Квинканкс. Том 2 - Паллисер Чарльз. Страница 32

Потянулись долгие часы: в подвале было точно так же холодно, а я по-прежнему оставался в одной ночной сорочке. (Соверен, запрятанный мной в кромке сорочки, впрочем, никуда не девался.) К полудню меня обуяли такие муки голода и жажды, что я едва не поддался внезапному искушению наброситься на застывший комок каши и мутную воду. Но это было бы равносильно отказу как от стремления призвать Клоудиров к ответу за все ими содеянное надо мной и моим семейством, так и от попытки распутать обступившие меня тайны.

Лежа на матрасе, я начал задремывать, как вдруг встрепенулся от шороха и вовремя успел заметить некий предмет, просунутый сквозь решетку: он упал на солому. Я ринулся к двери, но ограниченный угол зрения позволил мне лишь мельком увидеть фигуру, почти бесшумно удалявшуюся от меня по коридору.

Подобрав находку, я обнаружил, что это половина хлебного батона, завернутая в кусок муслина, насквозь промокшего. Вот еда и питье, в которых я так отчаянно нуждался! Однако тут же меня охватили подозрения. Возможно, это уловка — с целью приманить меня отравой, раз уж я отказался от предложенного угощения. Но, подумал я, что я теряю, опасаясь риска, если так и так погибать?

Я постарался растянуть пиршество, медленно пережевывая пропитанный влагой хлеб, потом закинул голову и выжал тряпку себе в рот. Ни один напиток — до того и позже — не казался мне таким сладостным, как эта вода, отдающая прелой грязной материей.

День, вероятно, клонился к вечеру: спустя час-другой стало темнеть — вернее, сумрак сгустился еще больше, и я, отыскав себе уголок посуше, попытался настроиться на сон.

Глава 78

Сквозь беспокойную дрему мне чудилось, будто кто-то меня зовет. Голос был мне незнаком — и, поскольку он звал: «Джон Клоудир, Джон Клоудир!», а признавать это имя своим я отказывался, я оставлял зов без внимания. Однако голос продолжал меня звать все более и более настойчиво, так что я наконец очнулся и лежал в стылой полутьме с бьющимся сердцем, не имея понятия, где нахожусь. Затем я осознал, что кто-то наяву называет меня ненавистным мне именем, повторяя его громким упорным шепотом, и в это мгновение мне сразу вспомнилось, где я и что со мной происходит.

Неизвестный обращался ко мне через дверь. Я поднялся с матраса и, осторожно к ней подкравшись, при тусклом свете из коридора различил сквозь решетку очертания чьего-то лица. Стоявший за дверью человек просунул мне в руки сверток: это снова оказался ломоть хлеба — упакованный, как и прежде.

— Вы — Джон Клоудир, верно? — спросил тихий голос. Ошеломленный, я ответил не сразу, и мой посетитель — судя по голосу, бывший уже в годах, повторил вопрос: — Вы приходитесь сыном Питеру Клоудиру?

— Да, я Джон Клоудир, — неуверенно и с неохотой признался я. — Но вы кто такой?

— Мое имя вам ничего не скажет. Меня зовут Фрэнсис Ноллот.

Посетитель отступил на шаг назад, и слабый отсвет газовой горелки из конца коридора упал ему на лицо. Это был невысокий, лысый человек старше шестидесяти с кроткой внешностью квакера, смотревший на меня с участием, и я его узнал: именно в нем, единственном покуда, кто встретился мне под этим кровом — в мужской спальной палате, через которую мы проходили, я распознал признаки ума и сострадания.

— Благодарю вас, — проговорил я, кусая хлеб.

Гость снова шагнул ближе и прошептал в прорези решетки:

— Они хотят вас отравить. Не берите ничего из их рук.

— Откуда вам это известно?

— Я назначен здесь смотрителем, и мне доверяют. — Заметив мое смятение, он поспешил добавить: — Да, я здешний обитатель, но в здравом рассудке — как и вы.

— Это не так, — возразил я. — Мне кажется, я схожу с ума.

— Именно этого они и добиваются. Мне это известно, потому что меня не замечают, а я по долгу службы бываю здесь всюду во всякое время и многое слышу.

— Вы могли бы бежать?

— Бежать? Зачем? Вне этих стен у меня ничего нет. Мне придется просить подаяние на улицах.

— Как так? Вы давно здесь?

— Дольше всех остальных. Дольше даже самого доктора Алабастера, которому я достался от его предшественника. — С оттенком гордости он уточнил: — Я здесь уже свыше двадцати пяти лет.

— Неужели такое возможно?

— О, это довольно обычная история. Сейчас нет времени ее рассказывать, хотя мы пока и в безопасности: ночной сторож все еще в кухне. Мы услышим его шаги, и я успею уйти. Что до того, как я сюда попал, то достаточно сказать одно: мне не посчастливилось оказаться законным наследником большого имения.

— Это может быть несчастьем?

— Да, в случае моего отсутствия право наследования переходило к моему брату и моей сестре, они не погнушались изыскать к этому средства и отстранить меня от дела. Нашелся и медик, за взятку готовый на лжесвидетельство. Как видите, мой случай весьма походит на ваш, на случай вашего отца и еще многих других. Однако времени у нас в обрез. Слушайте меня внимательно. Как я уже сказал, мне удалось подслушать разговор о вас — и узнал, что жизнь ваша под угрозой. Сколь долго смогу — буду приносить вам еду. Но нам нужно постараться вас отсюда вызволить.

— Но с какой стати вам подвергать себя опасности?

Я гадал про себя, не подослан ли этот человек доктором Алабастером с целью втереться ко мне в доверие, и хотя внешность его заставляла в этом усомниться, я не решался на кого-либо полагаться.

— Неужели у меня должна быть для этого причина? Но если вы в таковой нуждаетесь, отнесите ее на счет моей любви к вашему отцу. — Мистер Ноллот многозначительно добавил: — Я слышал, что вы с ним виделись.

Я хотел это подтвердить, но слова застряли у меня в глотке.

— Прошу прощения, — продолжал мистер Ноллот. — Но уверяю вас, что он не всегда был таким, как сейчас.

— То есть?

— По прибытии сюда он полностью владел всеми своими способностями.

— Он был в здравом уме? — чуть не выкрикнул я.

— Совершенно, — кивнул мистер Ноллот.

У меня от сердца отлегло, когда я это услышал. Однако тут же до меня дошло значение сказанного: если он не был сумасшедшим, убивая дедушку, то, следовательно, совершил убийство. Однако если мистер Эскрит не кривил душой, уверяя матушку, что ее супруг не страдал психическим расстройством, были ли столь же правдивыми его слова о ссоре как розыгрыше? И если так, то, выходит, Питер Клоудир в самом деле невиновен?

— Да, он был в здравом уме, — медленно проговорил мистер Ноллот. — Но душевный недуг его мучил.

Он умолк, и я поспешил вставить:

— Говорите смелее. Я знаю — знаю уже не первый месяц, что моего дедушку убил… — Голос мой пресекся.

— Ваш отец? — вскричал мистер Ноллот. — Вы так думаете? Позвольте же мне снять это бремя хотя бы с ваших плеч. Ваш отец нимало не замешан в этом чудовищном злодеянии.

Я никак не отозвался на эту фразу, поскольку в голове у меня мелькнула новая мысль: быть может, этот пожилой джентльмен и не agent provocateur, [2] подосланный доктором Алабастером, а просто-напросто безумец, преисполненный лучших намерений?

Впрочем, следующие слова мистера Ноллота несколько развеяли мои подозрения:

— Чувствую по вашему молчанию, что вы мне не верите. Да и с какой стати? Вот если бы у меня достало времени, чтобы все вам объяснить. Я уже сказал, что вашего отца вовсе не следовало сюда водворять. И этого не случилось бы — не заяви его отец и брат о невменяемости подозреваемого с целью обелить его перед большим жюри, дабы присяжные не постановили предать его суду. Но, разумеется, это была уловка, юридический трюк.

— Да, — согласился я, — но этим предполагалось спасти отца от… от последствий признания его виновным.

— Нет, — возразил мистер Ноллот с невеселой усмешкой. — Намерение состояло не в том, чтобы спасти его от виселицы, но в том, чтобы передать его под опеку отца, а затем заботам доктора Алабастера — участь, вероятно, похуже казни. Ручаюсь, что, дойди дело до суда, вашего отца никогда не признали бы виновным. Улики против него были крайне ничтожными, и судья соответственным образом наставил бы присяжных. Верьте мне: я это говорю как юрист.