Квинканкс. Том 2 - Паллисер Чарльз. Страница 70

Когда мы вошли, он чистил пару башмаков, но при виде нас бросил свое занятие, снял фартук и игриво попытался схватить девушку, которая отскочила в сторону, но не так быстро и не так далеко, чтобы он не успел приобнять ее и чмокнуть в губы.

Нелли вырвалась из объятий и воскликнула:

— Ах, мистер Боб! Да что вы себе позволяете! Я просто привела мальчика, о котором вам вчера говорила его тетушка.

— Поди сюда, прелестница, — сказал Боб, снова делая попытку схватить девушку.

Однако она с хихиканьем убежала прочь, и мужчина повернулся ко мне, невнятно пробормотав несколько слов. Он был выше среднего роста и довольно привлекателен внешне, хотя лицо его имело несколько желчное и раздраженное выражение и в целом он производил впечатление человека, по жизни жестоко разочарованного и потому затаившего злобу на весь мир. Сейчас он пристально смотрел на меня холодными голубыми глазами, но взглядом таким странным, что казалось, будто он смотрит в точку пространства, находящуюся в ярде передо мной.

— Чем ты занимался раньше? — спросил он, скептически оглядывая меня с головы до ног.

— Я привычен к тяжелой работе, мистер Боб, — ответил я. — С пяти лет я гонял ворон, а потом стал помогать отцу ухаживать за скотом, заготавливать корма, прореживать турнепс и брюкву, веять зерно, расчищать участок от камней и все такое прочее. Я уже выполнял почти всю мужскую работу по хозяйству к тому времени, когда он помер и моя мать отказалась от аренды.

Выданный мной набор деревенских словечек, ясное дело, ничего не сказал Бобу, но главное он уловил.

— Фермерский труд, да? В таком случае ты должен быть сильным и выносливым, хотя с виду силачом не кажешься, даром что крупнее предыдущего мальчишки. Он был ливрейным слугой, но ты слишком длинный, ливрея на тебя не налезет. Значит, ливреи ты не получишь, так что и не клянчи. Я буду выдавать тебе новую одежку два раза в год. Ну, не новую, понятно, но вполне добротную. А не станешь беречь ее, как положено, — узнаешь, какая тяжелая у меня рука.

Со смешанным чувством я мысленно отметил, что угрозы Боба облечены скорее в форму будущего времени, нежели условного наклонения.

— Теперь ты работаешь на меня, ясно? Если Гарри или Роджер, или любой другой лакей велит тебе сделать что-то, ты отвечаешь, что не ихнее это дело тебе приказывать. Все понятно?

Я кивнул.

— Но если мистер Такаберри или мистер Ассиндер отдает тебе какое-то распоряжение, ты выполняешь его беспрекословно, как если бы оно поступило от меня.

Я снова кивнул, а потом спросил:

— А какое мне положено жалованье?

Боб удивленно взглянул на меня, а потом недобро рассмеялся.

— Да ты малый не промах. За битье баклуш денег не платят. Коли впряжешься в работу и будешь стараться, я буду подбрасывать тебе что-нибудь от случая к случаю. Может, со временем начну отдавать тебе долю из своего жалованья. В общем, посмотрим. Вот и все.

Внезапно он кинул мне тряпку, черную и липкую.

— Для начала займись вот этим — посмотрим, как ты справишься.

Он указал на кучу обуви и горшок с ваксой — и я стал у буфета и принялся со всем усердием чистить башмаки и туфли.

Боб повесил фартук на гвоздь с внутренней стороны двери, надел куртку, уселся на низкий стул подле меня и удобно положил ноги на выдвижную доску рядом с моим локтем.

— Теперь слушай внимательно, — начал он. — Когда ты в первый раз делаешь что-нибудь неправильно или вовсе не делаешь, что я велел, ты получаешь по уху. В следующий раз ты получаешь хорошую взбучку. А на третий раз вылетаешь с места, и я ручаюсь, ты уберешься отсюда, размазывая сопли по щекам, поскольку будешь весь в синяках, которые тебе наставит на добрую память дядюшка Боб.

Из поместительного кармана куртки он вытащил кисет и короткую трубку и принялся задумчиво набивать последнюю табаком.

— Запомни: я «мистер Боб». Не «Боб». И когда ты разговариваешь с другими слугами, я по-прежнему «мистер Боб».

Внезапно одна его нога резко дернулась в сторону и двинула меня под ребра.

— Все ясно?

— Да, мистер Боб, — задыхаясь, проговорил я.

— Надо, чтоб ты с самого начала понял свое положение. Ты никогда раньше не работал в услужении, но это неважно, поскольку тебе не придется делать ничего, кроме того, что я скажу. Твое место здесь, под лестницей, и ты никогда не поднимаешься наверх без моего разрешения. Ты поднимаешься только вместе со мной, когда я прибираюсь в комнатах по утрам и гашу светильники и свечи на ночь. Коли тебя застукают наверху, когда у тебя нет там никаких дел — а я сильно сомневаюсь, что ты когда-нибудь получишь право находиться там без меня, — отправишься прямиком в каталажку. Вот и все.

— Каковы остальные правила?

Он подался вперед, словно собираясь встать.

— Что ты сказал?

— Каковы остальные правила, мистер Боб? — торопливо повторил я.

Он снова откинулся на спинку.

— Так-то лучше. Со временем узнаешь. Покамест тебе нужно запомнить только одно правило. И оно гласит: «Делай, что мистер Боб приказы…»

Тут он осекся на полуслове, ибо в комнатушку вошел тучный мужчина средних лет, с хмурым лицом и красными сеточками прожилок на щеках, изобличавшими в нем любителя бренди. Он был в зеленом сюртуке, белых панталонах, клетчатом желто-черном жилете и тонком белом шарфе.

Боб вскочил на ноги и поспешно засунул в карман трубку, которую все еще держал в сложенной чашечкой ладони.

— Ты чистишь обувь, Эдвард? — осведомился мужчина.

— Да, мистер Такаберри. То есть новый мальчишка чистит.

— Не отвлекайся от дела, — рявкнул мне мистер Такаберри, когда я обернулся взглянуть на него, продолжая усердно орудовать тряпкой. — Вчера вечером в стеклянном голубом графине оставалось полпинты хереса — и мне хотелось бы знать, куда он делся.

— О нет, мистер Такаберри, при всем уважении к вам там оставалось на два пальца, не больше.

— Я не намерен спорить с тобой, Эдвард. Я просто хочу предупредить тебя в последний раз…

— Прошу прощения, мистер Такаберри, — почтительно прервал его Боб. — Позвольте мне отослать мальчишку.

Мужчина кивнул, и Боб повернулся ко мне.

— Дик, ступай в судомойню, помоги Бесси чистить кастрюли.

Застигнутый врасплох, я не сразу двинулся с места.

— Он что, слабоумный?

— Простите меня, мистер Такаберри, — извиняющимся тоном сказал Боб, а потом отвесил мне крепкую затрещину и гаркнул: — Оглох, что ли?

Я, пошатываясь, вышел в коридор и, пройдя по нему немного дальше, оказался в темном смрадном подвале, который, очевидно, и являлся судомойней. Кроме запаха сырости и вони сальных свечей, в нос мне ударил еще какой-то едкий запах. Теперь я разглядел в углу маленькое сгорбленное существо, которое стояло у раковины и драило огромный медный котел.

— Вы Бесси? — спросил я. — Я новый подручный мистера Боба.

Не глядя на меня, она кивком указала на груду громадных кастрюль, высившуюся рядом с раковиной. Теперь я увидел, что она примерно моего возраста, но тело у нее скособоченное, а лицо такое худое, что она походит на древнюю старуху. Высоким пронзительным голосом она сказала:

— Второй стол. Живо.

— Я Джонни, — представился я, беря кастрюлю. — Это мое настоящее имя, хотя здесь меня кличут Диком.

Девушка не произнесла ни слова, даже головы не повернула. Я смотрел, как она натирает смесью тонкого песка и каустической соды (которая и являлась источником едкого запаха) внутренние стенки каждой кастрюли, а потом драит жесткой щеткой. Я увидел, что руки у нее красные, с потрескавшейся — местами до крови — кожей и покрыты волдырями.

Взявшись за дело, я обнаружил, что сода больно обжигает руки. Я был далеко не так проворен и ловок, как девушка, но хотя она трудилась усердно и без передышек, нам потребовалось почти три часа непрерывной работы, чтобы отчистить котлы и кастрюли, отскоблить со сковород остатки подгорелой пищи, а потом до зеркального блеска натереть все песком и лимоном, используя соду для самых грязных.