огайо, отчего начальник караула отдал честь, думая, что приехала супруга президента Соединенных Штатов. Но, медленно соображая и быстро бегая, начальник караула заинтересовался – почему сам господин президент привязан веревками к багажнику мотоцикла. Сопоставляя эти факты с неожиданным визитом, начальник караула сделал два вывода. Первый: что Билла Клинтона похитила Моника Левински. Второй: что Билл Клинтон не сможет больше играть на саксофоне, потому что – не дышит. «Хенде хох, госпожа Левински! – выразился начальник караула. – Расставьте ноги на ширину плеч и храните молчание!» После чего он так и не смог объяснить, почему думал и поступал подобным образом. Даже на солидной психиатрической комиссии… «Ох уж эта Моника! Ох уж эта Левински! – на разные лады повторял начальник караула. – Теперь я понимаю Билла! Ох, по-ни-ма-ю!» И охотно рассказывал докторам, как Моника Левински на своем мотоцикле высадила оконное стекло, что на Дворцовую набережную, и унеслась по проезжей части вместе с собаками…
В античных залах ничего подозрительного обнаружено не было. В порядке вещей – бюст ушел на реставрацию, а вместо него появилась статуя. Кое-кто даже защитил диссертацию на эту тему: «Элементы варварской одежды в римской скульптуре второй половины первого века». И только Оленька не верила в добровольное исчезновение Ивана Петровитча. Не верила – без полученного на руки выходного пособия. Она ждала, как может ждать (судя по справочной литературе) только русская женщина: тупо и самозабвенно. И каждый вечер караулила у служебных ворот, рассчитывая, что Ивана Петровитча назначили заместителем директора по научной работе. «А вдруг?..» – думала Оленька.
Геката покидает здание Эрмитажа
II
Профессор Андрей Степановитч Радзивилл являлся автором научного труда, имя которому – «Аналогии». Эта монография состояла из двух частей, талантливо поддерживающих друг дружку. Поскольку первая хромала на правую ногу, а вторая получила ранение в ягодицу на заседании ученого совета. Но Андрей Степановитч считал, и вполне обоснованно, что сам Тацит не покраснел бы от его «Аналогий». Ну разве что – окочурился бы.
В первой части «Аналогий» профессор Радзивилл сравнивал русскую мифологию с греческой. Например, Микула Селяниновитч и калидонский вепрь, Василиса Премудрая и лернейская гидра. «Так, в поэме слепого Гомера, – писал профессор, – можно встретить распространенный мотив, когда долго отсутствующий Одиссей возвращается накануне свадьбы, чтобы помешать Пенелопе совершить мезальянс. Совсем как в русской былине о Добрыне Никититче и Алеше Поповитче». Или: «Воспользовавшись долголетним отсутствием Агамемнона, некий урод соблазнил Клитемнестру… Мы видим здесь цепь трагических совпадений, как в русской народной сказке про Ивана-дурака и щуку…»
Такие сравнительные жизнеописания охватывали период с десятого по двадцатый век нашей эры. Зато во второй «аналогии» Андрей Степановитч утверждал, что с первого по десятый век мировой истории попросту не существовало. А все события происходили на тысячу лет позже. Восстание гладиаторов под руководством Спартака – не что иное, как поход Стеньки Разина «за зипунами». А утопленная атаманом княжна существенным образом напоминает египетскую царицу Клеопатру. «Как изначально гласит народная песня, – писал профессор Радзивилл, – вниз по батюшке по Нилу на простор большой волны выплывали расписные Клеопатровы челны!» После чего, по мнению профессора Радзивилла, вся эта бодяга слегка подзабылась, и непривычное русскому человеку слово «Нил» заменили «Волгой», «батюшку» – «матушкой», а Марк Антоний превратился в Стеньку Разина, что, в принципе, одна малина.
«И за борт ее бросает в набежавшую волну!!!» – любил напевать профессор Радзивил, имея в виду тысячелетнюю историю. «Около девятьсот одиннадцатого года, – писал профессор, – на обильные русские земли из греков приперлись варяги и начали переименовывать все подряд. Воеводу Хельгу стали называть княжной Ольгой, а письма Цицерона – „прелестными письмами“…» И если вспомнить первую часть «Аналогий» и натянуть ее на вторую, то в целом получалась картина Репина «Бурлаки на Волге пишут письмо турецкому султану». С целью опротестовать претензии султана на Константинополь и Византию. «Отсюда, – дребезжал профессор, – возникает идея Третьего Рима… Ибо на самом деле Первым Римом был Рим, Вторым Римом – Москва, а Третьим – Санкт-Петербург…»