Ворон и медведь (СИ) - Каминский Андрей Игоревич. Страница 23

- Значит, договорились? - эмир расплылся в улыбке после кивка Сигизмунда, - я всегда знал, что ты умный человек, да хранит тебя Аллах. Уверен, что я найду ключ к сердцу халифа. Что же до твоего спутника...кто ты отрок?

Сигизмунд толкнул в спину Вадомара и тот, шагнув вперед, кратко изложил эмиру свою историю и свою просьбу. Улыбка на жирном лице Мохаммед ибн-Юсуф стала еще шире.

-Такой молодой, а уже такой славный воин, - он причмокнул губами, - признаюсь, у меня всегда тает сердце при виде горячности юности. Но сейчас у тебя нет ни воинов, ни владений - что же ты можешь предложить, чтобы я отправил свое войско так далеко?

-Все что ты скажешь, - горячо выпалил Вадомар, - нет ничего, что я бы не отдал, чтобы отомстить Круту и его прихвостням.

-Все что угодно, значит? - эмир задумчиво почесал жирный подбородок, - а знаешь, может и есть кое-что. Нет ничего приятнее сердцу истинного мусульманина, чем видеть как еще одна неверная земля обращается к свету Пророка. Вот тебе мой ответ, юноша - если ты примешь святой Коран в свое сердце и признаешь, что нет Бога, кроме Аллаха и Магомет пророк его - я с радостью пошлю войско, чтобы помочь единоверцу отвоевать свои земли у каффиров.

-Мне...сменить веру?

-А что не так? - притворно удивился эмир, - или твои предки не поклонялись идолам, а большинство твоих подданных погрязли в этой скверне и поныне - кстати, многих из них после нашей победы, тоже придется продать в рабство. Мой дед, герцог Мавронт вщял в жены дочь эмира, перешел из христианства в ислам, а уже мой отец стал настоящим мусульманином и воспитал меня в праведной вере. Ты еще молод и тоже сможешь принять ее в свое сердце и распространить по всей Алемании - а я помогу… чем смогу.

Вадомар оглянулся на Сигизмунда, с явным неодобрением слушавшего все это, потом повернулся к Муххамеду и кивнул.

-Хорошо, - сказал он, - я согласен.

-Вот и славно, - довольно рассмеялся эмир, - вечером я приглашаю тебя в свои покои - чтобы я мог тебе рассказать о нашей вере и подготовить твое сердце, чтобы впустить ее в себя.

Вадомар снова обернулся на Сигизмунда, - тот смотрел в сторону, словно не слыша этого разговора - и снова кивнул.

Небольшой бассейн, обрамленный портиком с узорчатой плиткой, наполняла горячая вода. Благовония, растворенные в ней, растекались по купальне вместе с паром, насыщая воздух тяжелым, но приятным запахом, что дурманил мозг и горячил кровь. Окутанное горячей дымкой, посреди ванны нежилось жирное тело эмира, облепленное стеблями душистых трав - словно огромный боров ворочался в луже. Вот в клубах пара показались три фигуры - и толстые губы раздвинулись в похотливой улыбке.

-Оставьте нас, - бросил Мухаммед ибн-Юсуф двум рослым стражникам и те, коротко поклонившись, исчезли за дверью. У бассейна остался лишь Вадомар: одетый в тонкую белую тунику, он недоуменно осматривался. Эмир, видя как мокрая от влаги одежда плотно облепила тело юноши, осклабился еще шире.

-Давай, - он похлопал по воде рядом с собой, - здесь хватит места обоим. Скидывай это тряпье и залезай в купальню.

-Зачем это? - промямлил Вадомар, уже догадывавшийся, чего хочет от него эмир.

-Тот, кто хочет быть чистым духом, должен и тело свое держать в чистоте, - рассмеялся эмир, - ну же, не заставляй меня ждать.

Вадомар колебался - будь при нем оружие он, может, и не удержался бы от того, чтобы вонзить клинок в грязное сердце этого ублюдка. Но его тщательно обыскали перед тем, как отвести к эмиру, к тому же, по первому его крику, стражники ворвутся в купальню. Да и что это даст - Вадомара зарежут, прежде чем он сможет причинить хоть какой-то вред этому жирному борову. Алемания останется под Крутом, а его отец и племянник - не отомщенными. Мысленно попросив прощения перед всеми предками за то, что он собирался сделать, Вадомар медленно стянул через голову тунику и осторожно шагнул в воду. Невольно он содрогнулся от омерзения, когда толстая рука обняла его за плечи, однако виду не показал и даже выдавил ответную улыбку.

-Давай выпьем, - Мухаммед ибн Юсуф ухватил с портика большую чашу, где плескалось алая, как кровь, жидкость, - хотя Пророк, мир ему, и запретил нам пить вино, но сейчас ночь и Аллах не видит греха.

Он сделал большой глоток и, не успел Вадомар опомниться, как толстые губы впились в него жадным поцелуем, переливая вино изо рта в рот. Волосатая мужская рука протиснулась между ног герцога алеманов и в следующий момент на ошеломленного юношу навалилась дрожащая от вожделения туша эмира.

У стен Люнденбурга

Густой туман поднимался над Темзой, медленно распространяясь по обоим ее берегам, белыми змеями вползая на крепостные стены и растекаясь по улицам. В белесом мареве, обступившем город, двигались смутные тени, слышались негромкие команды и звяканье металла. Тут и там сквозь туманную пелену вспыхивали костры, бросая дрожавшие отблески на речную гладь.

Редвальд, стоявший на крепостной стене возле речных ворот, мрачно смотрел на южный берег Темзы: ему, привычному сражаться в тумане, не нужно было особых умений, чтобы понять, что там происходит. Во времена Рима здесь стоял деревянный мост, почерневшие обломки которого и по сей день торчали из воды, словно сгнившие зубы. И сегодня, как и в старые времена, в этом месте готовилось переправиться сильное войско захватчиков с материка. Сакс оглянулся — кроме него вдоль южной стены растянулось примерно триста вооруженных людей, но из них от силы сотню составляли его побратимы, пришедшие от самого Брокенберга. Еще примерно три сотни саксов и славян он рассредоточил на других опасных местах. Остальные же из тех, кого мятежный принц вывел на стены, были простыми крестьянами, иные из которых чуть ли не впервые взяли в руки оружие. Он привел их сюда, чтобы внушить врагу, обступившему город, что его защищает множество людей, хотя и сомневался, что подобная уловка обманет опытного и многочисленного противника.

Что же он сам выбрал — и этот путь и этот бой.

— Нас берут в клещи!

Эти слова прозвучали так резко, что ворон, сидевший на плечах молодой королевы, сорвался с места, с тревожным карканьем вылетев в окно. Энгрифледа, словно и не заметив этого дурного предзнаменования, напряженно, словно попавшая в западню волчица, осматривала окружавших ее мужчин. Лица тех также были хмурыми, сообразно серьезности момента.

Совет держали в одном из немногих, более-менее уцелевших зданий Лондиниума — старом храме, посвященном какой-то римской богине. Христианские погромы и варварские нашествия мало затронули его — и по сей день на стенах красовались замысловатая мозаика, с описанием сцен из давно ушедшего мира. У дальней же стены, где стоял трон, с которого Энгрифледа руководила своим Советом, высилась и мраморная статуя, изображавшая означенную богиню, с факелом в руке и серпом луны в волосах. Тонкая рука лежала на холке огромного зверя, напоминавшего трехглавого льва с множеством змей вместо гривы. У ног божества стоял залитый кровью алтарь: им стала могильная плита с одного из здешних склепов. Энгрифледа объявила римскую богиню воплощением англской Владычицы Смерти, которой королева служила с пылом, которого божество вряд ли удостаивалось во времена цивилизованных римлян. Даже тонкие черты лица мраморной богини в неверном свете факелов были странным образом схожи с чертами молодой владычицы.