Камбер Кулдский - Куртц Кэтрин Ирен. Страница 49

— Открой свой разум для меня и позволь мне проникнуть в него. Я обещаю тебе дать всю информацию, как только мы будем на месте.

— Но я все равно не буду знать, где мы окажемся, — фыркнул Энском с ехидцей. Он сложил руки на груди и выпрямился. — Я все понимаю, но хочу напомнить, что я вижу тебя насквозь, Камбер Мак-Рори, — сказал он, закрывая глаза. — Пусть будет так, мой друг.

Камбер хмыкнул и положил руки на виски архиепископа.

— Откройся для меня. И они исчезли…

Энском открыл глаза и в изумлении повернулся к Камберу.

— Это же несерьезно, — прошептал он. — Наследник Халдейнов здесь? Это его вы похитили из монастыря святого Фоеллана? Камбер, ты сошел с ума! Вы обречены!

— Нас поддерживают очень многие, — спокойно сказал Камбер. — И даже наш Халдейн уже начал верить в возможность и необходимость победы. К несчастью, его моральные принципы все время находятся в противоречии с его династическим долгом. Ваша помощь будет именно тем, что поможет ему решиться на последний шаг.

— Ты хочешь, чтобы я благословил его?

— Я хочу, чтобы ты подтвердил законность его происхождения и объявил его законным принцем Гвиннеда. Кроме того, его нужно обвенчать с моей воспитанницей. Ты сделаешь это?

— То, что ты просишь…

— Я знаю, что прошу. Если твоя совесть не позволяет тебе сделать это, я отпущу тебя, как и обещал. Мы сделаем все с отцом Келленом.

— Элистер Келлен! Генерал-викарий Ордена святого Михаила! Он здесь?!

Камбер кивнул.

— Он был с нами с самого начала. Но первым, кто нащупал след к принцу, был Райс Турин. Келлен может сделать все, о чем я прошу, но это будет менее весомо.

Энском выпрямился во весь рост и с негодованием взглянул на Камбера.

— Я запрещаю Элистеру Келлену делать это. И если это должно быть сделано, то это сделаю я.

— Ты сделаешь? — спросил Камбер, скрывая усмешку.

Он понял, что уловка удалась, и он поймал своего высокопоставленного друга в западню тщеславия и ревности.

— Это имеет право сделать только архиепископ Валорета, — величественно провозгласил Энском. — Удостоверять законность короля, производить венчание и коронование королей Гвиннеда — это моя священная обязанность. Если последнее пока сделать нельзя, то сегодня я выполню две первые свои обязанности.

— Хорошо, — просто сказал Камбер. Он отвернулся, чтобы архиепископ не видел торжествующей улыбки на его лице.

— Теперь пойдем, я представлю тебя нашему принцу.

А жених в это время очень не хотел идти под венец.

— Отец Джорем, я умоляю вас, не надо заставлять меня. Я не могу жениться. Я нарушу все свои обеты и буду проклят навеки.

Джорем, уже частично одетый, чтобы служить на венчании, сложил руки и молил Бога, чтобы тот послал ему терпение.

— Ваше Величество, поверьте, я понимаю ваши колебания.

— Мои колебания?

Синхил покачал головой и начал быстро ходить по комнате. Его сверкающий серебром свадебный наряд развевался при его порывистых колебаниях.

— Нет, не колебания, а отказ, Вы обещаете, что отец Келлен освободит меня от всех обетов, но я давал обет не ему, а главному викарию моего Ордена и Богу. Даже сам архиепископ…

— Пусть архиепископ говорит сам за себя, — сказал Камбер, входя в комнату.

С ним вошел человек, которого Синхил никогда раньше не видел.

— Я хочу представить его милость архиепископа Валорета Энскома Тревасского. Ваша милость, Его Королевское Величество принц Синхил Донал Ифор Халдейн.

Синхил при этих словах вздрогнул, повернулся и с изумлением уставился на худого человека в пурпурной сутане, стоявшего рядом с Камбером.

Человек, которого Камбер представил как архиепископа Энскома, ласково смотрел на принца. Он поклонился Синхилу, прежде чем протянул ему перстень для поцелуя.

Вся решительность Синхила испарилась, он рухнул на колени и, со всхлипыванием схватив руку Энскома, прижал ее к губам. Он распростерся у ног архиепископа.

— Помогите мне, умоляю, ваша милость! — бормотал он. — Я не могу сделать этого! Они настаивают, чтобы я нарушил свои обеты и вернулся в мир. Я боюсь, отец! Я не знаю их мира!

Энском с состраданием положил руку на голову Синхила и знаком приказал остальным оставить их одних.

— Я понимаю ваши страхи, сын мой, — прошептал он, когда все ушли, — и скорблю вместе с вами, что вам приходится пить эту чашу страданий. Но мы живем в трудные времена, и каждый из нас обязан приносить жертву.

Синхил поднял голову, в его глазах стояли слезы.

— Вы говорите, чтобы я подчинился им, что я должен нарушить свои обеты, как они требуют, и принять корону, которую они предлагают?

— Иногда очень непросто идти тем путем, который предназначен нам, Синхил, — мягко сказал Энском. — Но тот, кто хочет идти по истинному пути, слушая голос Бога, должен понимать, что он не способен выполнить все, возложенное на него Богом. И поэтому он должен выбирать тот путь, на котором он может принести наибольшее благо Богу и его народу!

— Но я посвятил Ему всю свою жизнь! Я служил Ему больше двадцати лет и готов отдать всю оставшуюся жизнь!

— Я знаю, сын мой! — Энском кивнул. — Вы хорошо служили ему. Но теперь он требует от вас жертвы. Каждый из нас может делать что-то лучше других, и он хочет, чтобы вы сделали то, что можете сделать только вы. Ведь это не случайно, что в такие смутные времена он позволил спастись от смерти одному из Халдейнов и прожить ему в мире и безопасности до тех пор, пока не настало время выполнить возложенное на него.

Искра сомнения мелькнула в глазах Синхила, устремленных на худое лицо Энскома.

— Значит, вы утверждаете, что у меня нет выбора? Что моя судьба связана с тем, что задумал Камбер?

Энском покачал головой.

— Это задумал не Камбер, сын мой, Камбер просто услышал глас Господа. И он может выполнить Его волю, если вы поможете ему. Но если вы откажетесь, ответственность за гибель многих людей падет на вашу голову. Выбор в ваших руках, но вы должны учесть все обстоятельства.

— Ваша милость, как можете вы так поступать со мной? — прошептал Синхил. — Вы не лучше, чем они. Вы играете на моих чувствах, как хороший музыкант. Вы очень хорошо знаете, какие струны дергать. Это нехорошо.

— С вашей точки зрения — да, — согласился Энском. — Но мы просто люди, Синхил. Мы можем только слушать свой внутренний голос и помнить, что мы должны жить и делать то, что нам предначертано. Моя совесть чиста, сын мой, а ваша?

Синхил не мог на это ничего ответить. Откинувшись назад, он закрыл лицо руками и заплакал, Горькие слезы просачивались между пальцами. Он знал, что отказаться не имеет права.

Архиепископ, проницательный судья человеческих судеб, опустился возле него на колени, обнял его за плечи и прижал к себе, давая возможность, выплакаться.

Потом они вместе молились.

За полчаса до полуночи на галерее сидели две женщины, по очереди заглядывавшие в церковь. Они ждали момента, когда им можно будет войти. В церкви собрались все обитатели убежища: семейство Мак-Рори, священники, рыцари-михайлинцы.

Вся церковь была освещена громадным количеством свечей. Факелы, закрепленные на стенах, бросали веселые отблески на колонны, на сводчатые потолки, окрашенные золотом, на алтарь. У алтарных ступенек расстилался роскошный ковер. Все было подготовлено к грандиозному празднику.

В ожидании первой рождественской мессы алтарь был украшен хвойными ветками и самыми лучшими драгоценностями, какие только нашлись в кладовых. Однако, казалось, сам воздух был пропитан какой-то неуверенностью, тревогой. Все ждали появления короля. Но по крайней мере невеста была уже здесь, и это еще больше сгущало напряжение.

Меган де Камерон, воспитанница графа Кулдского, а в недалеком будущем принцесса Гвиннеда, немного оправилась от первой встречи со своим женихом, но усталость и напряжение уже наложили на нее свой отпечаток.

От возбуждения она не могла ничего есть с самого момента прибытия сюда в полдень. Ивейн старалась успокоить девушку, но все ее заверения, что все будет хорошо, все ее утешительные слова были гласом вопиющего в пустыне. Однако Ивейн понимала, что Меган должна была бы нервничать даже в том случае, если бы обстановка не была такой тревожной.