Десять тысяч стилей. Книга одиннадцатая (СИ) - Головань Илья. Страница 17

На следующий день Хироюки принес стопку книг про искусство каллиграфии и язык Востока. Стоило подготовиться получше. Может, саму суть искусства Ливий и ухватил, зато в местных иероглифах разбирался не так хорошо, как прожженные чиновники.

Комнату Хироюки снял хорошую. Выбор пал на постоялый двор «Рыжий Дракон» не просто так: здесь часто останавливались сильные идущие. Поэтому и комнаты были специфические – с укрепленными стенами и звукоизоляцией. До полноценного тренировочного зала, конечно, не дотягивало, но Ливия вполне устроило.

Сам Хироюки уходил на целый день, а возвращался только вечером. В Сибу Баолэе у него было много дел, о которых самурай не распространялся. Ливия это не волновало. Он тратил все время на тренировки.

Монах-Император. Одна из самых быстрых и мощных техник Волка, которую можно тренировать лишь в реальности. Все из-за Образа Монаха-Воителя, который лежит в основе техники. Сам по себе Образ – оболочка, защищающая и усиливающая тело. Накапливать его нужно годами. Делать это в Божественной медитации нет смысла – оболочка яри не перенесется в реальный мир.

Поэтому целыми днями Ливий бил, сдерживая силу. Не хотелось разнести постоялый двор, поэтому Волк медленно усиливал сам Образ, ведь Императорский Удар – вторая составляющая техники – и так был на высшем уровне.

Тренировка проносилась быстро. Ливий бил одним кулаком, затем другим. И так с утра и до позднего вечера, когда возвращался самурай. Волку хотелось попробовать многое другое. Хотелось разобраться с Сатурном, поразмыслить над Гектой, но сейчас он был в городе – не стоило рисковать. Зато положив на развитие Монаха-Императора целую неделю, Ливий стал куда уверенней в этой технике, ведь скорость удара вновь выросла.

«Немного. Но уже неплохо. Рано или поздно я подойду к пределу Образа. Я развиваю в нем всего один удар, там, где другой человек потратит на Образ Монаха-Воителя десять лет, мне будет достаточно полугода», – думал Волк под конец последнего дня.

В Божественной медитации Ливий показал стили Мирной Руки и Черного Журавля Искандеру. Завоеватель Запада лишь хмыкнул – таких бесполезностей и в Централе было пруд пруди.

– Давай лучше сразимся, – сказал Искандер.

После того, как приходил Хироюки, Ливий продолжал тренировку уже в Божественной медитации. Там он раз за разом сражался с Искандером, отрабатывая свой собственный стиль – Стиль Пятиконечной Звезды.

Никто не стал бы устраивать аукцион в первой половине дня. Лишь к вечеру Ливий и Хироюки направились в огромное здание в форме полусферы, куда уже стекалась местная интеллигенция, разбирающаяся в каллиграфии, ну или хотя бы считающая, что она в ней разбирается.

Самурая пропустили без вопросов. Ливия уже хотели воротить назад, когда неожиданно обнаружили в списках.

– Вас вызовут заранее, – коротко сказала работница.

Искусство каллиграфии оказалось на редкость популярным. Зрительские места были под завязку забиты, Хироюки и Ливию удалось с трудом найти парочку.

– Время есть. Думаю, тебя вызовут в последней трети.

Самурай не прогадал. Он не раз бывал на таких мероприятиях и знал, как здесь все устроено.

Сначала вызывали несколько начинающих звезд каллиграфии. Потом – каллиграфов помаститее. В конце выпускали настоящего мастера, чья работа уходила за огромные деньги, после чего объявляли перерыв.

– И как тебе? – спросил Хироюки после первого «раунда» торгов.

– Твоя «нагината» была лучше последней работы.

Ливий не льстил. Мастер был знаменитым, его «колесница» ушла за пять сотен монет, вот только работа казалась какой-то…слишком официальной. Будто этот каллиграф не в первый раз делал такие работы, создавая очередной шедевр по механической памяти, а не через раскрытие чувств.

Малоопытные мастера писали целые фразы. Особый смысл самих фраз повышал ценность работы. Опытные же каллиграфы предпочитали лаконичность.

Во второй трети аукциона Ливия не вызвали. Интересных работ появилось куда больше. Даже новички-каллиграфы показывали высокий уровень – они даже не успевали далеко уйти после выступления, ведь к ним сразу подходили представители из больших кланов.

Выступление мастера впечатлило даже Ливия. Долговязый мужчина выглядел нервно, его руки дергались, а взгляд резко бегал из стороны в сторону. Но стоило мужчине взять кисть, как тело расслабилось – художник полностью сосредоточился на холсте.

«Утреннее подаяние». Два иероглифа заставили Ливия замереть. Замер и Хироюки, ведь работа была просто восхитительной. От нее исходило чувство благости, утро, как начало дня и цикла, переплеталось с подаянием, актом щедрости.

– Он стал даже лучше, – улыбнулся самурай.

– Знакомы?

– Тушевый Человек. Известный мастер каллиграфии, приходилось встречаться.

Ливий кивнул. Пока это было лучшее, что он видел за день.

В перерыве подошла работница и сказала, что Ливию скоро на сцену. Зрители скучающе сидели, им надоело смотреть на нелепый «разогрев». Некоторые даже пока не вернулись на свои места.

Одни каллиграфы нервничали. Другие были безмерно счастливы, что им разрешили здесь выступить. Но Ливию ясно было одно: в начале последней трети аукциона выпускают самых слабых.

«А ведь это мне на руку! – подумал Волк. – Да и хорошо, что сцена – далеко от зрительских мест. Среди зрителей есть сильные идущие. Я стал лучше в Воле Пустоты, но на сцене будет тяжелее ее поддерживать».

– Выходите.

Ливий был третьим. Спокойно выйдя на сцену и посмотрев на скучающие лица зрителей, Волк начал спокойно растирать тушь.

– Госпожа Яо! Это тот самый чиновник!

– Вижу, – со злорадством произнесла внучка патриарха клана Яо. – Какая наглость с его стороны. Дай знать зрителям, что его работа не стоит и монеты.

На выбор предлагали три размера холстов. Ливий выбрал самый большой, на котором обычно оставляли предложения из иероглифов.

Но Волк хотел оставить на холсте всего один символ.

«Что нарисовать?», – думал Ливий, пока сидел на зрительском месте. Воля подходила лучше всего. Ветер? Уже было. Пустота? Тело? Не то. Подавление – уж точно не подойдет. Поэтому Ливий вновь посмотрел на ветер…И решил, что можно развить идею.

Шторм. Ливию приходилось видеть морские штормы. Он даже попал в один, когда работал на корабле. Для того, чтобы написать такой мощный иероглиф, требовалось хорошо понимать ветер и море. С первым проблем не было. Со вторым, в принципе, тоже. Ливий владел Фрито, руной воды. Да и значительный кусок своей жизни прожил около моря.

Поэтому, окунув кисть в подготовленную тушь, Ливий начал творить.

Одним движением он оставил след через весь холст. Зрители заинтересовались. Холст был большим, полтора метра в ширину и высоту, а единственный иероглиф занимал все пространство. Если ветер стремился вырваться с листа бумаги, то шторм пытался уничтожить холст, чтобы оказаться снаружи.

С каждым движением кисти сила иероглифа росла. Опытные ценители каллиграфии чувствовали мощь, хотя работу пока даже не окончили. Шторм становился сильнее, захватывая внимание каждого зрителя.

Наконец, Ливий закончил. Аукцион погрузился в молчание.

Работа была великолепна. Но перед ними был всего лишь чиновник девятнадцатого ранга, еще и безродный. А помощники семьи Яо быстро дали понять, что не стоит покупать работу этого человека. Ссориться с великим кланом никто не хотел.

Казалось, что никто не готов дать за работу Ливия и монеты. Но неожиданно поднялась табличка, и один из зрителей громко произнес:

– Сто пятьдесят монет.

Цена повергла людей в шок. За работу чиновника девятнадцатого ранга? Зачем?

Еще больше люди удивились, когда присмотрелись к человеку. Цену в сто пятьдесят монет озвучил Небесный Ценитель Прекрасного – один из знаменитейших мастеров каллиграфии в Империи Красного Солнца. До этого Небесный Ценитель Прекрасного молчал, и лишь за работу Ли Волка решил выложить деньги.