Моя жена – ведьма. Дилогия (СИ) - Белянин Андрей Олегович. Страница 40

Я бегом бросился на поиски Одина. Меж тем древние боги, кажется, все-таки пришли к определенному решению. Вперед выдвинулся Тюр, самый молодой и честный. Он молча сунул свой кулак в пасть Фенрира. Бог рисковал… Я не мог подойти к нему со своими советами, да он и не смог бы ими воспользоваться. Волк был слишком велик. Рука молодого Тюра меж ужасных клыков была как зубочистка. О том, чтобы схватить Фенрира за язык, не было и речи, такой язык можно было использовать как надувной матрас. Тор и Хеймдалль мгновенно опутали чудодейственной лентой исполинского врага. Все замерли. Фенрир пожал плечами. Потом напряг все мускулы, дернулся раз, другой… он все понял. Волчья стая, как по команде, развернулась и бросилась обратно в лес. Синие глаза Фенрира яростно сверкнули в сторону Одина, тот опустил голову. В наступившей тишине как-то по-особенному гадко прозвучал липкий смех Локи:

— Вот ты и попался, грязный пес!

Мне показалось, что взгляд волка на мгновение стал обреченно-недоуменным, а потом он резко сжал челюсти. Тюр, слабо вскрикнув, упал в снег, его рука была словно отрезана почти по локоть. Кровь хлестала во все стороны. Фрейя бросилась к нему, на ходу срывая головной платок, кто-то еще, кажется, Видар и Хеймдалль пошли за ней. Они понесли на руках потерявшего сознание бога, чью изувеченную руку закрывал теперь быстро намокающий платок дочери Одина. Я отвернулся.

— Вот и все, — тихо сказал хозяин Асгарда, — мы уплатили честно за наш обман… Горячей кровью была искуплена вина и жертвой добровольной снят позор бесстыдной лжи. Пусть будет, как свершилось! Мы все уходим…

Они действительно развернулись и гуськом двинулись куда-то вдоль холма. Исполинский волк так и остался лежать на снегу, связанный розовой ленточкой. Он прикрыл глаза, и только по красноватому пару, вылетающему из его ноздрей, было ясно, в какой он сейчас ярости. Я не пошел за богами. Я тупо стоял и ждал, пока они исчезнут за поворотом. Мне было стыдно. Неслышными шагами подошла Наташа. Она молча потерлась мордой о мою руку, ей не надо ничего объяснять, все ясно без слов. Я сел на снег, стараясь выбросить из головы все мысли.

— Любимый, ты ни в чем не виноват. Это было предопределено…

— Я понимаю.

— Тогда посмотри на меня. Ты меня любишь?

— Да…

— Ты спросил его?

— Одина? Нет, не смог… Все произошло так быстро. Прости… видимо, мы еще надолго здесь задержимся.

Она зарычала. Я даже не сразу отреагировал, думал — она на меня, а когда поднял глаза, все стало ясно: из-за поворота показалась персиковая кошка с восседающей на ней Фрейей.

— Сигурд! Наташа! — еще издали закричала она. — Мне нужно поговорить с вами.

— Почему она всегда крутится рядом с тобой? — сквозь зубы процедила моя супруга.

— Стечение обстоятельств, — попытался объяснить я, но в это время всадница спрыгнула с кошки и затараторила, как пулемет:

— Отец сказал, что он благодарен тебе за все. Он видел, как ты ушел к жене, и знает, что у тебя не было времени расколдовать ее до восхода солнца. Не отчаивайтесь. У вас есть еще целый час. Это прощальный дар бога Одина. Мы уже больше не увидимся с тобой, ворлок Сигурд… Норны сплели свою пряжу, и я не властна изменить судьбу. У тебя замечательная жена. Вам еще предстоит пережить множество бед и приключений, но вы будете счастливы. Я… я люблю вас обоих! Вы обязательно будете счастливы! Пожалуйста, не забывайте обо мне…

Фрейя порывисто бросилась вперед, обняла за шею Наташу, робко поцеловала в щеку меня и, едва сдерживая слезы, прыгнула на спину Фионе. Когда они растаяли в снежной дали, моя супруга задумчиво произнесла:

— Если у нас когда-нибудь родится девочка, я знаю, в честь кого ее назвать.

— Да, это красивое имя, — подтвердил я, гладя ее по спине. — Давай не будем тратить время и воспользуемся последним даром Одина. Может быть, теперь подействует?

Я поцеловал серую волчицу, и… мне ответили теплые человеческие губы. Мы обнялись, так крепко прижавшись друг к другу, словно боялись, что кто-то из нас пропадет. Слова не были нужны, мы снова нашли друг друга. Словно не было суровой зимы, чужого мира, свирепых врагов и всего того, что разделяло нас с домом. Весь смысл жизни заключался только в том, чтобы смотреть в ее глаза, чувствовать на щеке ее дыхание, касаться ее губ… Вопросом нашего возвращения озаботились другие.

— Ну че, Ромео Йотунхеймского уезда, домой еще не собираешься?

— Фармасон, изыди, расфратник! Пусть себе целу… целу… апчхи! целуются на здоровье…

— Ба, чахоточный наш заговорил! Циля, тебе ведь хозяин запретил нос на улицу высовывать — у тебя насморк. Закаляться надо было, ханурик!

— Не юротствуй, мне уже совсем хорошо, почти…

— Спрячь кудряшки в карман! О тебе же забочусь, коматозное ты созданье… Если нашего Лександрыча вовремя не остановить, так он с этой волчицей до вечера на морозе целоваться станет. Домой пора, я тебя лечить буду.

— Сережка, что-то не так? — чуть отодвинулась Наташа.

— А? Нет… все в порядке, любимая. Я отвлекся, извини.

— Это твои ребята? — догадалась она, поправляя длинное серое платье, отороченное мехом.

— Именно, — кивнул я. — Понимаешь, они сидят у меня в карманах, там тепло. Анцифер совсем расклеился, видно, подхватил какой-то редкий вирус гриппа, действующий даже на ангелов. Может быть, все-таки настало время вернуться?

— Хорошо бы, но я не знаю как.

— Подожди, подожди… Ты — ведьма! Как это «не знаешь»?

— Слушай, заяц, когда я тебя чуть не съела… Ну, прости, прости, прости, пожалуйста! Это Сыч направил на меня заклинание, временно парализующее память. Ты умница, что сумел удрать. В общем, когда я все поняла, было уже поздно, мне тоже пришлось бежать.

— А тебе-то почему? Ты что, не можешь разобраться с навязчивым поклонником?

— Не могу, — потупилась она. — Не хотела тебе говорить… Он сумел украсть одну жизненно важную для меня вещь — бабушкин подарок. Помнишь, тот странный крест на тяжелой цепочке.

— Помню. Ну и что? Ты говорила, будто дара в нем уже нет, а как ювелирное украшение можно выбрать вещицу и помодней.

— Нет. Цепь несла в себе всю колдовскую силу моей бабки; когда я приняла ее, то часть меня тоже перешла в этот амулет. Теперь в нем моя энергетика, мои флюиды, мое биополе. Используя его в заклинаниях, Сыч имеет возможность влиять на меня. Пусть ненадолго, но если такой случай повторится, ты можешь и не успеть. Я не хочу больше рисковать…

— Ты не хочешь вернуться в Питер?

— Хочу, но он найдет нас.

— Тогда в твой Город?

— Там он найдет нас еще быстрее. Сережка, милый, пока цепочка с крестом у него, мы в большой опасности. Он всегда будет знать, где я. Мы можем только прятаться.

— Это не выход. Думаю, нам все-таки стоит вернуться и поговорить об этих проблемах с сэром Мэлори.

— Ты с ним знаком?! — поразилась Наташа. — Но все знают, что он очень могущественный маг и настолько занятой, что никого не принимает. Аудиенции к нему ждут годами.

— Неужели? Хм… я попал без проволочек. Думаю, он будет рад с тобой познакомиться. Ну так что, поехали?

— Но как?

— Сейчас узнаем. Эй, парни, — я аккуратно сунул пальцы в карманы, — вылезайте, мне нужна ваша помощь.

— Не вылезу, я пригрелся! — ворчливо раздалось из левого.

— Висьма сошалею, но грипп есть грипп… Лучше я посишу тут, а то еще зарасу ково-нибуть ненароком, — тоном умирающего лебедя донеслось справа.

— А ну бросьте комедию ломать! — прикрикнул я. — Выходите, поговорим серьезно. Мы с женой намерены вернуться.

— Ясненько… Циля, ты глянь, он рассматривает нас как живой билет на обратную дорогу.

— Минуточку, Фармазон… Я никого не хотел обидеть!

— Сергей Александрович, мне ужасно неудопно, но увы…

— Циля, не извиняйся! Не извиняйся, ты во всем прав. Раз уж этот небритый ворлок с литинститутским образованием упорно не желает понимать очевидного, я сам ему скажу. Прямо в лицо, честно и бескомпромиссно! Всю правду-матку изрежу! Что на сердце — то и на языке! Нечего тут… пусть знает, что я о нем думаю… Вот так! Я же кремень, сказал — сделал! Ну, Циля, давай…