Ворон и медведь (СИ) - Каминский Андрей Игоревич. Страница 15

Сам Эрнак, небрежно развалившись на ложе, прихлебывал из кувшина, наблюдая, как Неда робко опускается рядом с матерью. Ярослава, уже привыкшая к мужниным причудам, тут же прильнула к ней, целуя ее грудь и живот, постепенно опускаясь ниже. Руки ее бесстыдно шарили по телу негромко стонавшей дочери, не избегая самых нескромных ее уголков.

— Довольно, — распаленный представшим перед ним зрелищем, каган приподнялся и, ухватив Ярославу за талию, притянул ее к себе, — иди ко мне. А ты, — он сунул пустой кувшин в руки Неде, — пойди, принеси еще вина.

Сгорая от стыда и с трудом сдерживая слезы, Неда, набросила первое, что попалось под руку и, бросив на мать ненавидящий взгляд, выскочила из шатра. Ярослава же, казалось, и вовсе не обращая внимания на страдания дочери, лаская супруга столь же изощренно, как и собственную дочь. Эрнак терпел недолго: он резко развернул жену спиной к себе, ставя ее на четвереньки и Ярослава протяжно застонала, когда каган, намотав ее волосы на руку, вошел в истекавшую влагой расщелину. Звуки их соития разносились далеко за пределы шатра, когда Эрнак неутомимо имел Ярославу, словно скачущий во весь опор всадник, нахлестывающий загнанную кобылу. Королева двигалась в едином ритме с терзавшим ее клинком из плоти, оглашая шатер стонами удовольствия. Былой испуг, когда Ярослава вынужденно стала женой кагана, давно исчез — с молодым, полным сил животным, вроде Эрнака, ей было хорошо — куда лучше, чем с покойным Германфредом. И отдавалась бывшая королева со всем возможным пылом: она дважды кончила, прежде чем каган, с животным рыком стиснув ее бедра, излился в ее лоно. В следующий момент он отпихнул жену и расслабленно развалился на ложе. Ярослава, уже выучившаяся причудливым обычаям тех далеких восточных краев, откуда пришли предки авар, послушно склонилась над его бедрами, вылизывая обмякший член.

— Ты быстро учишься, — самодовольно сказал Эрнак, наблюдая как ритмично движется на его бедрах голова королевы, — все же я был прав, что взял в жены тебя, а не Неду.

— Неда еще девчонка, — на миг прервавшись, подняла голову Ярослава, — прежде чем я научу ее всему, мне нужно и самой узнать как ублажать великого кагана. Когда она сменит меня на этом ложе, то станет куда опытнее, чем я сейчас.

— Может и станет, — усмехнулся Эрнак, — вот только куда она запропастилась?

— Оно и к лучшему, что ее нет, — сказала Ярослава, приподнимаясь на локтях, — мне нужно с тобой поговорить.

— О чем? — с интересом спросил Эрнак.

— Об Алемании, — сказала Ярослава, — когда вы придете туда — мой сын не должен добраться до Бедариха первым. Щенка Атаульфа нужно взять живым — и отдать мне.

— Зачем тебе мальчишка? — лениво поинтересовался Эрнак.

— Из-за его матери, — сказала Ярослава, — я ненавидела эту суку, когда она была старшей женой. И сейчас я хочу быть уверена, что все ее проклятое отродье никогда не взойдет на трон.

— А ты, злопамятна женщина, — усмехнулся Эрнак, — что же, я не против сделать любимой жене этот подарок. Но тебе придется как следует постараться, чтобы уговорить меня.

— Все что захочет мой муж, — сказала Ярослава, вновь склоняя голову над чреслами кагана и Эрнак застонал от удовольствия, когда его детородный орган обхватил ненасытный влажный рот.

В утробе Жабы

— Ты что же, подслушиваешь? — Неда испуганно ойкнула, услышав над ухом громкий шепот. В тот же миг чьи-то сильные пальцы ухватили ее за локоть и развернули так, чтобы она могла увидеть, стоявшую перед ней Оуюн.

— Ты подслушиваешь, — повторила шаманка и впрямь поймавшая Неду, когда она, вместо того, чтобы идти за вином, прокралась средь виноградников к дальней стене шатра, внимательно вслушиваясь в доносившееся изнутри звуки. Сестра кагана застала ее врасплох — и сейчас Неда тряслась от страха, поскольку шаманку она боялась куда больше ее брата.

— Может, сказать Эрнаку? — Оуюн ухватила пальцами подбородок девушки и приблизила ее лицо к своему, заглядывая Неде в глаза, — знаешь, что у нас делают с лживыми женами?

Она улыбнулась, оскалив заточенные зубы, чем еще больше напугала Оуюн. Девушка была не робкого десятка, но этой ведьмы боялись даже взрослые мужи. Не успела Неда опомниться, как Оуюн ухватила ее за руку и потащила вглубь виноградников по невидимой в полумраке тропинке. Со всех сторон за одежду Неды цеплялись виноградные усики, листья хлестали ее по лицу, ноги скользили от упавших на землю и раздавленных гроздей. В воздухе стоял пьянящий винный запах, от которого кружилась голова. В какой-то миг винные пары стали столь одуряющими, что Неда не выдержала и потеряла сознание.

Очнулась она лежащей на краю небольшой поляны, со трех сторон окруженной густыми зарослями. С четвертой же стороны поляну омывала болотистая заводь, оставшаяся после одного из разливов Майна. У самой же воды стояла высокая ива с ветвями, похожими на длинные волосы. Неда еще никогда не видела столь уродливого дерева: ствол и ветви его бугрились уродливыми наростами, похожими на огромные волдыри. На высоте чуть выше человеческого роста ствол дерева расходился на три большие ветви, делавшие дерево похожим на искривленный трезубец. У самой же земли толстый ствол проела гниль и в нем зияло огромное дупло, наполовину наполненное водой. Над рекой кружились светлячки, где-то орали лягушки, в ветвях дерева кричала ночная птица.

А в самом центре поляны горел костер. Рядом с ним лежало что-то маленькое, красное — и Неда с содроганием признала тело выпотрошенного ребенка. Рядом с ним сидела совершенно голая шаманка, напевая себе под нос какой-то монотонный мотив и подбрасывая в костер нечто, от чего от огня шел густой, удушающий дым. Отсутствие одежды у Оуюн возмещался обилием украшений и священных амулетов: жемчужно-аметистовые круглые серьги украшали левосторонние свастики, черно-рыжие волосы венчал рогатый головной убор, а меж круглых грудей поблескивало небольшое зеркальце в серебряной оправе.

— Здесь нам никто не помешает, — шаманка в упор посмотрела на Неду и девушка со страхом увидела, что глаза Оуюн светятся желтым в темноте, — ну рассказывай, что ты услышала?

Даже не пытаясь солгать, Неда сбивчиво принялась пересказывать все, о чем говорили Эрнак и Ярослава. Когда она закончила короткий рассказ, шаманка недоуменно вскинула брови.

— И это все? А что тут такого?

— В том, что моя мать лжет, — выпалила Неда, — никогда она не ненавидела Роделинду — по крайней мере, не настолько, как она говорит Эрнаку. Ребенок ей нужен для чего-то другого.

— Вот как? — Оуюн задумалась. Неда, затаив дыханье, наблюдала за ней с внезапно вспыхнувшей надеждой — она не раз подмечала, что шаманке не нравится то влияние, какое возымела Ярослава на молодого кагана.

— Никому пока не говори об этом, — сказала шаманка, — потом подумаем, что с этим делать. Что же до тебя...

Она окинула Неду бесстыдно-хищным взглядом.

— Черные шаманки живут не так, как обычные люди, — сказала она, — даже не так как обычные шаманы. У таких как я не бывает семьи и детей, но мы часто ведем себя с женщинами как вели бы мужчины. Ты понимаешь, о чем я, Неда?