Morbus Dei. Зарождение - Бауэр Маттиас. Страница 10
Иоганн знал девиц такого склада, непосредственных и с добрым сердцем, однако чувствовал, что сейчас в игру лучше не ввязываться. Он улыбнулся в ответ, словно не понял ее намека, и похлопал корову по шее.
Корова была красивая, черная с белыми пятнами. Софи с нежностью погладила ее по спине.
– Это Штанцерль, моя любимица. Она больше всех дает молока.
– И не только молока.
Иоганн принялся сгребать навоз лопатой и накладывать в тележку. Когда тележка заполнилась, он выкатил ее наружу и вывалил в большую кучу за хлевом.
Уже после первого захода лоб Иоганна покрылся холодным потом. И с каждой новой ходкой он чувствовал нарастающую слабость.
Каррер не станет держать слабого работника. Соберись!
Когда Лист вывалил третью тележку, в боку снова закололо. Он сделал глубокий вдох и постарался не думать о боли.
Не получалось.
Альбин забрал у него лопату.
– Накорми свиней, а потом передохни. Скоро завтрак.
Иоганн с благодарностью кивнул.
– Ну как, есть от него толк?
Якоб Каррер сидел во главе массивного стола, точно под распятием в углу. Альбин с Иоганном тоже сели.
– Работать умеет. Один выгреб весь навоз, – похвалил его Альбин.
Лист был благодарен ему за эту ложь. На самом деле Альбин и Софи почти всю работу проделали без него – он был еще слишком слаб.
– Ну, значит, на сегодня свой кусок ты заслужил, кузнец, – последнее слово в устах Каррера прозвучало почти как оскорбление.
Иоганн посмотрел хозяину в глаза, но говорить ничего не стал. Вместо этого обвел взглядом комнату и большую печь с лежанкой. Потолок был украшен искусной росписью на религиозные мотивы. Цвета с течением времени потускнели, но рисунок по-прежнему был различим. Судя по насыщенности красок, сначала был расписан угол над распятием, и с каждым годом что-то добавлялось, пока узор полностью не покрыл потолок. Иоганн различил несколько надписей, нанесенных поверх рисунка, – вероятно, выдержки из Библии.
– Красивая роспись. Ваша работа? – спросил он Якоба.
– Отца, – в пренебрежительном тоне ответил крестьянин.
Позади них отворилась дверь.
В комнату вошла Софи, внесла большой глиняный горшок, поставила его на стол, где уже стояли несколько деревянных мисок, и села. Следом за ней появилась юная девушка с караваем румяного хлеба в руках.
– Садись уже, Элизабет, сколько можно ждать! – прикрикнул на нее Каррер.
Иоганн уставился на девушку.
Элизабет.
Он разыскал своего ангела.
Элизабет поспешно села рядом с Софи.
– Радуйся, Мария… – начал Каррер, и остальные присоединились вполголоса.
– Благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего Иисус…
Иоганн украдкой поглядывал на Элизабет, погруженную в молитву. Густые темные волосы, голубые глаза, бледное лицо в веснушках, стройная фигура.
– Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных…
Но не только ее красота привлекала Иоганна. Элизабет излучала решимость, какую сложно было заподозрить в дочери такого строгого человека.
– …ныне и в час смерти нашей. Аминь.
Кто-то кашлянул и вывел Иоганна из задумчивости. Каррер уперся в него взглядом.
– Закончил, кузнец?
Тот поспешно пробормотал аминь.
Каррер вновь опустил голову.
– Святая Матерь Божья, обереги нас от бедствий и защити нас от них. Аминь.
Иоганн вместе с остальными произнес аминь. Последняя часть молитвы была ему совершенно незнакома. Так или иначе, к «Аве Марии» она не относилась.
Элизабет стала разливать по мискам густой суп и передавать по столу – сначала, конечно же, отцу, как того требовал обычай. Каррер зачерпнул ложку супа и отправил в рот. Только потом остальные принялись за еду.
После завтрака Каррер громко рыгнул, откинулся на спинку и лениво поглядел на Иоганна.
– Понравилось?
– Да, благодарю, – ответил тот и помедлил. – И за то, что взяли меня к себе.
Якоб покровительственно отмахнулся.
– Не бросать же тебя замерзать. Что поделать, голодным ртом больше… Но весной пойдешь своей дорогой.
– Вы очень великодушны, – равнодушно проговорил Иоганн.
Каррер посмотрел на него с недоверием, как будто не знал, как расценить слова пришлеца. Затем повернулся к Альбину.
– Потом заколотите амбар.
Работник посмотрел на него с удивлением.
– Что, опять? Но…
Каррер гневно ударил ладонью по столу.
– Закрой рот и делай, что говорят!
Альбин поспешно закивал, бросил взгляд на Иоганна и поднялся.
– Тогда мы лучше сейчас и пойдем.
Он перекрестился. Лист последовал его примеру, и они скрылись за дверью.
Элизабет и Софи убрали со стола и тоже вышли.
Якоб остался один. Он набил трубку и зажег от тлеющей щепки из очага. Потом поднялся и посмотрел из маленького окошка на задний двор, увидел сквозь зеленоватое стекло искаженные контуры Альбина и Иоганна, как они шагают к амбару.
Может, старуха Зальцмюллер была права… Может, не следовало проявлять к дочери снисходительность и принимать этого кузнеца… Конечно, выгоды от него больше, чем убытков. Но и хлопот он доставил немало…
Якоб глубоко затянулся, едкий дым полностью окутал его лицо.
Однако еще не поздно исправить ошибку. Конечно, придется все делать самому, но ему не привыкать…
Каррер перекрестился и вышел из комнаты.
X
На снег перед амбаром высыпалась уже целая горка ценного содержимого. Сверху в обшивке зияла дыра, и по краям были заметны глубокие следы от когтей. Альбин примерился, потом взял доску и принялся обтесывать топором.
– Непохоже, что ее выдавило изнутри. Скорее кто-то выломал руками, – проговорил Иоганн, осмотрев отверстие. – Зверь вряд ли позарится на зерно.
– Верно, – отозвался Альбин.
Он поднял обтесанную доску и приложил к отверстию. Она подошла почти идеально.
– Придержи-ка.
Иоганн держал доску, и Альбин обухом топора приколотил ее к стенке. Зерно перестало сыпаться.
– Хорошо бы тебе сделать пару железных скоб… Прибьем их, и никто сюда больше не залезет.
– Откуда тут взялась дыра? – не унимался Иоганн.
– Надо собрать просыпанное зерно.
Больше Альбин ничего не добавил.
Когда они возвращались к дому, Лист заметил чью-то фигуру в окне второго этажа. Он остановился и попытался разглядеть, кто это. В следующее мгновение фигура скрылась.
Софи. Иоганн невольно усмехнулся. Он уж и забыл, когда в последний раз его вот так преследовала девушка.
Элизабет отпрянула от окна. Сердце колотилось в груди. Неужели он ее заметил? Что он теперь подумает? Если она его выходила, это еще ничего не значит. Все-таки она дочь крестьянина, а он – простой батрак…
Элизабет стиснула кулаки, поймав себя на этой мысли. Она никогда не придавала значения положению – во всяком случае, в душе́.
Но что ей теперь делать?
Господь укажет тебе путь.
«Господь или, по крайней мере, его наместник», – подумала Элизабет и поспешно вышла из комнаты.
В доме было тихо. Девушка осторожно спустилась по скрипучей лестнице, стараясь не привлекать к себе внимания отца. У него непременно найдется для нее задание – хотя бы по второму разу вымести комнаты.
На последней ступени она остановилась и заглянула за угол. Отец уснул в общей комнате, упершись локтями в подоконник. Время от времени он всхрапывал, и по его тучному телу разбегалась рябь.
В такие моменты его можно было принять за безобидного увальня.
Она накинула куртку и вышла из дома.
Элизабет была одна в церкви. Она стояла на коленях перед высокой, искусно расписанной статуей Девы Марии и молилась, перебирая четки, – одна из немногих вещиц, доставшихся ей от матери.